Неизбывность
Сообщество "Проба пера" — 28.06.2011Петр Петрович стал забывать буквы. Ну, что делать, пошел он в поликлинику. Старенький врач оправил его на флюорографию и, посмотрев на снимок, порекомендовал принимать печенье алфавит. По двести грамм перед едой. Приплелся Петр Петрович на рынок, купил два кило алфавита и начал принимать. Насыплет горсть и ап в рот, а потом суп есть или котлету. Через две недели Петр Петрович стал замечать, что он и те буквы, что помнил, стал забывать.
Ну, чего делать. Пошел он снова в поликлинику. На флюорографию снова сходил. Врач снова снимок посмотрел и стал расспрашивать, как он алфавит принимает. Петр Петрович сказал, что горстями в рот засыпает. Врач обозвал его дураком, а потом сказал, что алфавит надо принимать по одной букве, тщательно разжевывать и вспоминать слова на эту букву. Так Петр Петрович и сделал. Пришел домой, сел он на кухне, запустил руку в пакет, вытащил одно печенье и долго на него смотрел. Смотрел, пока не распознал, что это буква «Н». Сунул он букву в рот, начал жевать и вспоминать все на «Н». И пришло ему в голову слово «нарвал». «Что за нарвал?», - никак не мог сообразить Петр Петрович. «Может, кто бумаги нарвал?, - думал Петр Петрович, - так непонятно зачем нарвал?»
Через полчаса он вспомнил, что так звали морского зверя, который в книжке про капитана Немо корабли прокалывал. А еще вспомнил, что у него в детстве была эта книжка. И мечтал он стать капитаном. Да не стал. А стал оператором газовой котельной. А больше ничего ему на букву «Н» в голову не пришло. Снова засунул Петр Петрович руку в пакет, вытащил другую букву. Поглядел и понял, что это буква «Е». Сунул он ее в рот и как живой предстал перед его глазами дворник Епифан. Этот Епифан вытащил его из колодца, когда он упал в него. Все благодарили Епифана. Говорили, что правильно сделал. Но, Петр Петрович, решил, что не фига неправильно сделал Епифан. Ну, стало больше на одного оператора газовой котельной. И чего? И выходило, что ничего. А Епифан куда-то пропал вскоре, пошел мести листья и растворился. Как будто и не было его. А может, и правда не было? Может, это ангел был?
Может и ангел, ниспосланный, чтобы было на земле на одного оператора газовой котельной больше. От этих дурацких дум Петр Петрович окончательно расстроился и для бодрости поскорее вытащил другую букву. И, на удивление, узнал ее сразу. Была это буква «И». И вспомнилась Петру Петровичу какая-то дама с грустными глазами. Таскались они с ней по кинотеатрам разным, по кафе, цветы он ей дарил. Вот только к чему тут буква «И». Может, он ей ириски дарил, или они иллюстрации рассматривали? Хотя, это вряд ли. Точно. Вряд ли. Звали ее, наверно, Ираида. Или Ирина. А может, она себе грудь имплантировала. Отсюда и «И». Ничего не мог вспомнить Петр Петрович, кроме того, что эта девушка с грустными глазами предложила ему пожениться, а он…
Точно.
Отказался. И она сказала «имманентно». Вот откуда буква. Петр Петрович вытащил следующее печенье. Оно напомнило ему груди пресловутой Ираиды-Ирины, но на букву «Г» было не похоже. «З» это буква сообразил Петр Петрович. Что же начинается на «З»? Закусочная? Точно, закусочная. И внезапно Петр Петрович увидел их все. Грязные, чистые, с винегретами в тарелках, с бутербродами, где сыр сух, а другого и не надо. Много их было в его жизни, закусочных этих. Помнится, в одной у него утащили блин. Подошел мужик, хвать его и бежать. Бросились они за ним, хотели отнять блин. Да не догнали. Хороший был блин, в сметане. Петр Петрович снова сунул руку в пакет. Долго он вертел в руках печенье. Лишь к вечеру вспомнил, что это буква «Б». Барсик. Так звали его кота.
Когда Петр Петрович шел домой, он всегда видел его смотрящего из окна на улицу. Ни у кого не было такого ждущего взгляда. Петр Петрович выглянул в окно. Никто не шел к нему. Барсик был счастливее. А еще у Барсика была коробка, где он жил маленьким. А когда подрос, то часто пытался залезть в нее. Наверное, чтобы что-то вспомнить. А у него нет такой коробки. Нарвал. Ирина. Нет коробки. Барсик. Следующее печенье он смял в руке, но успел разглядеть букву, узнанную сразу. «Ы». Он часто произносил ее. По утрам, ночами бесконечными, что вовсе не ночи, а жизнь. Произносил так: «Ыыыыы». С этой буквы начинается множество слов. Боль, тоска, нерастраченная нежность. И даже Занзибар. «В». Только крошки на пальцах. Викторина. Много слов он не угадал. На какие угодно буквы. Нарвал. Ирина. Хотя бы эти. Стоит ли продолжать? И он решил, что не стоит. «Н». Уже было. И прошло. Что вспоминать. «О». Пакет. На мокром целлофане их мириады. «О».
Октябрь. Вечер. В луже расплываются их лица. Топни ножкой и их не будет. Топнули. В мае. И без печенья память. «С». Савонарола. Повешенный, сожженный. Какая разница. Не имеют смысла имена. И кто был он. Не имеет. Сделавший. Сидящий с печеньем, сожженный, повешенный, вспоминающий буквы, проживший или нет, остающийся или уходящий, не сделавший. «Т». Мимолетная, улетающая в стену. Тирасполь какого-то там года. Пыльный, всего лишь точка. И он, ожидающий автобуса. Сел. Разве? Терраса, яблоки, протяни руки и возьмешь. Тальянка. Бабушка, рассказывающая. Терраса, яблоки, протяни руки и возьмешь. Турникет, табель, теплоход, последний рейс на другой берег. Тогда он успел. Разве? «Ь». Слово надежда не начинается ни с какой буквы.
Конец.
3.06.11