ОПАЛЕННЫЙ АДОМ (10)
sergey_v_fomin — 18.01.2022А. Блок. Фотография с паспорта. 1910-е годы.
Н.М. Минский. Портрет работы О.Э. Браза. Литография. 1900 г.
Николай Максимович Минский / Виленкин (1855–1937) – окончил юридический факультет Петербургского университета. Присяжный поверенный. В 1882 г. крестился. Один из основателей Религиозно-философского общества (1900) В 1905 г. совместно с Горьким возглавлял большевицкую газету «Новая жизнь». Эмигрировал за границу, став в в Париже одним из лидеров русского декадентства и символизма. В 1913 г., после амнистии, вернулся в Россию, но с началом Великой войны окончательно оставил Россию. В начале 1920-х жил в Берлине, затем переселился в Лондон, где был сотрудником советского полпредства. С 1927 г. жил в Париже, где и скончался.
Нина Ивановна Петровская (1879–1928).
«Нина Петровская, – вспоминал писатель-эмигрант Р. Гуль, – в Политехническом музее в упор из браунинга стреляла в Андрея Белого за то, что он “бежал от соблазна” ее “слишком земной” любви. К ее счастью (и к счастью Белого) браунинг дал осечку. А после разрыва с Белым Нина сошлась с самим “магом” декадентов, с занимавшимся “черной магией”, оккультизмом и всякой “дьявольщиной” Валерием Брюсовым (“Берем мы миги, их губя”). Оба пристрастились к морфию (“Где же мы – на страстном ложе / Иль на смертном колесе”).
Помню, как-то Нина Ивановна в неком подпитии рассказала, как они с Брюсовым были где-то за границей (в Париже, по-моему) и как “весь день, не выходя из номера гостиницы, он в одних подштанниках по номеру со шприцем бегал”. Но все имеет свой конец. И “миги” кончились (“Быть может, всё в жизни лишь средство / Для ярко-певучих стихов”). Брюсов довольно грубо бросил Нину, отослав из Москвы за границу. Нина оказалась “на смертном колесе”. Здесь она пыталась покончить самоубийством. Ходасевич говорит – она “выбросилась из окна” в Париже. Но Толстой рассказывал иначе, будто Нина Ивановна бросилась под автомобиль в Мюнхене. Как бы там ни было, но попытка самоубийства сделала Н.И. калекой на всю жизнь: она осталась хромой.
Война застала ее в Риме в ужасающей нищете: просила милостыню, голодала, пила, а порой “доходила до очень глубоких степеней падения” (по Ходасевичу). […] …Она решилась на последнее: ехать в Париж в надежде, что ей поможет там глава Нансеновского комитета Василий Алексеевич Маклаков […] Дело в том, что в дни молодости Нины Ивановны Маклаков (великий женолюб) без памяти был в нее влюблен и, как мне говорили сведущие люди, готов был будто бы даже на ней жениться. Но Нина Ивановна, жившая среди декадентов и создававшая из своей жизни “трепетную поэму” и “творимую легенду”, блестящего Маклакова, тогда уже знаменитого адвоката, – отвергла. Он для нее был слишком “реален”. […] Знаю, что в Париже она сразу же пришла в “офис” Маклакова, но, увы, Василий Алексеевич был только “формален”, что-то посоветовал, куда-то направил и всё. […]
…В Париже, кроме нищеты, несчастную Ренату скоро постигло самое большое горе: умерла ее сестра-уродец Надя. Мне говорили близкие к Н.И. люди, что предела ее отчаянию не было. Когда сестра лежала в гробу, безумная Нина бросалась к ней, покрывая ее лицо и руки поцелуями, крича какие-то сумасшедшие слова: “Надя, ты помнишь минуты нашего наслаждения!.. Надя, не оставляй меня!..” В припадке отчаяния Нина Ивановна ковыряла иглой руку мертвой Нади и потом свою, хотела отравиться “трупным ядом”. Но из этого ничего не вышло. И, похоронив последнюю близкую ей на земле душу, Нина Ивановна покончила с собой, открыв газовые краны в своем убогом жилище» (Р. Гуль «Я унес Россию». Т. I. Нью-Йорк. 1981. С. 204-205, 208-209).
Таково было душеразглагающее ядовитое дыхание тех петербургских предреволюционных миазмов…
Продолжение следует.
|
</> |