Охота за "живым товаром" в средние века

В комментариях к статье о кочевниках, постоянно грабивших земледельцев, читатели поинтересовались: "А на Руси-то что грабить?".
Ты же, почтенный автор, сам не так давно приводил опись имущества не кого-нибудь, а князей русских – и те чуть позажиточнее сегодняшнего офисного сидельца жили. А уж у крестьян-то безпортошных чего брать было?

Ну как чего?
Их самих и брать.

***

Люди в условиях Средневековья, при тогдашней незаселенности планеты – огромное богатство.
Зачем тебе жалованные земли, если на них некого «посадить», если землю некому обрабатывать?
За людьми шла постоянная охота во всех странах мира, и именно люди, прежде всего – дети, и приманивали на Русь степных грабителей.

***

Как проистекала эта охота за живым товаром?
Достаточно буднично.
Каждый из участников брал с собой трех коней, доспехи и корм.
Если кочевник был слишком беден, чтобы иметь двух «заводных» коней – не беда.
«Средства производства» всегда можно было взять взаймы у состоятельных соплеменников и рассчитаться за аренду с добычи.

****

Как писал свидетель последнего набега крымских татар (на Подолье, в середине XVIII в.) барон де Тотт, арендатор обязывался «по контракту своим кредиторам в положенный срок заплатить за одежду, оружие и живых коней — живыми же, но не конями, а людьми.
И эти обязательства исполнялись в точности, как будто бы у них всегда на задворках имеются в запасе литовские пленники».
****
Очень показательно, что в своем презрении к «земляным червям» оружия в набег кочевники почти не брали, ограничиваясь саблей и не более чем двумя десятками стрел, но непременно в избытке запасались ремнями для пленных.
Тихо, скрадываясь как звери, пробирались к жилым местам, и, взяв полон, тут же оттягивались в родные степи.

***

А сама «технология» этого дела, похоже, была неизменной много веков.
Вот как описывает степные набеги в своем сочинении «О государстве русском» английский дипломат Джайлс Флетчер, бывший одним из первых английских послов в Москве:
«Главную добычу, которой татары домогаются во всех войнах своих, составляет большое количество пленных,
особенно мальчиков и девочек,
коих они продают туркам и другим соседям.
С этой целью они берут с собой большие корзины, похожие на хлебные,
для того, чтобы осторожно возить с собой взятых в плен детей;
но если кто из них ослабеет или занеможет на дороге, то ударяют его оземь или об дерево и мертвого бросают».
Это XI век.

****

А вот середина XVIII-го, тот же самый барон де Тотт:
«Пять или шесть рабов разного возраста, штук 60 баранов и с 20 волов — обычная добыча одного человека — его мало стесняет.
Головки детей выглядывают из мешка, подвешенного к луке седла;
молодая девушка сидит впереди, поддерживаемая левой рукой всадника,
мать — на крупе лошади,
отец — на одной из запасных лошадей,
сын — на другой;
овцы и коровы — впереди,
и все это движется и не разбегается под бдительным взором пастыря».

***

Да, еще — если вы думаете, что «охотой за людьми» грешили только кочевники, то вы ошибаетесь.
В этом промысле в ту эпоху никто ничего худого не усматривал — занятие как занятие, ничем не хуже любого другого. Охотой за живым товаром не брезговал никто.

***

На «промышленную основу», кстати, этот промысел в нашем регионе поставили вовсе не татары, а «просвещенные европейцы».
Именно обосновавшиеся в Крыму генуэзцы обустроили там отлаженную систему добычи и сбыта пленных, и сделали принадлежащую им Кафу, сегодняшнюю Феодосию, одним из крупнейших мировых центров работорговли.

***

Именно оттуда славянские невольники потянулись поднимать рабским трудом итальянскую экономику,
и поток этот был столь обилен, что даже великий поэт-гуманист и зачинатель Возрождения Франческа Петрарка, не любивший гастарбайтеров, писал из Венеции архиепископу Генуи Гвидо Сетте очень раздраженное письмо:
«И вот непривычная, но уже нескончаемая вереница подневольного люда того и другого пола омрачает этот прекраснейший город скифскими чертами лица и беспорядочным разбродом, словно мутный поток чистейшую реку;
не будь они своим покупателям милее, чем мне,
не радуй они их глаз больше, чем мой,
не теснилось бы бесславное племя по здешним узким переулкам,
не печалило бы неприятными встречами приезжих, привыкших к лучшим картинам,
но в глубине своей Скифии вместе с худою и бледною
Нуждой среди каменистого поля, где ее (Нужду) поместил Назон, зубами и ногтями рвало бы скудные растения».
1367 год, между прочим, почти за столетие до возникновения Крымского ханства.

***

Да что там итальянцы?
Если вы думаете, что наши предки как-то стеснялись охотиться за живым товаром, то вы ошибаетесь.
Для чего, по вашему, предназначались все те «полоны», которые наши герои «взя» то тут, то там?
Тешить княжеское самолюбие количеством пленных?
Да вспомните хотя бы известный спор о межевой границе между молодыми Дмитрием Донским и Олегом Рязанским, случившийся незадолго до Куликовской битвы, и последующую битву при Скорнищеве.
Ту самую, где рязанцы, «полоумные и безумные людища, аки чудища», настолько уверились в победе, что не взяли оружия:
«в безумии своем начали говорить друг другу: не берите с собою доспехов и оружия,
а возьмите только ремни и веревки, чем было бы вязать робких и слабых москвичей».
Ничего не напоминает, нет?

***

И прекратился этот поток живого товара с территории нашей страны только в конце XIX-го (девятнадцатого!) века,
когда захват Российской империей среднеазиатских ханств освободил бывших астраханских мещан и каспийских рыбаков,
проданных в рабство в Хиву или Бухару захватившими их туркменами или казахами.

https://zen.yandex.ru/media/vad_nes/ohota-za-jivym-tovarom-na-rusi-5e00a53592414d00af6e48ee