Необходимы определения. Примеры ничего не доказывают, а их лишь иллюстрируют
new_rabochy — 18.12.2019
Тов. М. Сколов решил оригинально выйти из положения: поскольку я
потребовал от него упоминать "фашизм" и "фашню" исключительно по
делу, то есть определяя, что это такое.
И он написал небольшой текст из чьих-то подчищенных (в 1954)
дневников:
https://new-rabochy.livejournal.com/279462.html
Мол, так я покажу Ромдорну, что такое фашизм.
Но примеры ничего не доказывают. В жизни много чего бывает, и
обзывая участников сообщества "фашистами", надо отвечать за свои
слова.
Например, Сколов как-то написал, что "Фредан - прямой апологет
фашистских идей" (
https://new-rabochy.livejournal.com/275953.html#comments).
В чем это выразилось, естественно, никто не знает.
Наверно, в том, что тот, житель Киева, под своим настоящим именем
направил открытое письмо Путину с призывом ввести войска на Украину
весной 2014 года. (Это можно найти в его журнале.)
Поэтому я предупредил, что комментарии с туманными выражениями буду
удалять, пока он внятно не разъяснит, что подразумевает под
"фашней", которую видит на каждом шагу.
Что примерами нельзя ничего нельзя обосновать, если нет собственно
определения, мысли, которую эти примеры иллюстрируют, я
продемонстрирую текстом польского писателя, очевидца подвигов
Красной Армии в 1945:
"Думать лучше не о сегодняшнем дне и не о завтрашнем, а о
делах давно минувших; о чем-нибудь приятном, вызывающем добрую
улыбку и легкую грусть. Я, например, вспоминал вторжение сталинских
орлов в тысяча девятьсот сорок пятом году; я тогда жил в
Ченстохове, на улице Собеского, восемьдесят четыре. Пришли русские;
была разбита цистерна со спиртом, и потом люди лежали в грязи и
лизали истоптанный снег, пропитанный спиртом. Но это все вещи
общеизвестные; такое бывает во время любой войны и в любом городе.
Интересно другое: мимо наших окон русские шли две недели — дорога
вела в Варшаву, — но про Варшаву никто не упоминал. Время от
времени кто-нибудь, зайдя в дом, чтобы попросить кипятку,
спрашивал: «Где дорога на Берлин?»; расстояние солдата не
интересовало; позади у него остались Украина, Уральские горы и горы
Кавказа; златоглавая Москва и каменный Ленинград; а теперь он шел в
Берлин, даже не спрашивая, сколько до него километров, — ему важно
было знать направление.
Русские шли много ночей и дней, распевая про героя Чапаева,
который гулял по Уралу; по ночам они насиловали женщин, и те, что
держали за руки мужа своей жертвы, говорили ему удивленно и
благодушно: «Ты чего беспокоишься? Разочек женку вы...бем, и все
дела». А те, которые шли по улице, пели про Чапаева и про то, как
первого мая они получили письмо от матери, где она спрашивала, не
убит ли еще ее сын. У них было много хороших песен: о том, что их
ярость благородная вскипает, как волна; о том, чтобы матери не
грустили и пожелали им доброго пути; и о том, что они пьют за
Родину, за Сталина, выпьют и снова нальют. Сейчас я знаю, что
понять русских очень помогают песни; их убогие книжки и глупые
газеты врут; но в песнях, зовущих к победе, — правда; и еще они
отражают силу народа; любого солдата можно победить — только не
русского.
Они укладывались спать на снегу в подворотне нашего дома и
мгновенно засыпали; утром, проснувшись, отряхивались, как вылезшие
из воды собаки, варили свою кашу со свиным салом и отправлялись в
путь на Берлин. Они брали наши часы и наши обручальные кольца;
брали наших женщин, но отказывались от нашего гостеприимства и
нашего крова. Помню, как во дворе насиловали женщину, а потом одна
из соседок, желая избежать подобной участи, подошла к
застегивающему ширинку сержанту и, протянув ему рюмку водки,
сказала по-русски: «Ваше здоровье, командир». Сержант взял у нее
бутылку и шваркнул об стену; и тогда я понял, что нет презрения
страшней, чем презрение русского человека. Солдаты растоптали
осколки и пошли догонять своих, с песней про Чапаева идущих на
Берлин.
А потом боевые части прошли и появились войска НКВД, и мы
все побежали смотреть, как будут расстреливать семьи власовцев в
соседнем доме. Энкаведешники въехали во двор на «виллисе», и
сержант, не выключая мотора и не вылезая из машины, крикнул:
«Выходите!», и те вышли; их поставили к стенке, и сержант прошил
всех автоматной очередью; потом они уехали, даже не проверив, не
спрятался ли кто в подвале дома; мы же, кинувшись туда, чтобы
чем-нибудь поживиться, увидели, что никто и не пытался прятаться;
все лежали мертвые, припорошенные снегом. Так что, когда сидишь в
карцере, думай об этом и помни, что если они когда-нибудь придут и
сюда, убегать бессмысленно — от них не
убежишь"//https://e-libra.ru/read/354040-krasivye-dvadcatiletnie.html