О «точках бифуркации» советской истории. Часть первая.

anlazz — 21.11.2015

При рассмотрении истории СССР (равным образом, как и любого другого общества) очень часто возникает вопрос: а почему события развиваются так, а не иначе. Применительно к СССР его можно указать еще конкретнее –а именно «как же произошло так, что страна рухнула?» Разные люди находят разные источники гибели страны. К примеру, подавляющее большинство уверено, что СССР рухнул 21 августа 1991 года, после того, как случился пресловутый «путч» (в невозможности «послепутчевого» существования Союза практически никто не сомневается). Немного меньшее число людей уверено в том, что причиной гибели страны стал М.С. Горбачев со своей «перестройкой» (т.е., относят начало гибели страны на 1985 год). Впрочем, есть и те, что «двигаются» дальше вглубь времени: например, за начало «обратного отсчета» принимают пресловутый XX съезд и начало борьбы с «культом личности», или даже смерть Сталина.

Но на этом причины поиска «начала конца» не ограничивается – его ищут в те же «репрессиях» 1937 года или в разгроме «оппозиции», произошедшем в конце 1920 годов. Наконец, некоторые заходят еще дальше – и видят данную проблему в действиях большевиков самого раннего периода советской истории (когда Союза еще не было) – вплоть до разгона Учредительного собрания. Как не удивительно, но последние абсолютно логичны. Ведь, как известно, рождение человека автоматически ведет к его смерти по прошествии какого либо периода. То же самое можно сказать и про страну. Вопрос только в том, насколько длительным будет этот период. А длительность его зависит от того, насколько организм или общество окажется способным к решению стоящих перед ним задач по выживанию. Поэтому, рассматривая советскую Историю, стоит искать причину гибели страны именно тогда, когда эта задача решаться перестала. Однако для поиска этого момента следует понять, как вообще «работает» история, как осуществляется реакция социального организма на стоящие перед ним задачи.

* * *

И, прежде всего, следует отказаться от традиционных представлений о возможности стабильного, неизменного существования общества. Понять, что существование социальной системы, как таковой, является динамически устойчивым. Т.е. каждый последующий этап представляет собой устранение противоречий, появившихся на предыдущих. При этом поведение системы отличается от «линейного» гомеостаза наличием значительного гистерезиса: изменения до определенного времени накапливаются незаметно, и лишь после определенного порога следует реакция. С точки зрения диалектики (которая задолго до появления системного подхода начала работать с подобными системами) – происходит известный переход количества в качество.

Еще раз отмечу: это особенность не только советской общественной системы, это особенность общества, как такового. Однако вплоть до 1917 года подавляющее большинство людей придерживалось совершенно противоположной точки зрения. А именно – они считали, что большая часть общественного устройства остается неизменным все время существования социума. Вернее, должна оставаться неизменной – поскольку изменения все же происходят, но вызываются они внешними по отношению к социуму причинами. Более того, они могут носить благой характер – т.е., улучшать существующее – но при этом неизбежными не являются (если бы их не было, то общество оставалось бы стабильным, но менее «хорошим»).

Именно поэтому абсолютно все политические силы всегда исходили из необходимости создания некоего идеального общества, которое не нуждалось бы в дальнейших серьезных изменениях. К этому стремились и консерваторы, и либералы – разница была только в том, что для первых этот идеал лежал в прошлом, а для последних – в некоем будущем. Это представление очень хорошо проявилось в России 1917 года, когда все политические силы, от октябристов до эсеров, занялись построением в стране своего идеала. К сожалению, у них ничего не вышло – по вполне объяснимым и абсолютно объективным причинам: в России образца 1917 года просто не было ресурсов не только для создания идеального общества, но вообще для создания сколь-либо сложной социальной системы. «Суперкризис» автоматически обнулял все попытки общественного строительства, «пожирая» все имеющиеся сила и средства.

В итоге деятельность всех постфевральских политических сил оказалась, в лучшем случае, бесполезной. В худшем же – ускоряло падение. Единственным способом выйти из сложившегося положения оказался отказ от указанной идеи «идеального государства» и переход к динамическому социогенезу, совершенный большевиками во главе с Лениным. Именно этот путь позволили им не только преодолеть «суперкризис», но и прийти к созданию мощнейшей державы. Правда, следует понимать, что до конца отказаться от одномоментного построения «идеального государства» большевики не смогли. ИМХО, концепция «динамического равновесия» была более-менее продумана Лениным лишь после удачного завершения «первой итерации». Более того, вербализация ее так и не была сделана – единственному человеку, который мог это сделать (т.е. Владимиру Ильичу) просто не хватило времени на это.

Тем не менее, как «неявная норма», она сохранилась и после его смерти. Именно поэтому, рассматривая советскую историю, следует обращать внимание как раз на такие моменты, которые свидетельствуют об указанной выше реакции общества на существующие проблемы. Именно тут лежит ключ к пониманию советской истории. Начало же данного процесса действительно лежит в самом раннем периоде Советской власти, когда большевики не стали, подобно своим предшественникам, в очередной раз «тянуть резину», стараясь из последних сил удержаться в рамках «линейного поведения»...

* * *

Поэтому «Первая точка» - конец 1917 года. Принятие первых декретов Советской Власти. Курс на выход из «суперкризиса», в который попала Россия к этому времени. «Декрет о мире» - выход из катастрофической войны с целью сохранить хотя бы минимальную политическую субъектность, не связанную внешними договорами. «Декрет о земле» - выход из внутреннего кризиса, связанного с нулевой (вернее, отрицательной) поддержкой центральной власти (монархии, а затем республики) 80% населения страны. Два этих декрета, по сути, и заложили основу дальнейшего развития, став началом «первого такта» советской истории.

Самое главное тут то, что оба этих действия выглядят крайне рискованно, поскольку они существенно повышают уровень хаотичности общества. С точки зрения «линейного развития» - это конец (хаоса и так запредельно много). Однако с т.з. динамического развития, эти действия давали возможность на создания условий роста нового антихаотического локуса. В результате чего структура «старой России», основанная на сельскохозяйственном производстве, реально приносилась в жертву ради гипотетического «нового» общества. Причем, это самое общество уже по определению должно было иметь намного более высокую структурность – чтобы компенсировать указанный рост хаотичности. Т.е., быть индустриальной. А значит, форсированная индустриализация страны стала актуальной с самого начала прихода большевиков к власти. Иного было просто не дано: или индустриализация, или гибель.

* * *

Отсюда вытекает «Вторая точка». Принятие плана ГОЭЛРО - 1920 год. Решение, кажущееся частным, но на самом деле, имевшее глобальное значение. А именно – запускающее процесс устранение указанного противоречия (архаизации сельского хозяйства). При этом важно понимать, что данное решение было жизненно необходимо для молодой Республики: после передаче земли в пользование крестьянам никаких легитимных механизмов изъятия (вернее, сверхизъятия) у них произведенного продукта просто не осталось. Решение этой проблемы силовым путем (продразверстка) означала неизбежное сопротивление. Что в условиях, когда в каждом дворе была закопана винтовка-другая, а в каждом втором – пулемет, значило ни много, ни мало – а возобновление Гражданской войны.

Именно поэтому замена продразверстки продналогом было неизбежным – и столь же неизбежным была потеря возможностей для модернизации благодаря продаже изъятого зерна. Т.е., «замкнутый круг»: без модернизации невозможно существование, но текущее существование для модернизации невозможно. Именно подобное положение должен был разрешить план ГОЭЛРО – вместо «традиционной» модернизации, равномерно охватывающей все общество, теперь создавался некий ее «костяк» в виде базовых отраслей. А уже вокруг него, как вокруг некоего центра кристаллизации, общества само должно было выстроить современный мир (используя существующий высокохаотичное архаичное хозяйство, как субстрат).

Т.е. речь шла все о том же – вместо некоего «идеального результата», который должен был стать неизменным на века, был выбран «динамический» вариант, где статической устойчивости не было вообще. Это, помимо всего прочего, означало, что определить, что в какой-либо момент все идет правильно или нет, оказывалось очень тяжело, ведь предполагалось, что результат должен был достигнут лишь в относительно далекой перспективе. Это отсутствие «быстрой» связи с реальностью очень тяжело воспринималось сознанием среднего жителя страны, еще вчера жившим в традиционном обществе. Идея о том, что могут быть планы, длящиеся десятилетиями, и при этом имеющие абсолютно рациональную основу, очень тяжело прививалась в советском обществе. Именно поэтому начало ускоренной модернизации общества происходила весьма непоследовательно: первые локальные успехи зачастую воспринимались, как полная победа – и вместо использования их для дальнейшего ускорения процесса возникал соблазн воспользоваться результатом своих трудов для «заслуженного отдыха».

* * *

Исходя из этого, имеет смысл ввести «Третью точку», пускай еще менее очевидную, нежели вторая. А именно – окончательную победу плана форсированной модернизации, произошедшую в 1928 году. Обыкновенно ее связывают с именем тогдашнего советского руководителя. Однако, по большому счету, приписывать ее лично Сталину нет смысла – скорее стоит говорить о том, что Сталин оказался одним из тех, до кого окончательно «дошло» значение сделанного Лениным выбора. О «глубине» этого понимания можно спорить, однако одно несомненно: с этого времени ленинский курс на построение «центра кристаллизации» новой экономики стал последовательным. В результате чего уже в 1933 году Сталин смог сказать свою знаменитую речь о том, что созданы целые отрасли современной промышленности.

Однако при этом следует понимать, что заслуга Сталина состояла только в том, что он смог продолжить выбранный в самом начале курс.
Курс, который можно считать даже не ленинским (хотя Ленин и стоял у его истоков), но вообще, большевистским. Поскольку вне его политика большевиков являлась столь же беспомощной, как политика всех остальных сил. Приняв его, Сталин показал, что он не только правитель (жестокий и властолюбивый), но и большевик, коммунист - как бы удивительно это не звучало. Решившись на ускоренную модернизацию, он и его сторонники лишались возможности жить сытой и спокойной жизнью правителя второстепенной державы, каковая была возможна при продолжении НЭПа. И одновременно - открывали очередную страницу в жизни страны, еще один «такт» в ее существовании.

Именно поэтому «Третья точка» может быть выделена, как отдельный пункт, хотя формально она означала лишь подтверждение прежнего движения. Однако, как момент, показывающий распространение указанного представления среди общества, она очень важна: именно с данного момента диалектический характер советского общественного развития уже не подвергался сомнению. Однако оставалась опасность, что данное представление останется, в большинстве случаев, формальным. И все дело ограничится реализацией составленного еще Лениным плана (а уж после этого развитие общества станет опять «линейным», и можно будет, наконец-то, расслабиться, получая даваемые им блага). Но, к счастью, этого не случилось (поскольку, как можно понять, подобный «застой» значил бы «ту самую» гибель общества). Вслед за завершением указанного плана «форсированной модернизации», советское общество смогло вступить на следующий виток развития.

* * *

Ему соответствует «Четвертая точка» - 1945-1957 год. Развертывание ракетно космической программы. Для многих может показаться странным этот выбор – например, почему в качестве «точки бифуркации» не учитывается Великая Отечественная война. Ответ на это кроется в том, чем же характеризуется данное состояние. А именно – сознательным выбором неочевидного варианта. Поэтому Победу в Великой Отечественной войне, несмотря на свое планетарное значение, отнести к «точке бифуркации» все же сложно. Войну необходимо было выигрывать (вариант «сдаться и существовать на правах рабов Третьего Рейха» следует отбросить потому, что даже в то время его сторонников было немного). И, разумеется, не стоит забывать, что большая часть советской Победы основывается на указанном пути форсированной модернизации, создавшей мощную промышленную основу. И, что не менее важно, приведшую к появлению особой советской психологии, лежавшей в основании невероятного героизма наших солдат.

Поэтому Победа может рассматриваться как ярчайшее доказательство выбранного большевиками курса. Но в качестве момента, когда был сделан выбор дальнейшего пути, она не подходит. Нечто подобное можно сказать и про создание атомного оружия: дело в том, что бомба должна была быть создана. Если бы этого не случилось, то новая война с Западом делалась неизбежной. И значит, любой человек, сколь либо владеющий логическим мышлением, должен был предположить, что создание данного супероружия является для советского руководства первоочередной задачей. (Поэтому большинство западных экспертов было уверено в том, что СССР бомбу сделает. Ошибка их была в сроках, которые «опаздывали» относительно реальности на 5-6 лет).

Что же касается ракет – то тут как раз военная перспектива была весьма и весьма сомнительной. Третий Рейх уже провел прекрасное «натурное испытание», выпустив, в общей сложности, 4300 ракет V-2, стоимостью 128000 рейхсмарок каждая. (Для понимания – стоимость Мессершмитт Bf.109 составляла 42900 рейхсмарок.) И убив при этом … около 2000 человек (меньше человека на ракету). Данные сведения были хорошо известны советскому руководству. А значит, разворачивать столь дорогостоящую программу в условиях послевоенной разрухи было весьма странно. Тем более, что в отличие от американцев, в руки которых попала практически вся технологическая документация на ракеты, а так же большинство специалистов во главе с фон Брауном, Советскому Союзу пришлось практически все создавать заново. (Наличие ракет, как таковых, значило не очень много: для столь сложного изделия, не имеющего своих аналогов в стране, «обратная разработка» по сложности мало чем отличается от создания с нуля.)

Но разработка еще не самое сложное – дело в том, что производство ракет, как таковых, неизбежно ведет к созданию многих новых производств: от особых материалов (например, графита для газовых рулей) до целых отраслей (например, управляющей электроники). Все это вело к значительным тратам – ради весьма неочевидной цели. И, тем не менее, СССР пошел на данные траты. Причем он не только не стал аутсайдером в ракетной гонке, но и сумел обойти самого мощного конкурента с намного превосходящей экономикой (и фон Брауном в придачу) – США. По сути, выбрав курс на создание ракетной, а затем и ракетно-космической промышленности, Советский Союз начал новую модернизацию своего хозяйства. Модернизацию, необходимость в которой была еще менее очевидна, нежели та, которая была проведена до войны.

* * *

И результат ее оказался не менее значителен. Во-первых, создание межконтинентальных баллистических ракет привело к уникальной ситуации, при которой стало невозможным начало войны с СССР со стороны Западных держав (об этом надо говорить особо). Во-вторых, не меньшее (а то и большее) значение имело то, что ракетная гонка оказалась способной перейти к гонке космической, что значило замену чистого военного соперничества соперничеством научно-техническим. Результатами последнего мы пользуемся до сих пор (да еще и уверены, что все это – наша заслуга). Ну и самое главное: развертывание новых отраслей привело не только к изменению внешнеполитической ситуации, но и к изменению структуры советского общества. А именно – к массовому внедрению высококвалифицированного труда. Если до 1950 гг. человек, имеющий высшее образование, выступал как исключение – то после этого времени он стал обычным работником в сложном производственном процессе. Произошла «деэлитаризация» образования – еще один шаг по направлению к повышению равенства людей.

Как раз это и следует рассматривать, как важнейшее изменение, начиная с начала 1920 (если не с 1917 года), когда было принято решение строить индустриальное общество. Стремительное развитие высокотехнологичных отраслей привело страну к возможности перейти на следующих этап исторического развития – на тот, в котором наука напрямую становится производительной силой, а привычные нам производственные отношения сменяются совершенно новыми. И вот тут становится ясно, что в общество подошло еще к одной, «Пятой точке» бифуркации, которая должна была открыть очередной «такт» существования СССР, очередное разрешение созданных предыдущими решениями противоречий. Но разговор о ней будет в следующей части…

Сохранено