НИИИСТОРИИ

Однажды я работала в НИИ. Ниичего так было. Весело.
После школы я хотела поступать в полиграфический институт и делать книги. А мама хотела, чтобы у меня поскорее перегорела дурь.
Она хотела, чтобы я стала приличным человеком. А это значит, что я должна была стать или селекционером как дед или агрономом как она. Я отличалась покладистым характером и поступила на факультет агрохимии и почвоведения. Хотя видит бог до сих пор не представляю как мне это удалось. Химия до сих пор мой самый нелюбимый предмет. Попутно мама устроила меня в НИИ, где тогда работала... в соседнюю лабораторию.
И вот теперь те годы своей жизни я вспоминаю как презабавнейшие!
Началось все с культурного шока.
Как только я пришла, меня подселили в странное помещение, разделенное шкафами на непроходимый лабиринт. Там слушали радио УТ-1 и ровно в обед доставали из шкафа со стеклянными дверцами где хранились именные баночки с сахаром и пакетики с заваркой. Но самое интересное это было не это даже! Самое интересное было то, ЧТО они делали!
Восемь человек в одной комнате разного калибра должностей и званий дружно сидели и «правили методички». Вот тут я должна несколько углубиться и расшифровать это «править методички» потому что в этом самый вкус!
Дело в том, что незадолго до того один СНС (старший научный сотрудник) отправил в печать методички... дай бог памяти вспомнить... «Методика по определению чего то там... методом каким-то там в чем-то там... в хозяйствах каких-то там...» Ну вот вспомнила! Думаю от потери нескольких слов суть совершенно не изменилась. Так вот в печать отправил СНС под своим авторством, совершенно не заботясь о том чтобы вычитать! И в результате чего вышел тираж черти сколько экземпляров... с кучей пропущенных букв, знаков в формулах... и просто банальных идиотских опечаток! Забавно, что СНС совершенно не потерял баллов своего авторитета. Сколько помню так и ходил по коридорам напыщенный как индюк. Имя его даже помню! Звали его Цвей. И именем этим он очень гордился. Почему помню... так потому, что мне жуть как хотелось на табличке на двери его кабинета нацарапать еще одну последнюю букву. (Угадайте какую???))))
Но не решилась. Это в школе такой номер может быть и прокатил бы, а вот в солидном заведении меня бы быстро вычислили.
Так вот, о методичках! Это было прелесть что такое... Первую неделю я еще не верила, что это всерьез. То есть сидишь... и зачеркиваешь буквы, рисуешь стрелочки меняющие их местами и дописываешь в формулы недостающее и пропущенное. Мне выдали образец, где рукой самого Цвея было все исправлено. Мало того в комнате шептались, что если кто нашел еще какую-то ошибку, то лучше не исправлять, а то Цвей обидится. Какой же хрупкой душевной организацией обладали наши ученые! С ними надо было бережно, как с бабочками.
Наша комната была почетной. Потому что в одном из углов сидел сам председатель профкома и к нам частенько забегали поговорить с ним на какие-то секретные финансовые темы. Вся комната тогда затихала и прислушивалась к шепоту. Листья в методичках шуршали тогда гораздо тише и медленнее. Фамилия у председателя была Дегусаров. У него были усищи как у Буденого. Я про себя дала ему кличку «где-вы-гусары». Председатель любил вздремнуть, слегка откинувшись на спинку стула. И делал это настолько мастерски, что человек свежий решил бы, что он продолжает править методички. Опыт!
Я теперь до сих пор не могу понять... Как могло так получиться, что полгода, целая лаборатория сотрудников сидела и правила методички отпечатанные на туалетной бумаге старого образца и цена которым была три копейки в базарный день! Потрясающе! Когда нибудь расскажу это детям...)))
Но самое забавное случалось когда мы ездили на опыты. На опыты это значило « в деревню к тетке в глушь в Саратов». Туда не ходили паровозы. И мы натягивали сапоги по пояс и ехали на автобусе той системы, на которой раньше возили покойников. По жутким кочкам, лужам, ухабам... нас привозили в какую-то деревню к какому-то безымянному полю. Там самые старшие делили поле на участки-квадраты.. какими-то лентами. А самые младшие в каждом квадрате должны были собрать определенным образом определенное количество колосков. Все это под строгим надзором строгих сотрудников складывалось в коробки и подписывалось. Младшие научные предлагали делать хитроумные бумажные конверты и так складывать. Но гордые старшие научные снисходительно фыркали и разделяли в коробках колоски картонками. Однажды когда мы ехали обратно после всех праведных трудов и по макушку в болоте... Автобус сильно тряхнуло на какой-то кочке... и все коробки с колосками полетели нафиг, то есть на пол... перемешавшись там с картонками и с прочими надписями.
— Какого ...! — сделал ценное замечание старший научный сотрудник.
Я была свежаком, только поступившим в универ и жадно ловила научную речь.
Кстати со сложносочиненными выражениями я именно там и познакомилась. Там частенько так бывало, что старшие научные выражались как младшие. А младшие вообще как сапожники. Потому я обогатилась по этой части необыкновенно.
Помнится мне когда мы приехали товарищ СНС Цвейг сказал нам по вопросу колосков «Ну сделайте же что-нибудь, вы же не идиоты!»
Сделать что-нибудь поручили нам с лаборанткой Олечкой.
Именно мы с лабораткой Олечкой и похоронили ценный научный опыт распределив по коробкам колоски произвольным образом по методу «как бог на душу пошлет»...
Потом еще много чего было... Меня повысили и перевели в другую лабораторию, где я перерисовывала карты колхозных полей вручную в программе Пайнт. Стирала одни линии... некрасивые. И взамен рисовала новенькие... ровные... Крайне полезным человеком я была для науки, вот!
Спасибо за вдохновение и за воспоминания доброму LV!)))
|
</> |