о наших возможностях компоновать

«Очень любопытно, спасибо! Но я пока не совсем убежден. Да, была прекрасная школа английской видовой акварели и да, ее выученики не могли не знать Лоррена. Но много ли возможностей компоновать в топографической акварели? Лоррен-то мог менять свой пейзаж, как хотел.»
- и ещё там в другом месте камеру-обскуру поминали –

Так вот.
Композиция, раз навсегда, - это не ЧТО, а КАК. Предполагать, что «топографическая» живопись и/или даже использование камеры-обскуры перекладывает все композиционные задачи, вернее, их успешное разрешение, на плечи матери-натуры или даже напрямую на плечи Создателя – это примерно как думать, что хореографическая партия полностью определяет творчвозможности ея исполнителей. Или что Софокл с Еврипидом были скованы по рукам и ногам в своих возможностях компоновать – необходимостью следовать всем известному мифу.
Реальный вид подлежащей «топографированию» местности задаёт только номинальную канву изображения (облакоозеробашня, облако раз, озеро слева, башня три штуки на переднем плане...), всё остальное предстоит решить (разыграть) художнику. Камера-обскура помогает механически распределять местоположения предметов – но это и всё.
А художник работает не с предметами изображения. Он работает с пятном и линией.
И только он может решить и определить вплоть до пикселя, какая именно игра каких именно пятен и линий будет у него соответствовать всякому предмету и всякой части того предмета. В гравюре, в частности – какая точка плоскости, из большущего миллиона тех точек, будет чёрной и какая белой, и в какие группы (малые, крупные и мегакрупные) оне, точки, будут складываться. И в этих малых, крупных и мегакрупных решениях художник будет опираться на уже приобретённый им (в идеале, остро заточенный им под себя) опыт ритмических построений.
А у кого нет такого опыта, тому не высосать композиции ниоткуда. НИОТКУДА. Будь то непосредственно с натуры, или чрез камеру-обскуру, или сводя, как нынче, контуры с фоточки - потому что в натуре, сюрприз-сюрприз, нет контуров. Вообще. Боженька ими, контурАми, в Своём творчестве не пользовался.
Поэтому для рисовальщика-композитора старой школы нет никакой разницы, сочиняет ли он пейзаж (да и что бы то ни было) из головы – или должен следовать конкретной предзаданной иконографии. Там и там он равно и нераздельно проявит себя рисовальщиком-композитором, мастером линий, пятен и расстояний между ними.
А для срисовывателя, для имитатора – есть разница? Да, наверное, есть: ему сочинять из головы труднее – ажно, быват, до полной невозможности – чем срисовывать. Но в отношении качества конечного продукта разницы, конечно, нет никакой. Композитором он не станет ни при срисовывании (неважно, с натуры или путём калькирования фоточки), ни даже при попытке сочинять из головы. Каким-то приёмцам подзапускать в своё произведение некие ритмы, (некие вкуснявые моднявые ритмы) он насобачиться может, но вышпонимаете, что к приобретению опыта самостоятельного создания ритмических структур оно имеет примерно такое же отношение, как интерактивная экскурсия по музею музыкальных инструментов (где дают постучать и подёргать за всё и по всему, что не прибито) к школе музыкально-исполнительского мастерства.
(Акварелька для иллюстрации, обычная любительская акварелька 1880-х, – из моего собрания. Пользовался ли автор камерою-обскурою, или фотографическим аппаратом, и есть ли на земле такое место, как на картинке, или это утопия из головы? Не знаю. И если вдруг как-то узнаю наверняка, что автор-де снял кальку с собственноручной фотографии конкретного города Эн, или что, наоборот, автор-де вообще годами не выходил из мастерской и ни на каком побережье никаких морей нет вот таких домиков и таких гор в таком порядке – для меня ничего не изменится. Это и есть то, чем старая школа отличается от, скажем так, послешколия.)
|
</> |