Недетская болезнь левизны в еврействе.

igor_piterskiy — 06.10.2020

Принято считать, что Великая французская революция положила начало еврейской эмансипации в Европе. Это верно, но пик явления пришёлся на XIX век. Революционные события позапрошлого столетия привели к тому, что раскрылись, хотя и со скрежетом, ржавые ворота европейских гетто, и евреи вышли на свободу под рукоплескания сочувствующих, ибо во многих странах Старого Света освободительные движения сопровождались противостоянием между сторонниками и противниками еврейского равноправия. Борьба шла с переменным успехом, но так или иначе к началу XX века евреи ведущих европейских стран имели основные гражданские права.

Для вчерашних детей зловонных переулков и сточных канав открывшиеся их взорам привольные луга стали искушением. Распахнутые настежь ворота заставили нарождающуюся еврейскую интеллигенцию испытывать неведомые ранее ощущения, хотя первое поколение эмансипированных ещё старалось сохранить живую связь с еврейской традицией. Среди них были популярны стихи выдающегося поэта Людвига-Августа Франкля, либерала и горячего сторонника эмансипации, австрийского патриота, не забывшего, однако, родные еврейские корни и воспевшего национальную символику:

Цвета эти — символ родимой земли,
Цвета эти — символ чудесный!
Цвет белый-то веры незыблемый блеск,
А цвет голубой — цвет небесный!
(«Цвета Иудеи», пер. Дмитрия Минаева)

И если первое поколение, действуя в лучших традициях еврейского Просвещения, ещё пыталось балансировать между национальным и общечеловеческим, под последним подразумевая культуру титульной нации, то последователи и потомки зачастую старались сбросить обременительный еврейский груз. Революционная атмосфера XIX-начала XX века, сопровождавшаяся подъёмом национального самосознания многих европейских народов, побудила освободившихся от иудейских оков искать приют под чужой этнической крышей. На этом поприще большинство постигла жестокая неудача, ибо европейские националисты не желали иметь дело с евреями, и даже смена религии помогала нечасто. Кроме того, евреи оказывались между молотом и наковальней: поддержка немецкого, австрийского или венгерского национализма вызывала гнев славянских народов, а поддержка славян — серьёзное недовольство немцев, австрийцев и венгров. Для тех, кто ломился в нееврейское обшество, правая дверь была закрыта по определению. Оставались центр и левый фланг. Поэтому некоторая часть «прогрессивных» евреев нашла себе место среди либеральных демократов, а большинство — среди демократов социальных, провозглашавших, что нет «ни эллина, ни иудея», а есть всемирное братство трудящихся. Этот вариант был наиболее притягательным.

Многие из ранних социалистов (Фурье, Прудон) исповедовали устойчивый антисемитизм. Правда, Фурье полагал, что если евреи вернутся в Палестину, отношение к ним может измениться. У марксистов, пришедших на смену фурьеристам дела обстояли лучше. Хотя первый лидер германских социал-демократов Фердинанд Лассаль, сам еврей, испытывал, по его собственным словам, отвращение к единоплеменникам, пришедшие ему на смену немцы Вильгельм Либкнехт, Август Бебель, и, в отличие от своего друга Маркса, сам Фридрих Энгельс были к евреям вполне лояльны. Положение, которое сложилось в Социал-демократической партии Германии привлекало сынов Израиля, и вскоре немецкий социализм нельзя было представить себе без евреев, которые заняли в нём ведущие позиции. За 33 года (1881-1914) 43 еврея были избраны в рейхстаг от СДПГ, что значительно превысило еврейскую долю в общем населении страны. При этом евреи были наиболее пламенными интернационалистами. Они наконец-то нашли нишу, где спокойно, без сожалений и угрызений, могли снять традиционные одежды предков и примерить на себя европейский костюм. Всё это находило идеологическое обоснование и облекалось в красивые слова. Несмотря на то, что отрекаться от еврейства не требовалось, многие старались забыть о том, что они евреи, или хотя бы не упоминать об этом. Точно так же, как это происходило в Германии, евреи составляли значительный процент в социалистическом движении Австро-Венгрии, были заметны во Франции и Англии. В сознании европейского обывателя оба понятия: еврей и социалист начали сливаться.

Но дарованное евреям равноправие не отменяло антисемитизм, который из религиозного и экономического стал превращаться в расовый. Разразившееся во Франции дело Дрейфуса пошатнуло устои, на которых зиждилась уже построенная евреями в своём воображении новая действительность. И либералы и социалисты получили шок, но к исторической родине глаза устремили немногие. Среди них был благополучный, вполне эмансипированный журналист Теодор Герцль. Он сам видел бушующие толпы антидрейфусаров, а в Вене, где Герцль провёл студенческие годы, на муниципальных выборах победил антисемитский список, который возглавлял харизматичный Карл Люгер. Люгером восхищался не пропускавший ни одного собрания с его участием молодой Гитлер.

Герцль стал создателем и организатором сионистского движения. Для евреев наступил подходящий момент осознать всю тщетность голубых мечтаний и сплотиться вокруг национального знамени. Но этого не произошло. Для ассимилированных адвокатов, журналистов, писателей и врачей, вольно или невольно оказавшихся там, где их принимали — в европейском либеральном лагере, ничего не говорившая их душе заброшенная азиатская окраина была гораздо страшнее антисемитизма. А евреи — социал-демократы боролись за дело мирового пролетариата, разжигали революционный пожар и осуждали сионистов. Кроме того, существовали анархисты. Они совершенно серьёзно полагали, что если разрушить капитализм, на смену ему немедленно придёт коммунизм. В этих кругах потомки праотца Яакова порою были настолько активны, что могло сложиться впечатление, будто среди идеологов анархизма только Михаил Бакунин и князь Кропоткин не были евреями.

Но наиболее значительная часть еврейского населения проживала не на западе, а на востоке европейского континента — в Российской империи. Евреи в этой стране находились в черте оседлости — гигантской резервации, где их собственная плотность накладывалась на и без того немалую плотность местного этнического большинства. Этот перенаселённый регион, где угнетение еврейского народа ощущалось с особой силой, и стал плодородной почвой, породившей огромное количество еврейских революционеров. Они делились на несколько категорий. Наиболее последовательными в отходе от еврейства были евреи — русские социал-демократы, как умеренные (меньшевики), так и радикальные (большевики). Ни тех, ни других не смущало, что их нееврейские соратники, следуя марксистским догмам, не считали евреев нацией и требовали безоговорочной ассимиляции. Немало евреев вступило в партию социалистов-революционеров (эсеров). Это была партия действия. Её боевая организация, в которой состояло 19 евреев, прославилась осуществлением террористических актов против царских вельмож и провокационной деятельностью своего командира Евно Азефа, сослужившего соратникам-единоплеменникам плохую службу. Эти левые евреи, от вооружённых увесистым томом «Капитала» теоретиков-меньшевиков до эсеров с бомбой в руке были одержимы стремлением к всеобщему счастью и далеки от еврейских сантиментов.

Если на Западе идеи сионизма разделяли отдельные национально ориентированные евреи, то на Востоке, в краю погромов и постоянных преследований, сионистская идея имела определённый успех. На еврейской улице существовало собственное социалистическое движение, но его раздирали противоречия. На одном фланге был Бунд — Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России. Эта социал-демократическая партия, в целом разделяя марксистское учение, тем не менее противилась ассимиляции, постоянно вступая в конфликт с РСДРП. Таким же постоянным был конфликт с сионистами, вернее с сионистской социалистической партией Поалей Цион. Бундовцы считали сионизм заблуждением и верили, что грядущая революция осуществит национальные чаяния евреев-пролетариев в странах их проживания на основе национально-культурной автономии, а поалейционовцы видели будущее еврейского пролетариата в Стране Израиля. В остальном и те и другие оставались похожими друг на друга, как близнецы, но противостояние было серьёзным.

Именно российские евреи способствовали тому, что социализм прочно утвердился на сионистской почве, и теперь уже сионисты-социалисты играли сначала заметную, а затем и ведущую роль в жизни палестинского Ишува — ядра будущего еврейского государства. В 1920 г. возникла Партия рабочих Страны Израиля — МАПАЙ. Само название партии говорило о том, что в те годы никакая мысль о разделе даже отдалённо не возникала в мозгу идеологов социалистического сионизма, а создание арабского государства на земле, о которой евреи молились и мечтали две тысячи лет, могло присниться им лишь в кошмарном сне. Идея территориального компромисса первоначально зрела в другой интеллектуальной среде.

Разница между евреями-социалистами, в начале XX века вернувшимися на земли предков и закладывавшими фундамент еврейского государства, и теми, кто, вступив в ряды легальных западных и нелегальных русских социалистических партий променял наследство отцов на классовую солидарность, заключалась не в степени их левизны. Основные марксистские догмы разделяли все, но главное различие было в том, что одни изначально не верили в интернационализм, либо успели в нём разочароваться, а другим нужно было встать к расстрельной стене или попасть в лагерный барак, чтобы убедиться в крахе своих идеалов. Но рушились не только мечты интернационалистов. В Германии погиб целый мир, построенный на непоколебимой убеждённости в том, что страна Зигфридов и Брунгильд может стать настоящей родиной для говорящих по-немецки и приобщённых к немецкой культуре евреев. Приход нацистов разрушил иллюзию, а Хрустальная ночь показала, что любимый Vaterland (Родина) превратился в смертельную ловушку. Среди бежавших из Германии интеллектуалов еврейского происхождения большинство разделяло левые взгляды. Часть из них оказалась в подмандатной Палестине, где некоторые включились в работу по выхолащиванию сионистской идеи и защите арабских интересов. Здесь они нашли единомышленников, и происходило это в те годы, когда над еврейским народом нависла угроза тотального уничтожения.

Ещё в 1925 году группа видных либералов и пацифистов Ишува создала общество Союз мира (Брит Шалом). Официальной целью общества провозглашалось стремление к арабо-еврейскому сотрудничеству и взаимопониманию. Брит Шалом соглашался с идеей двунационального государства, косвенно, а то и прямо признавая невозможность и этическую несостоятельность сионистского проекта. Это был Шалом Ахшав того времени. Бацилла разложения даже в те далёкие дни начинала свой путь в ещё чистую от миазмов самоненавистничества и самобичевания атмосферу будущего Израиля оттуда, откуда она действовала и в последующие годы: из еврейского интеллектуального ядра. По странному совпадению, а может быть и нет, создатели Брит Шалом в большинстве своём были выходцами из Германии и Австрии. У истоков организации стояли такие деятели как Гершом Шолем, Мартин Бубер, Шмуэль Хуго Бергман, Иегуда Эрнст Симон, Ганс Коэн и другие. Их, недавних репатриантов, никак нельзя было упрекнуть в забвении еврейства, но усвоенное в университетах искажённое видение, заставлявшее европейского интеллигента испытывать чувство вины перед пролетарием, перенесённое на почву исторической родины и применённое к арабам, способствовало тому, что некоторые интеллектуалы в сионизме пытались пересмотреть сионистскую идею и отказаться от неё уже тогда, когда возрождение еврейской страны только начиналось.

Сторонников у Брит Шалом было немного, и только это обстоятельство, помимо идеологических совпадений, роднит её с нынешними израильскими левыми. В отличие от сегодняшних реалий у тогдашних левых радикалов не было ни ангажированных средств информации, ни влиятельного присутствия в важнейших структурах, что позволяло бы тормозить неугодные процессы. Это привело к тому, что деятельность Союза мира натолкнулась на резкое осуждение большей части еврейского Ишува, в том числе тех, кто соглашался на компромисс, но не готов был отказаться от сионизма. По мере нарастания арабо-еврейского противостояния Брит Шалом рисковал превратиться в изгоя, тем более, что несмотря на отчаянные попытки не удалось найти ни одного араба, готового к сотрудничеству. Либералы из Брит Шалом так и не поняли, что арабам нужны не соглашения, а полное отсутствие евреев в стране. В 1933 году общество пришлось распустить, но идея близкого мира за счёт обкорнанного сионизма продолжала волновать бывших сторонников несостоявшегося диалога. На развалинах Брит Шалом была создана другая организация — Ихуд, пытавшаяся продолжить неудачное начинание предшественников.

И всё-таки почему именно европейцы-интеллектуалы первыми заговорили о том, как нехорошо претендовать на страну, где уже находится другой народ? Они словно не видели очевидного факта, что этот народ — осколок арабской нации, и никаких особых отличий у него нет. Ни оригинального языка, ни самобытной культуры, ни отдельной национальной истории — всё это у так называемых палестинцев является общим с другими арабами, поскольку большинство из них прибыли из разных арабских стран. Попытка привязать их к филистимлянам, на заре истории враждовавшим с древним Израилем, может вызвать только смех. Учёные и по сей день не знают толком, куда отнести филистимлян. От них не осталось ничего, кроме нескольких названий городов: Ашдод, Ашкелон, Газа, Гат, и это явно не арабские названия. Само наименование «филистимляне» происходит от ивритского слова «плиша» (проникновение, вторжение). «Плиштим», вторгнувшиеся — так их называли евреи, и никто не знает, как они называли себя на своём языке. В Книге пророка Амоса говорится о «филистимлянах, пришедших с Кафтора». Кафтором в те времена называли Крит. Исход филистимлян мог быть вызван геологической катастрофой на острове Санторини в Эгейском море, произошедшей, предположительно, в 15-м веке до н.э., когда гигантские волны накрыли Крит, где существовала догреческая минойская цивилизация, ни к древним арабам, ни к нынешним никакого отношения не имевшая. Так неужели получившие образование в европейских университетах евреи об этом не знали? А современные израильские левые? Во время морского путешествия на остров Санторини некий известный профессор-израильтянин совершенно серьёзно убеждал туристов, что филистимляне — предки арабов — палестинцев. Но ни одного серьёзного аргумента привести не мог. И в самом деле — откуда им взяться? Артефакты? Где они? В Стране Израиля находят только еврейские артефакты, иногда — периода римского, либо византийского господства. Либо ханаанейского периода, но и с древним Ханааном у тех, кто претендует на «палестинцев» нет никакой связи. Сами же т. н. палестинцы утверждают, что живут здесь 5000 лет. За этот свой миф они готовы сражаться. А евреи? Готовы сражаться за истину?

«Истина одна, и нету двух» — писал выдающийся израильский поэт Ури Цви Гринберг. В молодости он тоже придерживался левых взглядов. Совершив в 1923 году алию, стал певцом социалистического сионизма, постоянным автором профсоюзной газеты «Давар», пока не разочаровался в товарищах, не сумевших дать достойный отпор арабским погромщикам. Потому что истина одна, и нету двух: или ползучая экспансия вчерашних обитателей гетто с поклонами в сторону сынов Востока, презирающих подобное поведение и усматривающих в нём признак слабости, или:

Дышу я по-прежнему воздухом царского края,
и верю — как будто иду за Моше по пятам,
что мы перейдём Иордан, и к Евфрату дойдём от Синая,
и силы умножим свои, ибо было предсказано нам,
что нас не поглотят враги в этом граде, где Господа Дом —
придёт День Господень, и мы по вершинам пройдём:
Скрижали Завета у сердца, наполнена мощью десница,
кружат в поднебесье орлы, осеняют познанием лица:
знамение мудрости это — из омута разум родится.
(Ури Цви Гринберг, пер. автора статьи)

Именно первый вариант выбрали западные носители леволиберальной идеологии, судившие об арабах по себе и ожидавшие, что вкусив блага прогресса, принесённого евреями, арабы раскроют объятия. Более трезво вели себя восточноевропейские евреи, представители первого поколения социалистов-мапайников, выходцев из «черты оседлости», не забывшие царский гнёт и погромы. Бен Гурион мечтал о том дне, когда евреи вернут себе Хевронское нагорье. Голда Меир заявляла: «Я не знаю такого народа «палестинцы». Палестинка — это я». И была совершенно права, ибо настоящий коренной народ Страны Израиля — евреи, у которых римляне украли родину, назвав её Палестиной по имени давно исчезнувшего полумифического народа, чтобы истребить даже память об иудеях и Иудее. Те, кто поддерживает нынешних «палестинцев», хотят того же.

Евреи левого толка, которые продвигались к социализму через сионизм, были пасынками социалистического движения. Их социализм был национальным. На международном уровне тон задавали евреи-интернационалисты. Особенно сильно звучали их голоса на левом фланге социал-демократии, откуда начинали свой путь коммунисты. В Европе эти евреи были проводниками большевизма, устанавливали советскую власть в Баварии и Венгрии, заодно пытаясь сделать это и в других странах. Их численность не была значительной — значительным было вмешательство в чужую историю, в создание, таким образом, питательной среды, в известной мере подготовившей Холокост (см. примечание ниже). Но если говорить о революционной роли евреев, то наиболее впечатляющим был еврейский вклад в русскую революцию. За него расплачивались не имевшие никакого к этому отношения еврейские обыватели, и, поднимая их на штыки, погромщики разных оттенков приговаривали: «Это вам за Троцкого!». В СССР большинство интернациональных евреев было расстреляно на полигонах и в тюрьмах, погибло на этапах, устлало телами заснеженные просторы ГУЛАГ (а). В Европе большая часть исчезла в дыму Катастрофы. Научило ли это хоть чему-то сегодняшних левых евреев? Вопрос риторический. В Европе левое еврейство потерпело поражение. В наши дни эстафета находится у «прогрессивных» евреев США, и все признаки ожидающей их трагедии налицо.

Оставившие свой народ ренегаты на нееврейском поле становятся закваской, вызывающей брожение, опасное для евреев. В родной среде проводят чужие идеи, подвергая угрозе национальное существование. Это справедливо для социалистов и либералов. Это было, и это есть. И только от нашей способности выучить уроки истории зависит, будет ли это продолжаться и дальше.

Источник

Из "Русской революции" Ричарда Пайпса:

"Приход большевиков к власти и развязанный ими террор придали «Протоколам» статус пророчества. Едва лишь всем стало известно, что среди выдающихся большевиков есть евреи, скрывающиеся за русскими псевдонимами, сразу стало понятно: Октябрьская революция и коммунистический режим были мощным прорывом евреев к обретению мирового господства. Спартаковский путч, коммунистические «республики» в Венгрии и Баварии, в организации которых участвовали евреи, рассматривались как свидетельства распространения их власти за пределы российского плацдарма. И дабы предотвратить исполнение пророчества «Протоколов», христиане (то бишь «арийцы») должны были осознать опасность и объединиться в борьбе с общим врагом.
...
Так чаяния крайних русских монархистов, искавших и нашедших в происках мирового еврейского заговора причину катастрофы, обрушившейся на их страну, превратились в политическую идеологию партии, которой вскоре суждено было взять в свои руки абсолютную власть в Германии. Обоснование необходимости истребления евреев, выдвигаемое нацистами, пришло из русских правых кругов: Винберг и его друзья впервые призвали к физическому истреблению евреев. Холокост, таким образом, явился одним из многих непредвиденных и нечаянных последствий русской революции."

На фото - Давид Бен-Гурион агитирует за МАПАЙ перед выборами, 1949 г..

Еще по теме: Как два года жизни при социализме сделали меня сторонником капитализма

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив