Охота на ведьм в Голливуде

swamp_lynx — 24.09.2021 "В 1945 году Рузвельт умер, и произошел практически государственный переворот, началось уничтожение всего рузвельтовского наследия, за исключением одного — присутствия Америки в мире. Все кроме отказа от изоляционизма было вытоптано. Начинается Холодная война.
В 1946 появляются первые наброски черных списков (списки якобы коммунистов, из-за присутствия в которых людей увольняли и отказывались нанимать на работу, фактически лишая их любой возможности заработка. — Прим. ред.). В 1947 году — самое большое голливудское дело, «голливудская десятка» (расследование Комиссии против одиннадцати актеров, сценаристов и режиссеров, десять из которых на слушаниях отказались отвечать на вопрос о том, состояли ли они в компартии. За это им предъявили обвинения в неуважении к Конгрессу и приговорили к срокам от нескольких месяцев до года. — Прим. ред.). Начинается эмиграция: Орсон Уэллс бежит, Бертольд Брехт бежит. Дальше пауза, затишье — комиссия смотрит, как отреагирует Голливуд, а Голливуд ложится под комиссию. Продюсеры обещают «голливудской десятке» свою защиту, а на следующий день принимают декларацию о том, что сами очистят Голливуд от красных. Это тоже как бы мера защиты, чтобы не чужие очищали, а мы сами." Михаил Трофименков.

"Голливуд лег под комиссию, потому что студии от краха во время финансового кризиса спас Уолл-стрит: в каждую из великих студий, кто пережил кризис, вложился какой-то большой банк, корпорация. Пока был Рузвельт, финансовый капитал на него ориентировался, и Голливуд мог игнорировать комиссию. Когда произошел переворот, Уолл-стрит, естественно, переориентировался.

Голливуд подвергался шантажу. Угрожали, что будут бойкотироваться фильмы с участием красных и так далее. Когда появилось телевидение, туда перебежали многие красные, а телевидение живет за счет рекламы — и все эти патриоты, добровольцы-инициативники, призывали бойкотировать товары какой-нибудь фирмы, потому что фирма финансирует шоу, в котором ведущий 25 лет назад был замечен на первомайской демонстрации. Голливуд страховал себя от финансовых потерь и приносил в жертву все больше и больше людей.

— Каков был масштаб этих жертв?

— Учесть невозможно. Можно составить поименные списки известных людей, тех, кто был на виду: актеров, теле- и радиоведущих, стендап-комиков, сценаристов. Наберется две тысячи человек. Но ведь шли под нож и операторы, и ассистенты операторов, и звукооператоры, и рисовальщицы на анимационных студиях. Да кто угодно — стекольщики, плотники, такелажники, все они попадают в черные списки и вылетают из профессии. Речь идет о тысячах и тысячах людей, всех просто не учесть, маленькие солдаты киноиндустрии — кто их считал.

Многие попадали в тюрьмы, да. Из числа творческих людей мы знаем «голливудскую десятку», но их было больше. Скажем, Дэшил Хэммет сидел по делу Комитета помощи испанским беженцам, где он был секретарем, и он и другие активисты отказались предоставить властям списки тех, кто жертвовал на беженцев. Говард Фаст (американский писатель и журналист, автор романов «Гражданин Том Пэйн», «Иммигранты» и других. — Прим. ред.), в общем-то, главный американский исторический романист, тоже сел. В провинциях местные театральные труппы громили. Самоубийств было много.

Многие успели эмигрировать, появилась огромная американская иммиграция. Был великий негритянский романист, Ричард Райт, который то раскаивался в том, что был коммунистом, то опять проклинал Америку. Он жил во Франции и умер, как казалось, при странных обстоятельствах — и наступила паника среди американской эмиграции, что ФБР его достала.

У тех, кто попадал в черные списки и не успел свалить, отбирали паспорта заграничные. К писателю Полу Боулзу, который уехал в Марокко, пришли в Марокко, отобрали у него и жены паспорта и сказали: «Следующим самолетом в Америку».

— Эти процессы выходили за рамки творческой интеллигенции?

— Конечно. Чистились профсоюзы и общественные организации, все гражданское общество. Конечно, мы знаем про интеллигенцию, про шоу-бизнес, но, например, в 1950 году озаботились профсоюзом докеров, они были разгромлены, тоже тысячи людей уволили, тоже черные списки. Это была тотальная зачистка, это не касалось только интеллигенции.

— Были ли во власти люди, которые понимали, что происходит что-то неправильное, и пытались это остановить?

— Были попытки. Был [Генри] Уоллес (в годы президентства Рузвельта Уоллес был министром сельского хозяйства, позже вице-президентом. — Прим. ред.), который должен был стать преемником Рузвельта. Все знали, что он [в 1944 году повторно] станет вице-президентом [в паре с избиравшимся на четвертый президентский срок Рузвельтом], но в ходе невероятного партийного съезда [демократической партии, от которой выдвигался Рузвельт], где вырубали свет, теряли бюллетени, голосовали по второму разу, вдруг оказалось, что вице-президентом будет никому не известный и ничем не примечательный [Гарри] Трумэн (он после смерти Рузвельта в 1945 году стал президентом США. — Прим. ред.).

Уоллес создал свою партию, проиграл выборы в 1948 году, против него была колоссальная пропаганда, что он красный. Это была последняя попытка интеллигенции [выступить против репрессий] — поддержать Уоллеса.

Между 1947 и 1950 годами была все же некая пауза, ожидание этой репрессивной машины, чья возьмет. Но в 1948 году стало понятно, что никто не будет вступаться за преследуемых, что голливудские продюсеры не будут вступаться за голливудских красных, что Уоллес проиграет выборы. И с 1950 года начнется настоящая мясорубка.

— Насколько вообще те самые агенты советской разведки существовали?

— Конечно, существовали. Но не в тех кругах. Те, кто пали жертвами черных списков, были публичными — они высказывались, состояли в компартии или были профсоюзными активистами. Были те, кто показательно пошел под нож. Супруги Юлиус и Этель Розенберг, которые были казнены, буквально убиты [в 1953 году по обвинениям в шпионаже в пользу СССР]. Он никакой важной роли в советской разведдеятельности не играл, просто кого-то с кем-то познакомил. А она хотела во время войны работать на советскую разведку. Кто-то запросил у Москвы, что с ней делать, и Москва ответила: «Вы что, с ума сошли? Она профсоюзная активистка, в компартии состоит, она под колпаком в ФБР».

— Как вообще проходили эти судебные процессы против тех, кого подозревали в связях с коммунистами? Насколько политические суды отличались от криминальных, были ли какие-то возможности у стороны защиты?

— Это были показательные процессы, как и «Московские процессы» 1930-х годов (открытые суды над бывшими высокопоставленными членами компартии СССР, которые были впоследствии расстреляны или приговорены к длительным тюремным срокам. — Прим. ред.). В том смысле, что любой процесс над известной фигурой — показательный процесс. Незначительная доля была оправдана, но в основном получали тюремные сроки.

Людей сажали за то, что они пользовались Первой поправкой (право на свободу слова, вероисповедания, собраний и прессы. — Прим. ред.) к Конституции США — та самая «голливудская десятка». В какой-то момент было решено, что апелляция к Первой поправке на суде — это неуважение к правосудию. Верховный суд постановил, что Первая поправка не канает, — и все. Это тоже было шоком: выяснилось, что изменились правила игры.

Потом люди уже пользовались Пятой поправкой (право не свидетельствовать против себя. — Прим. ред.) — говорили, что не будут отвечать, потому что ответ может быть использован против них. Тут чемпионом был мой любимый Дэшил Хэммет. Обычно все говорят, как их зовут, а потом уже апеллируют к Пятой поправке. А Дэшил Хэммет на просьбу назвать имя говорил: «Я отказываюсь отвечать, потому что мой ответ может быть использован против меня». Гениальный был человек.

Людей сажали за то, что они пользовались Первой поправкой (право на свободу слова, вероисповедания, собраний и прессы. — Прим. ред.) к Конституции США — та самая «голливудская десятка». В какой-то момент было решено, что апелляция к Первой поправке на суде — это неуважение к правосудию. Верховный суд постановил, что Первая поправка не канает, — и все. Это тоже было шоком: выяснилось, что изменились правила игры.

Потом люди уже пользовались Пятой поправкой (право не свидетельствовать против себя. — Прим. ред.) — говорили, что не будут отвечать, потому что ответ может быть использован против них. Тут чемпионом был мой любимый Дэшил Хэммет. Обычно все говорят, как их зовут, а потом уже апеллируют к Пятой поправке. А Дэшил Хэммет на просьбу назвать имя говорил: «Я отказываюсь отвечать, потому что мой ответ может быть использован против меня». Гениальный был человек.

— Как все это воспринимало население из числа тех, кто не симпатизировал коммунистам? Они верили в реальность этой угрозы?

— Очень многое зависело от пропаганды, пропагандистских войн. От Голливуда, который сначала в основной своей массе яростно поддерживал республиканцев и запугивал красными. Потом часть Голливуда, увидев, что Рузвельт победил, переметнулась на его сторону и стала пропагандировать «новый курс» (социальная и экономическая программа Рузвельта, нацеленная на преодоление последствий Великой депрессии. — Прим. ред.), а коммунисты первые два года президентства Рузвельта называли его фашистом. А в 1935 году Коминтерн провозгласил курс на народный фронт (объединение коммунистов, которые до этого стремились к обособлению, со всеми, кто был заинтересован в борьбе с фашизмом. — Прим. ред.), и Рузвельт оказался лучшим союзником. Все очень менялось.

Как относился обыватель? Меня интриговала всегда знаменитая формула Оруэлла [появившаяся в антиутопии «1984»]: «Океания воюет с Евразией; следовательно, Океания всегда воевала с Евразией». Я думал всегда, какая реальная подоплека этой замечательной формулы, а потом понял: «Господи, как все просто». Он это пишет в 1947–1948 годах, когда происходит один из самых колоссальных успехов пропаганды в XX веке. Он имеет в виду не Советский Союз, он имеет в виду американскую пропаганду, потому что за два-три года прошедшие после окончания Второй мировой войны, удалось у американского народа абсолютно стереть память о том, что русские были союзниками. В 1947 году в голливудском кино в последний раз появляется хороший советский офицер в фильме «Берлинский экспресс» Жака Турнера. Все.

Создается иллюзия у общества, что русские всегда были врагами, «Океания всегда воевала с Евразией». Замечу, что советская пропаганда, наоборот, даже в самые лютые моменты обострения холодной войны, все время педалировала память об антифашистской коалиции. В кино всегда напоминали: «Простые американцы наши друзья! Большинство человечества за нас, они наши братья, мы помним, как вместе громили фрицев!»



Яркий образец антикоммунистической пропаганды, снятый в стиле документального кино. Коммунисты предлагают наивным американцам деньги и секс, чтобы те вступали в партию…
Разочарованный в жизни Билл Джонс увлекается идеями коммунистической партии, а потом — и своей симпатичной «инструкторшей», приставленной к неофиту партийными боссами. Молодые люди осознают свою ошибку, когда случайно становятся свидетелями убийства. Билл и его подруга пытаются выйти из партии, но они обречены, за ними начинается охота…



«Красные паники» в США накатывали постоянно.

Первая — это 1918–1919 годы, когда, с одной стороны, победили в [Первой мировой] войне, но тут и эпидемия испанки, и негритянские погромы, где дело доходит до уличных боев. Одновременно — новая волна забастовок рабочих, анархисты, которые всегда были сильны в Америке, совершают зрелищные новые покушения. Ну или провокаторы, которые выдают себя за анархистов.

Вот тогда нужен внешний враг. У нас же лучшая страна в мире, не может же все это быть из-за внутренних причин. Начинают ловить — тогда ловили анархистов, профсоюзников, а не членов компартии, потому что она в США тогда только возникла и членов у нее было очень мало (Коммунистическая партия США появилась в 1918 году. — Прим. ред.). Избивают, кого-то и убивают на допросах, громят типографии, рабочие клубы. Сажают сотни людей на пароходы и отправляют в советскую Россию. То есть идея «философского парохода» (корабли, на которых в 1922 году выслали из СССР интеллигенцию. — Прим. ред.) на самом деле была заимствована Лениным у американцев: «Посадим всех неугодных на пароход, и плывите, куда вам нравится».

— Вы следите за нынешними российскими политическими судебными процессами?

— Более или менее.

— И как вам кажется — есть сходство?

— Понимаете, между любым политическим арестом в любой стране мира есть сходство. Любое государство — это аппарат насилия, любое государство с той или иной степенью жесткости использует насильственные методы. Поэтому любой арест может быть похож на арест в другой стране, любая акция по изменению юридических правил игры похожа на другую.

Свойство российской политики нынешней — это ее реактивный характер, это всегда скорее реакция на международные события. Мы назло американцам скопируем их законы, а когда нам скажут: «Вы что творите?», скажем: «А у вас точно так же». Это тоже эта реактивность, это глупо, это прежде всего глупо.

— В какой момент во всей этой картине возникает собственно сенатор Маккарти?

— Когда он в 1950 году произнес речь в городе Уилинге в Западной Вирджинии. Ему нужно было избираться на следующий срок в Конгрессе, а за первый он ну никак себя не проявил. У него было прозвище Малыш Кока-Кола, потому что он «Кока-Колу» рекламировал. Его никто толком не знал, такой симпатичный пьяница и балагур. А ему нравится в Конгрессе. И он выступает в Уилинге на собрании клуба республиканок и говорит, что знает, что в Госдепартаменте двести советских шпионов. Потом он путался в показаниях, менял эту цифру, но способствовал паранойе.

Властью он располагал очень недолгое время: в 1953 году, когда возглавлял комиссию по поиску советских агентов в Госдепартаменте. Он очень быстро лишился всяких полномочий, потому что залез не на свою территорию. Это нам показывают в замечательном фильме «Доброй ночи и удачи», что по инициативе журналистов Маккарти пал со своего Олимпа (фильм рассказывает о журналисте CBS Эдварде Марроу, который активно критиковал Маккарти в своей передаче. Считается, что критика Марроу во многом привела к окончанию политической карьеры Маккарти. — Прим. ред.). На самом деле журналисты тоже были орудием, сами того не подозревая.

Это было уже при [президенте Дуайте] Эйзенхауэре. Он, хоть и был республиканец, был еще и боевой генерал. Маккарти попытался в армии искать коммунистов, да еще и приписал себе несуществующие боевые заслуги и ранения. Этого Эйзенхауэр стерпеть не мог. А Маккарти еще полез искать коммунистов среди католических священников и параллельно затеял расследование коммунистического заговора с целью пропаганды абстрактного искусства и джаза. Утверждал, что тайные коммунисты из Госдепа отправляют всяких джексонов поллоков на выставки в Европу. А этим занималось ЦРУ.

То есть он одновременно со свойственной ему грацией поссорился с армией, католической церковью и ЦРУ. Но свою роль он сыграл.

— Как вышло, что он стал символом борьбы с политическим инакомыслием в США, если так недолго и неуспешно был у власти?

— Вы его видели? Вы на него посмотрите и поймете, почему он стал символом. Он же еще не выходил из состояния тяжелого алкогольного опьянения. Ну и лицо у него такое. После его выступлений любой следователь ФБР уже казался душкой. Гораздо страшнее были другие люди — председатели комиссии и так далее, но они символом не стали.

— Что вы имеете в виду, когда говорите, что журналисты CBS стали скорее орудием в низвержении Маккарти?

— Что журналистам позволили это сделать владельцы CBS. А они позволили, потому что Маккарти настроил против себя тех, кто стоял за владельцами CBS. Было понятно, что вот этого надо убирать, против него были уже все. Понятно, что журналисты его ненавидели, но если бы им перекрыли кислород, они не смогли бы этого сделать. Они не были в курсе этих интриг, но помимо своей воли были использованы в такой политической игре.

— Как закончилась эпоха «охоты на ведьм» в США?

— Все закончилось в 1961 году с приходом [нового президента Джона] Кеннеди. Охота на ведьм продолжалась до 1960-х, суд над Артуром Миллером (американский писатель и драматург, автор пьес «Смерть продавца» и «Тишина». — Прим. ред.) — это уже конец 1950-х, и так далее. В 1962 году был первый процесс, когда суд оправдал жертву черных списков, признал, что его оклеветали и осудили клеветников."


Валерий Рокотов. Как убивали американизм

"Казалось бы, о «красной истерии» сказано почти всё. Одно лишь не растолковано. Что это было? Только ли акция по избавлению от советских агентов влияния?

Всё говорит о том, что коммунисты были не главной целью. Главной, как представляется, был подкоп под консерватизм. Именно поэтому для атаки были выбраны почти карикатурные персонажи, люди, вызывающие острое неприятие, — невежественные, оголтелые, идиотичные.

«Идеалы» должны были защищать держиморды, а война с «красными» и «розовыми» вестись таким способом, чтобы максимально измучить интеллигенцию. Чтобы оскорблённая, настрадавшаяся, шокированная бредом, она накопила гигантский счёт к консерваторам, охранителям, пятнадцать лет махавшим дубинами и плевавшим на Конституцию и американизм. Чтобы интеллигенция сама избавилась от здорового консерватизма, возненавидела государство и общество и стала искать утешение в гедонизме. И чтобы потом, когда «истерия» закончится, всё аукнулось, и на любого человека, возмущённого впадающим в дикость искусством, она вешала ярлыки «держиморда» и «маккартист»."

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив