Неуместные уместности

... или чем это череповато: о лингвистическом триппере и консистентности бытия

Эпиграф: Есть такие люди, которые тупые, но для того чтобы казаться умнее используют разные выражения, которые они даже не понимают. Я вот об этих, которые: «Молодой человек, решать эти вопросы не в нашей консистенции». Недавно в кафе видел как одна официантка сказала другой: «Наташа, нельзя опаздывать, ты не представляешь себе, чем это череповато». Я думаю: «Русский в школе пропускать нельзя, вот это чем череповато». Разговаривал с одной девушкой, разговор зашел о халве и она мне: «Я ненавижу халву, у нее такой трипперно-сладкий вкус». Я подумал, вот никто еще так не оскорблял халву, никто не приходил к доктору, снимал штаны и: «Доктор у меня тут какая-то халва, все крошится» и доктор такой: «Надо срочно лечить, вы даже не представляете чем это череповато».()
В мире есть два типа людей: те, кто говорит осознанно, и те, кто говорит красиво. Вторые иногда путают слова, но делают это с таким апломбом, что возникает когнитивный диссонанс: то ли ты чего-то не знаешь, то ли собеседник только что взломал руский язык и использует его как бог.
Ведь если галеристка огородница с уверенностью в голосе
произносит «чем это череповато», значит, возможно, она знает
что-то, чего не знаем мы.
Но давайте разберемся, почему это происходит.
Может быть, человек хочет казаться умнее?
Или язык живет своей жизнью и спонтанно мутирует в устах носителей?
В конце концов, если можно сказать «трипперно-сладкий вкус», то, возможно, кто-то уже придумал «гонореяно-горький» или «сифилисно-терпкий».
Означает ли это, что язык выходит из-под контроля?
Или же это, напротив, естественный процесс, подобный тому, как вино бродит в бочке, обретая новые оттенки вкуса?
Когда девушка говорит «консистенция» вместо «компетенция», мы оказываемся перед философским вопросом: а разве смысл не создается контекстом?
В конце концов, слово «консистенция» означает структуру, плотность, то, из чего что-то состоит. Разве наши решения не состоят из мыслей, опыта и случайных звуков, подслушанных в очереди? Так почему бы не сказать, что вопрос действительно не в ее консистенции?
Но самая глубокая загадка — это, конечно, халва. Каким образом она стала трипперной?
Возможно, дело в том, что ее вкус невозможно забыть. Или в том, что он оставляет после себя долгое послевкусие, но здесь мы сталкиваемся с важной истиной: никто не приходит к доктору с жалобами на халву. И если кто-то приходит, то доктор, безусловно, скажет: «Вы даже не представляете, чем это череповато».
Итак, что мы можем вынести из всего этого?
Возможно, только одно: язык — это живой организм, который развивается, иногда ломается и создает новые смыслы, даже если его носители не успевают за его эволюцией. А мы можем лишь наблюдать, фиксировать, постиронично улыбаться и радоваться, что в этой консистенции жизни всегда найдется место для неожиданной лингвистической гонореи.