о покинутых выползинах

mmekourdukova — 29.07.2018

Обещала написать мемуар о школьной форме додревнего образца, о костюме горничной, в котором я проходила как раз все 70-е годы насквозь, и который как раз на моих глазах начал медленно и верно разлагаться.

Первое важное свидетельство очевидца: я, конечно, никак не связывала свое закрытое отрезное коричневое платье с защипами на груди и полагающимся к нему фартуком - с униформою горничной, что я вообще могла знать о мире, где горничные водились? Но и более того! для меня уже полностью исчез и (былой) функциональный смысл этого костюма. Я не воспринимала фартук как девайс для защиты переда платья (громоздкого и редко стираемого, или не стиравшегося вовсе): в мое время платье стиралось не реже фартуков. Я не воспринимала пришивные воротнички и манжеты как девайсы для изоляции платья от потной немытой шеи и грязных рук. В мое время они уже были только украшениями. Правда, возня с ними была довольно-таки гемор, «подшиваться» было скучно и муторно, но без белоснежных отворотов мундир был не мундир, и я покорно шила. Потому что весь комплекс был именно мундиром, условным нерасторжимым единством, несколько странной, но импозантной сбруей, отличавшей Первоклассницу (и далее всё выше) от соплячки-дошкольницы. Странность сбруи была вполне оправдана ее приятно-различительной функцией.

Помогло такому восприятию и то, что бабушка (именно она, а не маменька) держала вопрос сбруи под контролем. Собственно, из всего мундирного набора только платье было у меня казенным, а фартуки бабушка шила мне сама, и гладкие воротнички она скоро заменила на комплекты из прошвы или крючковязанного кружева. Только однажды, как-то в спешке перед первым сентября, маменька купила мне казенный белый фартук, и результатом был мгновенно зашевелившийся в моем двенадцатилетнем сердце червяк бунта и сомнения. Дело в том, что власти советские в эти застойные времена оборзели вконец и забросили за мельницу последние чепчики, пренебрегая самыми основами идеологии. Казенный белый фартук, лиф его, был скроен в виде прямого полотнища с круглой дырой для головы, а по бокам были глумливо пристрочены сиротские оборки из прямых полос ткани. Худшего абатардиссмана высоких идей было бы невозможно придумать. В этом мешкообразном приютском слюнявчике никакая девочка не смогла бы родить в душе своей ни патриотизма, ни ответственности, и моя разумная бабушка забила тревогу. Быстро и тихо она спровадила урода на крючок у кухонной мойки (где тот и погиб), а мне сшила обыкновенную свою классику с защипами на треугольном нагруднике, точно подогнанными бретельками и щедрыми оборками, выкроенными по архимедовой спирали (вот где я впервые встретилась с Архимедом).

Но червяк, говорю, зашевелился. И мне сделались не так уж совсем дики и непонятны бунты моих пролетарских одноклассниц. К середине 70-х идея школьной формы для девочек лопалась по всем швам и трещала под ударами таранов. Простейший таран был – укорочение подола путем последовательных малозаметных подвижек. Я в движении не участвовала совсем, не столько из послушания, сколько оттого, что результат мне виделся безобразным. Ведь эти самострочные мини-юбки носились с шерстяными рейтузами и советскими сапогами – тех цветов, которые удавалось раздобыть.

Для меня шик лежал в иной плоскости – я в школе сапоги и рейтузы стаскивала и отсиживала свои шесть казенных часов в туфлях, как белый человек. Нас, таких, было в классе трое – Лена, дочка школьной биологички, и мы, две Ирины, закадычный триумвират. С ноября по апрель чуланчик при биологическом кабинете, так называемая Препараторская, давал приют нашим сапогам и рейтузам, и я до сих пор вспоминаю с благодарностью этот узкий пенал с джунглями таблиц, стеклянными шкафами гербариев и списанным скелетоном в углу.

Другой таран был – замена казенных платьев иными. Казенные-то тоже деградировали – исчезали защипы, редели и исчезали плиссированные юбки, т.е. подделка такого выродившегося мундира уже не представляла трудности. Сначала собственные платья тоже были коричневыми, но все очень быстро дорвались до синих, серых, бордо и даже электрикъ. Тем более что красота строя и прежде-то нарушалась невозбранно напяливаемыми поверх формы кофточками всех цветов радуги, нам, дескать, холодно (холодно не было). Тут я, признаюсь, дрогнула, и в последний свой школьный год проходила в сером, к которому одинаково шел и черный, и белый фартук. У него были рукава выше локтя и воротничок не под горло, а отложной! нате вам кукиш в кармане, нате вам бомбу, ежа и саблю обоюдоострую в тридцать жал.

И третий таран был – вышивки на фартуках. Только на черных, естественно, потому что белые-парадные были подконтрольны и высшему начальству. Но уж на черных отрывались не на шутку. Я тоже устроила себе букетик незабудок рядом с комсомольским значком, потом разошлась и позволила себе даже и анютины глазки в двух изящно перекликавшихся точках другого передника. Уж не знаю, с каких китайских термосов, из каких лагерных «альбомов» черпали свои прориси одноклассницы, но их фартуки расцветали едва умещавшимися в пределах нагрудника жирными розами с пронзительно-зеленой листвой. Бороться с этой азиатчиной, по-видимому, было невозможно – а впрочем, не исключено, что нашим педагогам оно могло и нравиться.

(кстати, пора сказать, что всё вышеизложенное относилось только к моим украинским школам. В Грузии никаких вольностей не дозволялось – форму носили без тенденций, вариантов и поправок, я разок попробовала явиться в фартуке с незабудками – номер категорически не прокатил).

Но ярче всего мне запомнилась одна нарушительница, старше меня на два класса, имени которой я так и не узнала. Ее форменное платье было не короче, а намного длиннее казенной нормы. Цвета не канонического, но и не революционного-вообще-другого. Оно было вроде и коричневое, но с оттяжкой в вишневый пурпур. Плиссированная юбка была не в тупые четыре складки, как у всех, а во сто, во сто двадцать складок, античная Греция и Египет струились с бедер этой волшебной девочки. Фартуки ее целиком состояли из прошивок и защипов. Воротнички и манжеты были вязаны мельчайшим крючком по тайным ирландским рецептам. Туфли на низком каблуке, коса узлом или короной. Ослепительная, нездешняя, красавица, богиня, ангел. Вся школа, девочки и мальчики, остолбеневали и шпалерами валились на пути этого чуда. И никакие пролетарские короткие юбки, сапоги на платформе и турецкие розы на титьках не могли сравниться по эффекту с этим соблюдением этим нарушением этой трактовкой казенной формы, которую устроила себе смелая девочка.

Сохранено

</>

A PHP Error was encountered

Severity: Notice

Message: Undefined variable: preview_image

Filename: views/blog.php

Line Number: 115

" style="float:left; margin: 0px 10px 10px 0px; border: 0px;" />

о покинутых выползинах

Обещала написать мемуар о школьной форме додревнего образца, о костюме горничной, в котором я проходила как раз все 70-е годы насквозь, и который как раз на моих глазах начал медленно и верно разлагаться. Первое важное свидетельство очевидца: я, конечно, никак не связывала ...

Читать полностью