Несмотря на весь негатив, который остается после разрыва, в

Со временем проходит обида, злость и боль, стираются многие детали. А эти моменты помнишь. У меня они по большей степени связаны с отходом ко сну. Уж, не знаю, почему так получается.
Последнее лето в универе мы много пьянствовали, курили и танцевали до шести утра под «Coco Jambo». А под утро с бой-френдом валились спать. Он отрубался сразу, а я лежала и думала, что уже тепло, и мы можем спать с открытым окном. Что птицы поют слишком громко, и заснуть невозможно. Что вот-вот настанут каникулы, и мы разъедемся на целых два месяца. В конце концов, засыпала и я, а проснувшись, мучилась похмельем и ждала вечера, когда будет очередная вечеринка. Вечеринки проходили с разной степенью успешности и почти выветрились из головы, а утренние мысли и ощущения – живее всех живых.
С приятелем, с которым жила позднее, нас объединяла страстная любовь к компьютерным играм. А собирающим воспоминанием стала последняя утренняя сигарета. Часов в 9 утра мы шли на балкон покурить перед сном. Стояли и смотрели с десятого этажа на людей, опаздывающих на работу, слушали оглушительный звон трамваев, докуривали и шли спать – часов до пяти-шести вечера.
Другой бой-френд любил ставить на ночь Pink Floyd. «Wish you were here» уносил безумно далеко из реальности. Темнота, опущенные шторы, мигающие лампочки компьютера и заунывная музыка – засыпалось с таким антуражем великолепно.
Исключением стала моя почти безответная любовь, с которой мы пару раз переспали. С ним знаковым моментом были взгляды. Не то, чтобы мы постоянно таращились друг на друга. Но если кто-то вдруг ловил взгляд другого, то и мне, и ему отвести глаза было страшно трудно – как растащить два магнита. И время в эти секунды растягивалось, почти останавливаясь.
С другом, утверждавшим, что у нас все замешано на страсти, я обожала валяться перед сном. Для меня это было страшно важным ритуалом. Сначала я укладывалась к нему лицом. Потом поворачивалась спиной. Потом боком. Через несколько активных переворачиваний спать хотелось сильно меньше, и я начинала задавать дурацкие вопросы: «А если бы я была мальчиком, ты бы меня любил? А негритянкой? А каким бы зверем ты хотел быть? А над своей эпитафией ты уже думал? Почему не выпускают Барби-зомби?» Он бурчал, называл меня постельным червяком, но на вопросы стоически отвечал. Своим личным достижением я считала те разы, когда он засыпал вместе со мной, а не шел обратно к компьютеру. Чуть позже засыпала и я – с чувством выполненного долга и глубокого внутреннего удовлетворения.