Немцов Марк Семёнович. Доктор наук. Из записок химика 02

jlm_taurus — 10.02.2023 Так, для предотвращения распада пересыщенного раствора прежде всего необходимо устранение центров кристаллизации, что в человеческом обществе отвечает уничтожению выдающихся людей, которые вследствие своих личных качеств являются притягательными для многих людей. Такими «центрами кристаллизации» обычно являются крупные ученые и талантливые деятели искусства и литературы, которые соответственно должны из общества удаляться.

Другой причиной кристаллизации пересыщенного раствора могут являться попадающие в него инородные вещества. Соответственно, человеческое общество следует изолировать от «чужестранцев», что, в частности, достигается сооружением «железного занавеса».

Наконец, наиболее радикальным приемом устранения кристаллизации является одноименный электрический заряд всех молекул раствора, что в человеческом обществе можно успешно достичь внедрением в сознание всех людей чувства страха, препятствующего их общению и сближению. Соответственно, недостаточно сажать в тюрьмы и уничтожать лишь высокопоставленных партийцев, деятелей науки и искусства, военных руководителей и других выдающихся людей. В достаточной мере необходимо преследовать представителей всех категорий советского народа, что и осуществлялось успешно в период культа Сталина.

Эта «теория» пользовалась большим успехом у многих моих сокамерников и даже в какой-то мере успокаивала, так как человека обычно больше всего волнуют факты, не находящие себе объяснения. Эта же «теория», несмотря на ее несколько юмористический характер, все же создавала ощущение «естественности». Подобные «теоретические» размышления в наших беседах с Гаккелем были обычными, что несомненно способствовало взаимному поддержанию нашего духа и способности переносить почти нестерпимые страдания...

...более года спустя, меня неожиданно вызвал прибывший с нами из Ленинграда следователь по фамилии Строгий (возможно, это был его «литературный» псевдоним), который, очевидно, оставался в Андижане для наблюдения за «своими» врагами народа со дня их водворения в андижанскую тюрьму. Любезно предложив мне сесть, он сказал:
— Ну вот, вас, ленинградцев, осталось лишь несколько человек. Самых отъявленных.

Я его спросил: — Откуда такое заключение? — на что Строгий ответил: — Во-первых, Вы умный, что особенно важно для успешной шпионской деятельности. Во-вторых, Вы смелый человек, что также характерно для шпиона. И, наконец, Вы всегда хорошо работали, что является необходимым условием для того, чтобы скрывать свою преступную деятельность.
— Но ведь те же качества обычно характеризуют советских людей, которые отмечаются орденами и премиями, — возразил я, на что он многозначительно ответил:
- Вот именно для того, чтобы знать, кому давать ордена, а кого сажать в тюрьму, существуем мы, НКВД..." После этой беседы мы расстались, чтобы б ольше уже никогда
не встречаться.

К тому времени, кроме меня, в нашей камере остался еще лишь один ленинградец, фамилию которого я безнадежно забыл, но общение с которым было весьма благотворно. При этом как-то в нашей беседе мне пришла в голову мысль, что мы ничего не делаем для победы в войне, которая была в равной мере необходима и нам, несмотря на то, что официально мы были квалифицированы как «враги народа».

В развитие этой мысли я предложил начальству тюрьмы (через опекающих нас вертухаев) совместно с упомянутым ленинградцем разработать усовершенствованное устройство для посадки самолета на дорожку минимальной длины. Хотя мой товарищ по камере был геологом по специальности, а я лишь физико-химиком с прикладной специализацией по авиационному топливу, но имеющиеся у нас фундаментальные знания в области естественных наук и большой опыт исследовательской работы были реальными условиями возможного успеха. К нашему удивлению, это предложение было принято, и мы вдвоем оказались в маленькой отдельной камере, причем нам были вручены две фанерные доски в качестве «письменных столов», карандаши и бумага. Одновременно мы получили по «собственной» миске для обеда и и большой чайник для воды. Кстати, этот чайник оказался для нас весьма полезным.

Поведение обслуживающего персонала тюрьмы по отношению к заключенным резко изменялось в зависимости от обстановки. Если в помещении одновременно присутствовали два вертухая, они оба грубо издевались над заключенными, соревнуясь друг с другом в своей жестокости. Если же они оставались с глазу на глаз с зэками, то становились нормальными людьми, способными даже на сочувствие. По отношению к нам же, ленинградцам, не имевшим здесь родных, приносящих передачи, и поэтому крайне истощенным, это сочувствие было особенно заметным.

Поэтому однажды, когда обеденная баланда оказалась рыбной с плавающими в ней рыбными хребтами, тюремщик налил нам кроме полных мисок также чайник и лоханку, служившую для умывания. Съев это великолепное блюдо с тщательно пережеванными хребтами и закусив зернышками, снятыми с недавно выданного нам нового веника, мы в блаженном состоянии улеглись на нары для послеобеденного отдыха, не подозревая, что нами был проведен исключительный по своему научному значению эксперимент в медикофизиологическом плане.

Дело в том, что в течение многих последних недель нам никак не удавалось вспомнить имена авторов двух произведений: высоко ценимой В.И. Лениным «Истории цивилизации Англии» и известной картины «Грачи прилетели». Эти имена, знакомые нам почти как собственные фамилии, полностью выпали из памяти, что нас настолько потрясло, что мы по многу раз в день и каждое утро в течение более месяца тщетно спрашивали друг друга: «Ну, как, не вспомнил?» Зная, что нервные клетки не возобновляются, мы приходили к печальному заключению, что наша интеллектуальная жизнь, очевидно, необратимо заканчивается.

И вдруг отдыхающий на своем лежаке мой товарищ обращается ко мне: «А ведь "Грачи прилетели“ написал художник Саврасов». — А я ему сразу отвечаю: «А "Историю цивилизации Англии“ написал Джонатан Бокль».

Столь показательный факт одновременного восстановления памяти у двух человек в течение одного часа после принятия содержащей фосфор пищи, убедительно подтверждает его решающее воздействие на человеческий мозг. Вряд ли в истории медицины имеется другой, столь показательный факт влияния фосфора на работу мозга. Однако использование такого примера в соответствующей научной литературе, по-видимому, затруднительно по «политическим» соображениям. Для нас же результаты «проведенного эксперимента» оказались психологически весьма благоприятными, и мы активно продолжили работу над своим «изобретением»

...на общем состоянии моего организма этот «литературно-карцерный» инцидент, по-видимому, отразился более существенно, чем на моральном самочувствии, и я вскоре попал в тюремную больницу с воспалением легких, при полном нарушении «физического потенциала».

В больнице хлебная порция оказалась несколько увеличенной и баланда несколько менее разбавленной. Однако лечение моего воспаления легких затруднялось директивным запрещением для «политических» заключенных использования сульфидина, который в то время был единственным эффективным препаратом для этой цели. Таким образом, лежавший рядом молодой воришка с менее острым воспалением легких получал этот препарат, а я обходился без него. Тем не менее, через месяц я «выздоровел», хотя стоять на ногах еще не мог.

...В марте 1943 года нам неожиданно сообщают, что нас обоих вызывает начальник тюрьмы и, держа под руки, нас приводят в его кабинет. Там мы узнаем, что будем отвезены туда, где будем работать по специальности, причем куда именно, нам знать не обязательно.. Поскольку же мы оба пока еще мало транспортабельны, то будем временно переведены на «усиленное» питание (лишняя миска баланды) с длительным пребыванием на воздухе.

В наибольшей мере мне запомнились эти «прогулки» во дворе тюрьмы. Ранняя весна в Средней Азии чарующее время. Солнце, воздух, молодая листва на деревьях оказались волшебным лекарством... Если в первый день мы с Вовочкой смогли еле-еле, держась за стенку здания, пройти туда и обратно лишь пару десятков метров, то уже назавтра этот «пробег» оказался удвоенным. К концу же недели мы вообще могли уже не держаться за стенку. В результате к концу второй недели мы объявили, что готовы к отъезду.

...Химическое отделение» 4-го Спецотдела НКВД СССР, или «химическая шарашка», как называли это «учреждение», в котором нам с Ипатьевым пришлось пробыть около трех лет,представляло собой помещение из нескольких комнат, в которых жило и работало около полусотни заключенных, в большинстве крупных специалистов в области химии и химической технологии.

Все они, получая питание по рациону фронтового пайка, физически были в хорошем состоянии. Мы же были привезены в крайне истощенном виде, степень которого нам стала особенно ясна, когда мы с Ипатьевым очутились в бане. Так, меня, в частности, поразил тот факт, что ягодицы Вовочки оказались не выпуклыми, а вогнутыми, причем казалось, что кожа лежит непосредственно на костях таза, без всякой промежуточной «прослойки». Поскольку основное население «шарашки» свой хлебный паек
не съедало, нам он был преподнесен в избытке и мы понемногу стали приходить в себя. Так начался очередной этап моей жизни, сыгравший в ней значительную роль.

После двухлетнего пребывания в сталинской тюрьме с ее неподдающимися нормальному восприятию условиями, обстановка на «шарашке», представлялась поначалу райской.

Помимо удовлетворительных бытовых условий, отношение к заключенным со стороны начальства мало чем отличалось от такового «на воле». Более того, не разбираясь в сложных научных вопросах, начальство, по непонятной на первый взгляд причине, доверяло «своим» специалистам даже больше, чем любым «чужим» прославленным ученым. Иначе, как будет показано ниже, чем можно объяснить, что выдаваемые «специалистами НКВД», как нас «официально» называли, данные для проектирования новых, впервые в мире осуществляемых производств и машин, руководство Спецотдела НКВД утверждало без каких-либо «консультаций» на стороне.

Другой особенностью обстановки на «шарашке» было также полное отсутствие руководства и контроля научно-технической деятельности заключенных со стороны начальства. Оно не требовало для утверждения планов работы, не организовывало «соцсоревнований» и других бюрократических «мероприятий», обязательных для «нормальных» советских учреждений. Не принимало участия начальство и в организации рабочих групп. Каждый заключенный сам выбирал себе товарищей по работе, и образовавшиеся группы совместно вели выбранную ими самими тему, без какого-либо участия тюремного начальства.

Эта особенность организации работы, или, вернее, ее отсутствие, не только приводила к резкому повышению продуктивности, но и улучшала моральный климат в коллективе, что было особенно важно в достаточно трагической обстановке полного отрыва от родных и близких людей, от учеников и сотрудников, о которых заключенные практически не имели никаких сведений.

Однако в отличие от «нормальной» тюрьмы, в которой зэки полностью лишены информации о том, что делается «на воле», здесь помимо текущей научной литературы, имелся репродуктор радио, который приобщал заключенных к мировым событиям.

Так, в частности, произошла забавная история еще до моего прибытия на «шарашку». На койке, которую занял я, до этого помещался Иван Платонович Граве, бывший генерал от артиллерии царской армии и фактически главный автор ракетной артиллерии, и в частности знаменитых «Катюш», что, очевидно, и привело его в тюрьму в качестве «военного специалиста». Каким же было его удивление, когда он, сидя на своей койке и укладываясь спать, вдруг услышал из репродуктора перечисление фамилий вновь назначенных Сталиным генералов, и в том числе имя генерала-лейтенанта Ивана Платоновича Граве. Считая это ошибкой или случайным совпадением с именем однофамильца, он спокойно уснул. Однако утром за ним приехал его будущий адъютант и увез по назначению!!!

Кстати, подобные случаи в ту пору не были единичными. Так, например, когда Сталин спросил А.А. Микулина, что ему надо для быстрейшего налаживания производства авиационных моторов, тот ответил, что ему нужен Борис Сергеевич Стечкин, который в качестве «врага народа» находился в тюрьме. И через несколько дней Стечкин был «доставлен по назначению», что, конечно, немало содействовало созданию нашей военной авиации во время войны.

Следует отметить, что находившиеся в заключении ученые и конструкторы, благодаря существованию Спецотдела НКВД, не только были спасены от уничтожения, но и внесли огромный вклад в нашу военную технику.

Характерной и показательной для психологического климата того времени является история создания самоходных орудий нашей армии. Для массового производства «советских Фердинандов» был принят проект одного из заключенных «артиллерийской шарашки», фамилию которого я не запомнил. Как это было принято в те времена, для автора этого проекта, привезенного на завод, была создана при нем маленькая «тюрьмишечка» на одного человека, из которой его ежедневно приводили для руководства работой. Рабочие, наблюдая внимание и уважение, проявляемое к нему руководящими работниками завода, естественно, признавали его высокий профессиональный авторитет. Однако не зная его имени и фамилии, которые произносить вслух было не принято, условно называли его между собой словом «вредитель».

Соответственно говорили, например: «Пойди, спроси у вредителя...» и т.д.

Однажды приехавший из Москвы на завод главный инженер соответствующего Главка, зайдя в один из цехов, увидел синьку чертежа с внесенными в него красными чернилами изменениями. Подозвав мастера, он недоуменно спросил, неужели работают по этим исправлениям? А получив подтверждение, учинил разнос: как это можно, если любые исправления в чертеже вооружения должны утверждаться подписью не ниже замминистра... и т.д. А мастер отвечает: «...Какой там замминистра, когда исправления сделаны рукой самого "вредителя“ », — т.е., как был убежден мастер, самым высоким авторитетом, выше которого вообще быть не может.

Таким образом, в сознании людей слово ««вредитель» приобрело диаметрально противоположный смысл. Кстати, этот пример вполне согласуется с упомянутым выше
полным доверием начальства НКВД к своим «врагам народа». И это не удивительно, так как большинство «шарашечников» действительно являлись ведущими учеными и специалистами страны. Более того, несколько десятков заключенных нашей «шарашки» могли бы возглавить работу нескольких химических институтов высокого класса.

В 1946 году, примерно за месяц до окончания «официального» срока нашего пятилетнего заключения (5 июля), мы с В.В. Ипатьевым зашли к начальнику нашей «шарашки» Татушину, кстати, вполне порядочному и отзывчивому человеку, и спросили, можно ли рассчитывать на освобождение в назначенный срок? Он дал нам обещание выяснить, и когда мы пришли в назначенный им день, то узнали — останетесь сидеть. Мы ответили ему, что так и ожидали. Каково же было наше удивление, когда 4 июля из «Академии», как мы называли Бутырскую тюрьму за то, что она считалась «образцовой» тюрьмой страны, приехали «сопровождающие» с приказанием «собирайтесь с вещами».

В «черном вороне» нас приезли в Бутырку и посадили в бокс, представлявший собой ящик без окон размером около полутора квадратных метров с сиденьем в виде доски на двух человек. В этом ящике мы просидели примерно до 4 часов утра, когда нам выдали документы об освобождении и точно в срок — 5 июля 1946 года — выпустили за ворота тюрьмы.

Вовочка направился к своей жившей в Москве сестре, а я, созвонившись со своим двоюродным братом, поехал с ним в институт, в котором он работал, и проспал там остаток ночи, лежа на каком-то столе. Утром я был уже в Министерстве, где, зная о моих работах по синтезу изопрена, проводившихся на «шарашке», меня направили для их продолжения в Институт синтетического каучука (ВНИИСК) в Ленинграде.

Уже с первых дней пребывания на свободе я встретился с двойственным характером отношения к себе. В присутствии других людей мои бывшие товарищи и даже друзья меня как бы не замечали, а при неизбежной встрече «индифферентно» здоровались, незаметно оглядываясь по сторонам. Встречаясь же наедине, с особой теплотой жали руки, всячески проявляя сочувствие.

Лишь однажды на какой-то научной конференции в большом зале, во время перерыва, в массе людей мне встретился академик Н.Д. Зелинский, поддерживаемый двумя его сотрудниками. Увидев меня, он потянулся ко мне со словами: «Здравствуйте, дорогой, Вам пришлось столько перенести...» и т.д. Кстати, такая «неосведомленность» о «мерах предосторожности» в отношении бывших «врагов народа» была вообще присуща этому прославленному ученому. Так например, когда попал в тюрьму его любимый ученик — академик А.А. Баландин, Н.Д. Зелинский до тех пор добивался приема у Сталина, пока Алексей Александрович не был освобожден. Правда, когда А.А. Баландина посадили во второй раз и его учитель снова попытался повторить тот же прием, то ему сообщили, что эти усилия могут привести лишь к тому, что посадят и его самого.

Все же другие мои товарищи, в том числе академики, сочувствовали мне лишь при хорошо проверенном отсутствии посторонних. Счастливым для меня исключением оказались Г.Н. Маслянский, Е.А. Кремлева, с которой я был знаком еще по совместной работе в ГИПХе в лаборатории академика В.Н. Ипатьева, и ее муж, С.С. Марков, впоследствии профессор, лауреат Ленинской и двух Сталинских премий. Они отважились даже приютить меня в своей квартире на длительное время, пока я не получил другое жилье, что для члена партии С.С. Маркова в то время было немалым геройством. Вообще, следует отметить, что условия пребывания бывших «врагов народа» на свободе были «своеобразными».

Так, например, паспорт я получал временный, который каждый раз приходилось возобновлять. Лишь после письма министра мне, в частности, был выдан временный паспорт, но без указания срока окончания его действия, так что его непрерывно возобновлять уже не приходилось. Однако в любой момент по чьему-либо приказу, либо без него, я мог быть выселен из Ленинграда в «любом направлении».

****
Немцов Марк Семёнович, советский учёный-химик, один из изобретателей изопренового каучука, лауреат Ленинской премии 1967 года.

Род. в 1900 г.в г.Велиж, Витебская губ.; еврей; образование высшее.; б/п; Доктор химических наук, профессор, начальник лаборатории Гос. института высоких давлений. Жил в г.Ленинграде, Саперный пер., 14, кв.15. Арестован 05.07.1941 г. Приговорен ОС НКВД СССР 18.09.1943 г. по ст. 58-1а к 5 годам ИТЛ. С 1943г. работал в "шарашке» на шоссе Энтузиастов в «Химическом отделении» 4-го Спецотдела НКВД СССР. Освобожден 05.07.1946г. С 1946г. по 1963г. работал в Институте синтетического каучука в Ленинграде, с 1963г. - во ВНИИ нефтехимических процессов. В 1967г. награжден Ленинской премией. Реабилитирован 21.05.1955г. ВК ВС СССР.

Источник https://imwerden.de/publ-6046.html

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив