О «длинных» и «коротких» стратегиях.

anlazz — 07.02.2016 И вот теперь настало время сказать о главных причинах инноваций. О том, от чего же все-таки зависит развитие нашей цивилизации, и что же все-таки определяет: будет ли нас ожидать застой или развитие. Однако начну я издалека…

Владимир Иванович Вернадский в свое время дал прекрасную характеристику человеческого разума: «Разум не является формой энергии, а производит действия, как будто ей (энергии) отвечающие». Это высказывание ученого является крайне важным – настолько, что может рассматриваться, как завершающий аккорд во всей его многосторонней деятельности. Именно этой фразой он подводит итог над своими попытками вывести то явление, которое сейчас принято называть ноосферой – «оболочкой» сознательной деятельности человека. В свою очередь, Вернадский рассматривал ноосферу, как закономерный этап развития биосферы, как следующий виток общепланетной эволюции. При этом следует понимать, что речь шла вовсе не о формальном выделении человеческой среды обитания в отдельный «таксон», а о совершенно ином.

Обретение homo sapiens разума означал качественный скачок в эволюции, сравнимый с самим появлением жизни. Именно поэтому Вернадский и определил  его деятельность, как отдельную «сферу», сравнимую с иными оболочками нашей планеты. Но что же такого уникального оказалось в этом биологическом виде, являющемся, всего лишь, одной из разновидности не слишком распространенного отряда млекопитающих (т.е. приматов), вида, безусловно, слабого и способного жить лишь в тепличных условиях тропического леса. Ответ, как можно догадаться, тавтологичен: наличие разума, т.е. той самой «мысли», о которой говорит Вернадский. Именно разум превращает «голую обезьяны» в силу геологического значения. Но почему? Почему наличие этого свойства предает слабому до того существу столь титаническую силу? Что такого скрыто в человеческой мысли, что позволяет ей становится подобной силе? Ведь очевидно, что ничего, кроме слабых электрических импульсов, которые затем преобразуются в движения не слишком сильных конечностей в этой самой мысли нет…

Однако не все так просто. Если в человеческом мышлении один момент, который позволяет ему подниматься до уровня геологических оболочек. Это то, что лишь человеческий разум имеет возможность справится с самой серьезной силой в мире – со временем. Да, именно так – лишь человек, снабженный разумом, оказывается способен существовать, взаимодействуя не только с настоящим – но и прошлым, и даже – с будущим. А следовательно, именно человеческий разум имеет возможность противостоять самой страшной силе в мире – пресловутому Второму началу термодинамики (в обобщенной форме). Тому самому Всемогущему Времени, которое властвует над всем остальным миром. Ведь именно расчет своих действий, исходя из будущего, позволяет человеку устранять проблемы еще до их возникновения, встречая будущие удары во всеоружии.

Что же в этом самое интересное – так это то, что данная особенность является «штатной» для разума, как такового. Т.е., говоря о возможности предсказаний, следует понимать, что речь идет вовсе не об пресловутой «эзотерике», не о сомнительных пророках, ясновидящих, астрологах и т.п. типах. Нет, все это, как не удивительно, излишне. На самом деле,  для того, чтобы уметь предсказать будущее, вовсе не нужно часами высматривать что-то в стеклянном шаре или воскуривать различные травы, бить в бубен или воссиживать на треножнике над священным источником.  Речь идет о другом – о том, что именно разум способен заниматься моделированием текущей реальности  потому, что это является главным его свойством. Возможно даже – что базовым свойством, определяющим существование разума, как такового. Ведь именно от этого зависит важнейшее качество человека – его способность к труду. Т.е., к целенаправленной деятельности, ведущей к изменению окружающей человека реальности. Ведь если бы не было возможности предполагать будущие результаты труда, то невозможно было бы планировать подобную деятельность, т.е., невозможно было бы быть человеком, как таковым.

Но, в свою очередь, именно благодаря возможности сознательного изменения реальности наша «голая обезьяна» смогла не просто выделиться из окружающей природы и занять никак не подразумеваемое для не место на вершине пищевой пирамиды, но и превратиться в указанную вначале геологическую силу. Это связано с тем, что возможность прогнозирования позволила выстраивать достаточно длинные технологические цепочки, охватывающие большое количество людей.

Причем, не только в пространстве, но и во времени: чем дальше, тем большая часть человеческой деятельности выходит за пределы одной человеческой жизни, захватывая целые поколения. Самое интересное, что подобные «проекты» возникли еще до появления первых государств: уже на уровне первобытных племен человеческие сообщества перешли от «простого» использования к «перестройке» существующих экосистем. Самой значимой из которых стало возникновение земледелия, однако «длинноцепочечная деятельность» возникла еще раньше – еще в период присваивающего хозяйства. Кстати, осознанием именно подобной, «надчеловеческой» деятельности стало возникновение религии – вначале примитивной, а затем все более и более развитой, охватывающей все сферы жизни. Можно сказать даже, что если магическое восприятие характерно для разумной деятельности вообще, начиная с самого начало, но вот проекция этой магии в нечто сверхразумное (т.е. религию) является следствием вовсе не возникновения государства, как это обычно считается, а следствием указанного роста технологических цепочек, в том числе и во времени.


Кстати, забавно, что до самого недавнего времени это явление было нерефлексируемым, т.е. человек, имея возможность осуществлять «многопоколенные операции», не мог произвести «обратный анализ» их, понять, как все это работало.   В итоге обитатели какой-либо местности могли честно считать созданные не так уж и давно (скажем, поколения два-три назад) масштабные сооружения следствием деятельности сверхчеловеческих сил. Просто потому, что для них было очевидно, что имеющееся в поле зрения количество людей (скажем, жители деревни) подобную вещь построить просто не могут. А значит – или боги, или титаны.  Связано данное положение с особенностями функционирования традиционного общества (а иного до недавнего времени не было), где взаимодействия между людьми осуществлялись через т.н. «традиции». Лишь с переходом к индустриальному миру, и, соответственно, к «явной» документации стало возможным представлять, как «работают» сложные производственные механизмы.

Однако даже имеющееся религиозное понимание указанного явления было достаточным для того, чтобы «длинные стратегии» стали основанием для устройства человеческих обществ, в частности, аграрных цивилизаций. Для последних  «минимально возможным»  является годовой цикл, но реально значимая стратегия занимает гораздо большее время. К примеру, она включает в себя процесс «культивации почвы» - введение последней в сельхозоборот, очистку ее от камней и сорных растений. Или, в качестве практически неизбежного элемента – введение методов сохранения уже собранного урожая, причем – с учетом некоего резерва на случай природных катастроф. Последнее было введено уже в случае раннеземледельческих цивилизаций. Ну, а если взять систему орошаемого земледелия, обеспечивающего самую высокую урожайность в условиях начала земледельческой деятельности (до появления тяжелого плуга и урожайных сортов пшеницы), то для нее именно «сверхдлинные стратегии» являются единственно возможными.

Собственно, именно с этого времени можно говорить о формировании первых государств, как общественных систем с высоким уровнем разделения труда. Именно с указанной особенностью и связана их распространение по миру: несмотря на то, что данные социальные структуры привели к снижению уровня жизни большинства членов общества, общая эффективность и устойчивость государственных образований оказалась больше, нежели у социумов, не имеющих классовой структуры. Ведь система разделения труда позволила выделить особый слой людей, ответственных за реализацию «длинных стратегий» - элиту, которая могла существовать в намного менее энтропийном состоянии, нежели остальные участники социальной структуры. В подобном случае стратегии могли быть более длинными, нежели раньше, а следовательно – уменьшение энтропии могло быть больше. И значит, вплоть до недавнего времени, классовые, государственные общества всегда оказывались в выигрышном положении по отношению ко всем остальным (о том, что изменилось в последнее время – надо говорить отдельно).


Пока же можно сказать, что, исходя из вышесказанного, кажется, что все развитие человека должно идти по направлению максимального удлинения стратегий. Однако не все так просто. В реальности привычное нам общественное устройство имеет определенные предел для этого, который преодолеть оказывается практически невозможным. Дело вот в чем: вышеуказанное правило, связывающее эффективность действий и длину «цепочек», работает, понятное дело, для всей социальной системы. Т.е., чем более сложный технологический процесс она использует, тем лучше живут ее члены (опять же, в среднем). Однако понятно, что для каждого отдельного участника помимо общего максимума существует и максимум локальный, и он может с общим не совпадать. Применительно к указанным аграрным цивилизациям, к примеру, можно сказать, что если каждый отдельный член полностью съест свой урожай, не оставив его на посев, то он окажется в выигрыше по сравнению с остальными, которые это сделают – при условии общих запасов.

Еще более выигрышным будет поступок представителя «элиты», который, вместо того, чтобы заботится об общем благе – благоустройстве почв, устройстве каналов и т.д., обратит все имеющиеся ресурсы на свое потребление. Построит богатый дворец, облачится в роскошные одежды, будет услаждать свой вкус самыми изысканными яствами и т.д. Если устойчивость цивилизации довольно высока, то этого всего ему хватит  всю жизнь. Разумеется, со временем такое общество погибнет: каналы размоются, поля зарастут сорняками и т.д., но пока это не произошло, наш вельможа может шиковать и посмеиваться над теми, кто живет по другому.

Наконец, возможность подобного паразитического существования есть не только для отдельных элитариев, но и для целых общественных групп. К примеру, кочевники, совершающие набеги на аграрные цивилизации древности (и не только древности, подобные «практики» существовали до недавнего времени), представляют собой яркий пример «локального торжества» «коротких стратегий». Ведь, затратив довольно небольшие силы для организации набега, они получали огромное множество благ. Выставить же против них эффективную защиту было тяжело: дело в том, что основа данной тактики – создание огромного оперативного давления на локальном участке. Ведь ни одна страна не может позволить иметь одинаково мощную армию по всей территории границы. Ну, и дальше – игра на время: пока армия «аграриев» сумеет среагировать на набег, имеется возможность забрать ресурсы и «полон» (если есть возможность продавать рабов). Кстати, подобные методы прекрасно работают и для довольно сложных общественных систем – к примеру, многие «военные государства», типа Ассирии, использовали подобные же методы. Правда, в отличие от кочевников, для них период существования был небольшим – все же поддержание сложной структуры на основе «коротких стратегий» невозможно. Но вот небольшие и примитивные племена прекрасно существовали подобным образом.

Причем, из-за указанной простоты уничтожить «паразитов» было крайне проблемным. Единственный верный ответ в данном случае – уничтожение самого ареала их обитания. Но до определенного времени этого сделать было нельзя – и поэтому ничтожное число тех же хунну, тюрков, половцев, викингов и т.д., могли легко терроризировать развитые царства и империи. Не помогала даже Великая Китайская Стена и прочие ухищрения. Лишь появление индустриальных армий и индустриальных же методов войны позволила «длинностратегийщикам» одержать окончательную победу – к примеру, ликвидировать подобные «короткостратегичные» гнезда, подобные Крымскому Ханству или тем же берберийским пиратам. Но до того все огромные силы, которые бросались на борьбу с подобными силами, в самом лучшем случае могли лишь сдерживать этот натиск людей, выбравших для себя «путь Хаоса».


Собственно, на этом примере прекрасно видно, почему, несмотря на явное преимущество «длинных», «производящих» стратегий, многие выбирают для себя «короткие», паразитические. Ведь в данном случае можно пользоваться чем-то вообще без вложений, словно вернувшись в незапамятные времена «Золотого века» присваивающей экономики, но на новой, намного более богатой «кормовой базе». Разумеется, в подобном случае «паразит» имеет намного больше свободных сил, нежели «производитель», и следовательно, имеет больше возможностей для одержания победы над последним. Правда, как и у природных паразитов, победа эта выходит пирровой: их деятельность разрушает «хозяйскую систему», а с ее гибелью гибнет и паразит. Особенно это хорошо видно при рассмотрении «внутренних паразитов» - тех самых вельмож, которые вместо заботы об общем благе начинаю заботится о собственных, «локальных» интересах. Ведь им нет места вне рухнувшего общества, и пришедшие на развалины государства варвары максимум, что могут сделать – это продать нашего вельможу в рабство…

А значит, вопрос выживания, или, по крайней мере, успешного существования человеческих обществ зависит от того, будут или нет заблокированы возможности для «коротких стратегий». Т.е., поскольку при ином исходе результат будет один: паразиты сожрут все, и вымрут, лишившись средств к существованию. Но при этом унеся в могилу все остальное общество. Такой вот печальный результат системных особенностей человеческого общества. Возникает вопрос: но почему же общество так терпимо относится к данному типу опасности. Ведь, против тех же «внешних паразитов» - кочевников и пиратов, идет непрерывная борьба, а самые опасные «внутренние» остаются ненаказанными. Однако ничего удивительного тут нет. Дело в том, что общества «молодые», нестабильные, «пассионарные» (по Гумилеву), как правило ,такую борьбу ведут, в них от элиты требуется исполнение своих обязанностей. Но по мере того, как стабильность системы растет, эта самая борьба постепенно замирает. Просто потому, что это самое действо требует от системы лишние ресурсы, а с ними, понятное дело, всегда «напряженка». Ведь если бы вопрос стоял о жизни и смерти, то тогда можно было бы их дать – но если «стабильность», то никто не видит смысла бороться с «паразитами». Условно говоря, люди, включенные в «длинные стратегии», просто не замечают «коротких»…

Получается, что в данном случае «кратковременная эффективность» на какое-то время оказывается сильнее долговременной. Однако не все так печально. Ведь человечество, как таковое, все-таки сохраняется. И гибель тех или иных общественных систем, при всем ужасе данного действа, не приводит к полному одичанию и возврату в природу. Напротив, пусть медленно, но непрерывно, идет развитие человеческой цивилизации, как таковой. Дело в том, что, несмотря на локальное торжество «коротких стратегий», длинные все же выигрывают. Да, общество гибнет, что что-то из созданного, построенного им остается. Даже тогда, когда, кажется, что Природа полностью победила, когда поля зарастают лесом, а на месте городов вырастают курганы. Но проходит время, и цивилизация снова берет свое. Поля вновь расчищаются, поселки вырастают в города, на месте пожарищ возводятся храмы, и даже прежние, казалось, давно забытые мифы, вновь возвращаются в культуру – как это случилось с Античностью в период Ренессанса. В общем, как это странно не звучит, но малейшие сохранившиеся зачатки прежних сложных систем удивительным образом могут приводить к восстановлению последних.

Это так же связано с особенностями сложных систем, и, соответственно, «длинных стратегий» - негэнтропия последних столь велика, что она позволяет сохранять некую структурность даже после «формального» разрушения. И в результате – в условиях нового роста структурности выступить в качестве «матрицы» будущего общества. В общем – тут работает старая истина «о зерне и колосе», которая, по своей сути, и является первым обобщением представлений о «работе» сложных систем. Впрочем, в настоящее время мы уже перешли на этап, на котором становится возможным перейти от прежних неявных представлений, обобщений и притч к явной и ясной системе знаний о том, «как все это происходит». А значит – к возможности блокировки тех самых вредных явлений «паразитических стратегий», о которых говориться выше. Вполне возможно, что для будущих поколений борьба с «паразитами социальными» станет такой же нормой, как для нас борьба с паразитами природными – с такими же благоприятными результатами.


Но не только. Как уже было сказано, для общества самым лучшим вариантом является использование максимально
длинных, «сверхдлинных» стратегий, порой превышающих время жизни одного поколения. Но, помимо всего прочего, именно этот путь и выступает основанием для формирования инноваций – и научно-технических, и социальных. Поэтому овладение возможностью сознательного выстраивания длинных и сверхдлинных стратегий на самом деле является ключом к овладению сознательного формирования инноваций, к идее «инновационного общества», как такового. Именно благодаря ему мы, наконец-то, сможем освободится от необходимости подчинятся воле «великого Хаоса», всемогущего случая – со всеми вытекающими проблемами – и получим возможность перейти к подлинно человеческому, разумному состоянию. Но все вышесказанное требует уже отдельного разговора…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив