О моих встречах с арабами

Уже много лет арабские страны и их народы будоражат весь мир своей военной и политической неустойчивостью. Вооруженные восстания, смены правительств и режимов, взрывы и теракты по всему миру, навязывание, нередко силовое своих взглядов на всех территориях, где им удается осесть на более или менее длительный срок. И, как правило, постоянная и тотальная ненависть к Израилю.

            Иногда возникает вопрос: ну откуда же всё это берется? Я никогда не был ни в одной арабской стране. Даже на курортах. Но в России с арабами сталкиваться приходилось. Не с очень многими. Примерно с тремя или четырьмя. Были с ними и беседы. Даже споры и дискуссии. Один закончил энергетический институт, другой – Патриса Лумумбу. Остальные не помню, где учились. О нашей гостеприимной стране отзывались они по большей части не слишком одобрительно. Впрочем, свои страны они тоже не очень хвалили.

            Расскажу об одном, приехавшем к нам из Сирии. Звали его не то Амин, не то Амир – точно не помню, давно всё это было. Но, по-моему, все-таки, Амин. Амин окончил университет Патриса Лумумбы. Но к тому времени, когда мне довелось с ним познакомиться, а это было примерно в 1981 году, он уже много лет жил в Советском Союзе. Как и многие из тех студентов, он в годы обучения встречался с русскими девушками, одна из них ему очень понравилась. Возникла любовь, и не без взаимности. И они решили пожениться. Он предполагал, что в дальнейшем они переберутся в Сирию, где у него были небедные родственники, и где его самого ждало вроде бы неплохое будущее.

            Конечно, такое имело место нечасто, но все же случалось, что наши девушки выходили замуж за арабов. Выходили также и за кубинцев, и за никарагуанцев, а также за венгров, за поляков и еще бог знает, за кого. Браки с иностранцами тогда не поощрялись, но и полного запрета на них не было. Как правило, девушки после замужества уезжали со своими мужьями к ним на их родину. А вот эта оказалась с характером, и уезжать напрочь отказалась. Но при этом уговорила все своего жениха остаться у нас. Как это у него получилось?

С Сирией в те годы, а было это в 60-х, 70-х и в 80-х, велась обширная торговля, в основном оружием. То есть, мы поставляли Сирии оружие, она же нам взамен ничего не поставляла. Зато она, Сирия позволила нам создать на ее территории военно-морскую базу. В связи с поставками при посольстве было создано несколько торговых фирм. Вот в одну из таких фирм ему и удалось устроиться. Брак оказался удачным. Жена родила ему двух сыновей, что для него как для араба и для его сирийских родственников значило очень многое. К тому времени, когда мне довелось с ним столкнуться, его ребятам было одному 11, другому 7 лет. По нашим меркам у него была неплохая зарплата, естественно, в валюте, жил он со своей семьей в хрущевке, в трехкомнатной квартире. Однако его зарплата была не единственным источником дохода его семьи. Каждый год у него было несколько командировок в страны Европы (в ФРГ, во Францию, в Италию и еще куда-то). Иногда ему даже разрешали взять с собой свою жену. Так вот, при возвращении им разрешалось беспошлинно ввести товаров весом не более 20 килограммов на человека.

Для тех, кто не жил в советские времена, это мало о чем говорит. А кто жил, тот может представить себе, что ввозили тогда из заграницы. Это были дефицитные в то время джинсы, кроссовки Адидас, красивые изделия из меха и кожи, женское белье, посуда, парфюмерия и многое чего другое, что в СССР было достаточной редкостью, и что можно было перепродать с огромной для себя выгодой. Такая перепродажа считалась допустимой, поскольку ввозили они эти товары на вполне законных основаниях. Сколько они реально на этом зарабатывали, этого я знать не мог, но по тогдашним меркам у них была очень обеспеченная жизнь.

Амин смеялся над нашими порядками и удивлялся, почему само наше государство не возьмет на себя столь выгодную для себя торговлю. Одновременно он высказывал удивление и по другому поводу: ну почему, говорил он, ваши швейники не могут нашить в достаточном количестве красивое бельё для своих женщин? Что до меня, то я даже для себя не мог найти ответа на этот вопрос, тем боле, не мог ответить и ему.

Один раз я его спросил, а не хочет ли он когда-нибудь вернуться на родину, чтобы осесть там насовсем? Ответил он неопределенно, но смысл ответа был примерно таким. Восток, говорил он, очень любит деньги, но сами деньги – это еще не всё. Многое зависит еще и от того, как они заработаны. Наиболее престижными являются деньги, заработанные войной, пусть даже военным грабежом. В мирное время следует быть просто высокооплачиваемым офицером, лучше – генералом.

Немного менее престижными являются деньги, получаемые на высоких административных должностях. Даже если это будут коррупционные деньги – это никого не волнует. Далее, по нисходящей шли: торговля, производство товаров, инженерные должности. Очень низко стояла наука, которая у серьезных людей была абсолютно не в почете. Сельский труд, труд работников по найму ценился ниже всего. Возможно, я что-то исказил, возможно, не всё правильно понял, но общий подход был примерно таким.

Так вот, объяснял мне Амин, у него не было больших шансов стать на родине уважаемым человеком. Был бы так себе, простым управляющим у какого-нибудь успешного хозяина. Здесь, его положение было более основательным. Его уважали на работе, поскольку во многих случаях он оказывался весьма компетентным и опытным сотрудником, но также и в быту, ведь заработки у него были совсем не малыми. Там, на родине, его положение было бы, скорее всего, более низким.

Здесь у него была еще и перспектива занять со временем неплохую должность в самом сирийском посольстве. Была даже надежда оказаться на дипломатической службе в какой-нибудь европейской стране. Так что домой ему не стоило стремиться. Он был рад, что ему довелось учиться в Советском Союзе. Учеба эта ему ничего не стоила, поскольку студентов из развивающихся стран у нас учили бесплатно. В Сирии, говорил он учиться негде – всего два университета. Те, кто хотят учиться, уезжают, как правило, в Европу. Но это дорого.

Еще в каком-то замаскированно-неодобрительном тоне отзывался он о своей арабской нации. В нашем народе, говорил он, слишком много таких, кто стремятся хоть где-нибудь, но повоевать. Много людей, которые очень любят оружие и стремятся его заполучить. При этом, окружающие относятся к ним вполне с одобрением. А если не с одобрением, то с пониманием. Надо учитывать: в каждой семье вырастает по пять-шесть, а то и по восемь детей. Так что арабской молодежи много, а престижной работы мало. Да и не-престижную работу тоже нужно поискать. Зато с оружием можно всегда найти, где заработать. Пусть не дома, пусть в другой стране. Арабских стран на Востоке больше двадцати и все враждуют. Пока у нас еще относительно тихо, говорил он. Но придет время и всё взорвется.

У нас, в Сирии, говорил он, очень тревожно. Много недовольных. Чем они недовольны? А тем, что у власти уже много лет стоит Хафез Асад (отец нынешнего президента Башара Асада), и все высшие должности в стране занимают приближенные к нему люди. Возможно, он имел ввиду привилегированное меньшинство алавитов, но я не помню, чтобы он тогда употреблял это слово. К какому мусульманскому меньшинству или большинству принадлежал сам он, я также не смогу сказать. Но он полагал, что существующее там неравенство может привести к вооруженной борьбе, в которую сам он не хотел быть втянутым. Народ наш, говорил он, озлоблен и очень агрессивен. И свою озлобленность готов он излить на кого попало.

Ведь во многих арабских странах – в Ираке, в Саудии, в Кувейте, да и в других много нефти, поэтому у них есть деньги. Они могут прокормить свой народ. А в Сирии ничего нет. И делиться с ней никто не собирается. В Египте похожая ситуация, но у них хоть есть Суэцкий канал. В общем, арабы еще покажут миру, что так жить нельзя.

Сам он, как я понял, не был настроен воинственно, но по поводу Израиля отзывался весьма негативно. Как же так, ведь Израиль отхватил у Сирии Голанские высоты и не хочет их отдавать. Это вызывало его возмущение. Израиль, говорил он, ненавидят все арабы. Они там живут припеваючи, но арабов к себе не пускают. Так что Израиль об этом еще пожалеет. В спор по этому поводу я с ним даже и не пытался вступать, поскольку мои доводы он просто бы не услышал.

Заходил также разговор о том, как относятся в Сирии к нашей стране. У нас, в Сирии, говорил он, о Советском Союзе никто ничего не знает. Знают Америку. Знают Германию, Японию, Францию. А почему об этих странах знают, а о нашей стране нет? Да просто, из этих стран в Сирию привозят автомобили, приемники, телевизоры. Да и все остальное тоже оттуда. А из России у нас ничего нет. Даже, когда я бываю дома, говорил он, никто не может понять, где я работаю. Где находится Советский Союз, никто не знает.

Как же так, возражал я. Ведь мы поставляем вам оружие, и в немалом количестве? Простому человеку, отвечал он, об этом оружии ничего не известно. Если у кого-то есть на руках ружье или автомат, то они, скорее всего, не российские. У нас там немало оружия из самых разных стран.

В общем, получалось так, что если к Израилю он относился враждебно, то к нашей стране – достаточно неодобрительно. А я думал: ну, зачем мы вбухиваем в эти страны – в Египет, в Сирию, в Иорданию, в Ирак – огромные деньги? В страны, в которых нас либо не любят, либо ничего о нас не знают? Что сможем мы в конечном итоге от них получить? Как потом оказалось, действительно – ничего. Все их долги мы им, в конечном итоге, простили.

С Амином мы встречались всего три раза, в дальнейшем наши контакты с ним прервались. Но спустя примерно четыре или пять лет до меня случайно, окольными путями дошла информация, что в результате то ли каких-то интриг, то ли по каким-то иным причинам он потерял свое теплое место при посольстве и вынужден был искать себе новую работу. В Сирии его давно уже никто не ждал, поэтому, он, как и ранее планировал, решил поискать себе место в Европе. Но тут оказалось, что его русская жена, по-видимому, уже несколько разочаровавшаяся в своем арабском муже, снова категорически отказалась покидать Советский Союз. Ей и здесь жилось совсем неплохо. Поэтому она просто постаралась с ним развестись. Детей она, разумеется, оставила себе. О его дальнейшей судьбе мне ничего не известно, но, я полагаю, он и в Европе нашел себе свое место. 

Вот вкратце, что мне удалось узнать о Сирии из бесед с этим арабом. Сейчас по возрасту он, скорее всего, пенсионер. И скорее всего, продолжает жить в одной из европейских стран. Естественно, он следит за событиями на Ближнем Востоке и, в особенности, в своей родной стране. И, учитывая, что в Сирии вот уже три года идет кровопролитная гражданская война, он, может быть, даже рад, что в те, его молодые годы, его русская невеста категорически отказалась ехать вместе с ним к нему на родину.