"Хороший пример, по
которому становится понятно, почему в СССР зарубили «косыгинскую
реформу» и в целом не решились на цивилизованные,
социал-демократические рыночные реформы.
В 1968 году в небольшом
тульском городе Щёкино (60 тыс. населения) начался эксперимент на
местном химпредприятии.Он состоял в следующем. Заводу зафиксировали
фонд заработной платы. Сэкономленные в результате сокращения штата
и увеличения производительности труда деньги можно было
использовать по своему усмотрению с таким условием: 60%
сэкономленного разрешалось направить для материального поощрения
работников, остальные деньги завод тратил на собственные нужды. Как
правило, они шли на социальную сферу – строительство жилья и
детских учреждений.
К 1 января 1969 года на
химкомбинате сократили 800 человек – из 7600 человек персонала, при
этом на 86% повысилась производительность труда, на 73% увеличились
объёмы производства. Через год на комбинате численность рабочих
уменьшилась ещё на 200 человек. Зарплата оставшихся увеличилась за
год сразу на 24,5%. Также на сэкономленные деньги начали строить
дом культуры и бассейн, современный стоматологический
кабинет.
Такой огромный рост
производительности был достигнут только за счёт улучшения
организации труда. Например, появился внутризаводской транспорт,
прошло укрупнение цехов, проведена систематизация складского
хозяйства, созданы специальные ремонтные бригады и т.п. Да, и
уволены были в основном прогульщики и сильно выпивающие.
Директор завода Шаров
вспоминал, что через министерство начал вести переговоры с
американской химкомпанией ДюПон, её делегация приехала на завод.
Предполагалось, что американцы проведут автоматизацию, и это
позволило бы сократить численность рабочих в 2 раза – с 6600
человек до 3 тыс. Т.е. в целом за три года завод избавился бы от
4,6 тыс. человек из 7,6 тыс. прежде занятых.
Сначала возмутился
горком, потом обком, затем дошло до ЦК КПСС. Главным стал вопрос:
куда девать сокращённых работников? С огромными усилиями
трудоустроили 1 тыс. сокращённых в 60-тысячном Щёкино – разбросали
на хлебокомбинат, на неквалифицированные работы на железной дороге.
Больше рабочих мест в городе не было, чтобы принять ещё 3,6 тыс.
уволенных с химкомбината. Это сейчас с трудом, но уволенные могли
бы уехать работать в другой регион. А тогда в СССР царила
неподвижность общества: прописка привязывала тебя к месту
жительства, рынка жилья фактически не было. Особенно тяжело
пришлось бы семейным.
Второе возмущение –
зарплата оставшихся на заводе к прежней прибавке в 24,5% выросла бы
ещё на 40%, и была бы уже на 70% выше, чем в среднем по химотрасли
страны. Это считалось бы рвачеством.
В итоге Щёкинский
эксперимент постепенно свернули, автоматизации от американцев
отказали.
Позднее появились
расчёты, что если бы «косыгинская реформа» развернулась в полной
мере, из-за роста производительности труда можно было смело
сократить 30-40% всех занятых в СССР. Это означало бы безработицу
минимум в 30 млн. человек, чего в Союзе допустить не могли. Этих
людей могла бы впитать сфера услуг, как это происходило во всём
мире, где шёл похожий процесс – автоматизация вытесняла людей из
промышленности. Но тогда в СССР пришлось бы начинать и рыночные
реформы, с разрешением хотя бы мелкой частной собственности,
расширения кооперативной деятельности. Т.е. возрождать что-то
похожее на НЭП. На это власти тем более не могли решиться.
В итоге спустя 20 лет
рыночные реформы всё равно же пришлось запустить, только в ужасном,
латиноамериканском варианте – неолиберализме для слаборазвитых
стран."