Наука конспирология

skeptimist — 13.06.2021 Наука конспирология

Так уж повелось, что если кого хотят заклеймить, то обзывают конспирологом.
Вот как слово опустили.
И напрасно. поскольку конспирология, если мы не берём всяких зелёных человечком и НЛО, это наука о тайных механизмах управления глобальными и не очень процессами.
Можно назвать это метаполитикой, можно криптополитикой, а можно конспирологией.
А значит, тем, кто хочет разобраться в том, как устроен мир, лучше этим знанием не пренебрегать.

Конспирология — это, помимо прочего, всегда раскрытие секретов власть имущих, того, как реально функционирует власть, распределяются ресурсы, циркулирует информация. А поскольку истинная власть — это, как правило, тайная власть или явная власть в ее тайных действиях, тайном измерении, то ее анализ по определению имеет конспирологический характер. Конечно же, имеется в виду не конспирология в одиозно-традиционном смысле как поиск заговорщиков, а, если угодно, политическая экономия заговора

Это сладкое / гадкое слово «конспирология»

Обычно под конспирологией подразумевается сфера знания, в которой история, особенно резкие ее повороты, рассматривается сквозь призму тайной борьбы, заговоров и контрзаговоров неких скрытых сил — орденов, масонских лож, спецслужб, тайных международных организаций и т. п. Часто к конспирологическим штудиям относятся как к чему — то несерьезному, легковесному, а то и просто одиозному. И для этого есть вполне резонные причины.

Немало конспирологических работ написано в погоне за сенсацией и заработком, отсюда — легковесность и примитивность, часто — непроверенность фактов и т. д. Многие конспирологические работы суть не что иное, как своеобразные акции прикрытия, цель которых — либо отвлечь внимание от главного, от базовой операции, заставить публику сконцентрировать внимание не на том «шаре», не на том «наперстке», да еще наварить на этом (очень похоже, что «Код да Винчи» из этого ряда), либо, напротив, привлечь внимание к какой — либо теме и проблеме, разрекламировать те или иные структуры (или тех или иных лиц) как якобы обладающие неким скрытым могуществом и т. п.

Иногда имеют место более замысловатые комбинации: конспирологическая работа появляется специально для того, чтобы, попав под огонь разгромной критики, раз и навсегда скомпрометировать исследования по какому — то вопросу (часто это делается накануне выхода в свет серьезной публикации на сей счет). И невдомек публике, что автора заказухи — слепого агента — исходно снабдили недостоверной информацией, чтобы не допустить серьезного отношения к исследованиям в нежелательном для кого-то направлении вообще и — два шара в лузу — нейтрализовать эффект серьезных публикаций, максимально подорвав цену этого товара на информационном рынке.

Кстати, сам рынок конспирологической литературы во многом призван дезориентировать людей, топить их в потоке информации, в котором они не способны разобраться, отвлекать внимание от реальных секретов, от тех мест, где их действительно прячут.

В этом смысле одна (но далеко не единственная) из задач реальной конспирологии — прочитывать скрытый смысл, hidden script очевидного, лежащего на виду и потому кажущегося ясным. В том числе и — высший пилотаж — скрытый смысл самих конспирологических работ. В этом (но только в этом!) плане конспирология — это не столько отдельная дисциплина (хотя потенциально и дисциплина транспрофессионального типа), сколько подход, метод — дедуктивно-аналитический поиск неочевидного в очевидном, тайного — в явном, вычисление скрытых причин и причинных связей (рядов), которые эмпирически, индуктивно непосредственно не просматриваются, в лучшем случае — проявляются в виде неких помех, отклонений, странных пустот. Можно сказать, что конспирология — неотъемлемый элемент истории, социологии, политологии, политэкономии и т. д. Настоящий профессионал в этих областях должен быть еще и профессиональным конспирологом.

Это обусловлено не только несовпадением явления и сущности, но и самой спецификой социального знания, в основе которого лежит несовпадение — принципиальное несовпадение истины и интереса, на порядок усиливающее в этой области знания несовпадение явления и сущности. Эйнштейн говорил, что природа как объект исследования коварна, но не злонамеренна, то есть не лжет сознательно, отвечая на вопрос исследователя. Человек же в качестве объекта исследования часто лжет — либо бессознательно, либо намеренно, скрывая или искажая реальность в личных, групповых, системных интересах. Или находясь в плену ложного сознания, а то и просто от незнания. Более того, в социальных системах целые группы специализируются на создании знания в интересах определенных слоев, в продуцировании ложного. Так, например, в капсистеме социальные науки и их кадры выполняют определенную функцию — анализ социальных процессов в интересах господствующих групп и с точки зрения их интересов, в конечном счете — ради сохранения существующей системы с ее иерархией. В результате социальный интерес верхов становится социальным и профессиональным интересом того или иного научного сообщества как корпорации специалистов, которая, по крайней мере ее верхняя половина, становится идейно — властными кадрами системы, особой фракцией господствующих групп, привилегированной обслугой.

Социальный интерес верхов автоматически встраивается в исследования научного сообщества, регулируя не только решение проблем, не только способы их постановки, но и то, что считать научными проблемами, а что нет. Отсюда — табу на целый ряд проблем, их практическая необсуждаемость. Список этих проблем в современной социально — исторической науке довольно длинный — от конспирологической проблематики до расовой и холокоста. Любой анализ знания с учетом искажающих его социальных интересов, вскрытие самих этих интересов, анализ реальности с точки зрения не тех или иных групп/интересов, а системы в целом так или иначе соотносится с конспирологией — эпистемологически, по повороту мозгов. Здесь выявляется двойной скрытый смысл: самой реальности (прежде всего властной) и знания о ней (информационной).

Конспирология — это, помимо прочего, всегда раскрытие секретов власть имущих, того, как реально функционирует власть, распределяются ресурсы, циркулирует информация. А поскольку истинная власть — это, как правило, тайная власть или явная власть в ее тайных действиях, тайном измерении, то ее анализ по определению имеет конспирологический характер. Конечно же, имеется в виду не конспирология в одиозно — традиционном смысле как поиск заговорщиков, а, если угодно, политическая экономия заговора.

Кругман очень хорошо показал это на примере деятельности неоконов в США в 1990-е годы.

«Никому не хочется выглядеть сумасшедшим теоретиком заговоров, — пишет он в своей работе «Великая ложь». — Однако нет ничего безумного в том, чтобы раскапывать истинные намерения правых. Наоборот, неразумно притворяться, что здесь нет никакого заговора». Слово сказано, и это слово — «заговор», причем как политико-экономический феномен, как система странового, государственного уровня.

Тень, переставшая знать свое место

Прозрачно — рациональные условия и институты крайне затрудняют нормальное функционирование капсистемы, мирового рынка буржуазного государства, накопление капитала в целом. Последнее, по крайней мере в определенные периоды, вообще требует подъема антисистемных сил, которые надо растить и готовить — естественно, к-структурным образом. Я уже не говорю о том, что национально — государственные институты объективно демондиализируют буржуазию, ослабляют ее мировой политический потенциал. Поэтому с самого начала существования капсистемы рядом с ее материей — публичными формами власти, управления экономикой, обществом и информопотоками — возникла и развивалась антиматерия, или, если угодно, темная материя, — К-структуры, закулиса. Рядом с миром государства и партий — антимир закрытых и тайных обществ (клубов мировой элиты), как системных, так и антисистемных, отражавших, причем в скоростном варианте, нарастающую сложность мирового уровня и, таким образом, на шаг опережавших открытые структуры, а потому получавших возможность управлять ими или по крайней мере направлять их деятельность. Собственно, говорить нужно не о двух мирах, а об одном, у которого две стороны — открытая и теневая, причем, несмотря на некоторые характеристики игры с нулевой суммой, вторая постоянно теснит первую (в этом плане у конспирологии — большое будущее; это наука будущего и о будущем, к сожалению).

Теневая сторона уравновешивает видимую сторону в интересах интернационального (сегодня — глобального) меньшинства. Если она и не превращает демократию, разделение властей, гражданское общество и т. п. на Западе полностью в фикцию, то по крайней мере серьезно подрывает и ослабляет их, выхолащивает их содержание до такой степени, чтобы хозяева капсистемы с минимумом помех могли реализовывать свои интересы и свою социальную суть в качестве агентов мирового накопления капитала. Демократия становится уделом избранных — плутократии. Особенно насущной эта задача оказалась после Второй мировой войны — в условиях массового общества, подъема среднего класса, триумфа нации — государства в форме welfare state («государства благоденствия», англ.) и противостояния Запада и Советского Союза.

Заговор снимает противоречие между мировым и государственным уровнями системного бытия верхушки мирового капкласса в пользу первого. Сегодня, в условиях глобализации, это происходит почти автоматически. В этом плане глобализация, снимающая противоречие «мировой — государственный», делающая его иррелевантным, сама может рассматриваться как заговор глобального масштаба — только без мистики, демонизации и дешевой конспирологии. Между развитием государства и приобретением им все более публичных и общенациональных характеристик, с одной стороны, и усилением значения конспиративного, тайного аспекта функционирования властной системы, смещения реальной власти в теневую зону, а следовательно, деполитизации самой политической власти — с другой имеется прямо пропорциональная связь.

Наиболее полноценной формой государства является нация — государство. По сути — это пик в развитии государственности с точки зрения его формальной рационализации и включения населения в государство в качестве его граждан.

В то же время именно нация — государство, как считает Пьер Бурдье, обладает в наибольшей — по сравнению с другими формами государства — степени качествами фиктивного субъекта. Речь, таким образом, идет о фиктивности многих продекларированных качеств нации — государства как публично — правового и общенационального института. Реальным субъектом в нации — государстве являются, по мнению французского социолога, не нация и не государство, а группы индивидов, реализующие свои групповые и корпоративные интересы под видом государственных или под покровом государственной тайны.

Как показывает Бурдье, есть целый ряд профессиональных и социальных групп, которые заинтересованы в продвижении фикции государства как единого коллективного тела, или, как сказал бы Томас Гоббс, «искусственного человека». Думается, что на самом деле «искусственный человек» — это в значительной степени фиктивный Гулливер, внутри которого снуют и действуют реальные лилипуты, представляющие свои мелкие делишки как свершения Гулливера, как общее, национальное благо.

Во Франции Бурдье считает такой группой сообщество юристов, их корпорации, чему в немалой степени способствовала централизация судов в этой стране. Еще одна группа — ученые, прежде всего в области политических, социальных и гуманитарных наук. Очень важен вывод Бурдье о том, что сама формализация — рационализация государства, превращение его в абстрактный принцип, отделенный от персонификаторов, есть не только объективный процесс эволюции государства как целостности, но и результат сознательной деятельности заинтересованных экономических, социально — политических и профессиональных групп, которые, подталкивая этот процесс, используют его материальные и идеологические результаты в своих групповых и корпоративных интересах. Одновременное возникновение нации — государства и феномена идеологии, то есть такого светского рационального знания, цель которого — представить частные интересы в качестве общих, не случайно. Это две стороны одной медали.

Но вот что интересно: современная наука об обществе сконструирована так, что опознает и изучает только видимую сторону, материю, мир, — для этого у нее есть триада «экономика — социология — политическая наука». А о теневой зоне, К-структурах, темной материи, антимире — то есть о пространстве, где принимаются главные решения, где происходит реальное управление обществом, психоисторией в различных ее информпотоках, — науки нет. Парадокс: не искажая или почти не искажая реальность сами по себе, дисциплины триады фактом своей монополизации изучения общества автоматически искажают картину мира, исключая из него как минимум половину, уравновешивающую своим скрытым удельным весом историческое значение массовых процессов и нередко направляющую их.

То, что конспирология не оформилась институционально, а остается занятием отдельных лиц, часто любителей (в научной среде конспирология, как правило, — не комильфо), не случайно: современная наука об обществе выстроена под интересы накопителей капитала, которые строго хранят собственные секреты — главный механизм функционирования своей системы. Поэтому настоящая конспирология — не просто одна из социальных дисциплин среди социологии и прочего, она рядо- и равноположенное им эпистемологическое поле со своим внутренним членением, с особыми методами обработки информации и исследования, с собственной высшей математикой. Она — поле и средство социальной борьбы в научной сфере, а К-структуры — лишь один из ее объектов.

Если говорить о последних, то модификация старых или формирование новых К-структур, как правило, происходили в канун, во время и сразу после крупных войн. Можно сказать, что заговор был конкретной формой подготовки войн — системой выявления, артикуляции и представления тайным образом определенных интересов преимущественно наднационального уровня. А лучшим средством реализации этого процесса являлись различные закрытые или просто тайные структуры и их агенты. Причем многие структуры подобного рода создавались на самом высоком уровне. Один из лучших примеров — группа Сесила Родса, историю которой великолепно описал американский историк Кэрролл Куигли (1910–1977) в работе «Англо-американский истеблишмент», изданной в 1981 году.

В феврале 1891 года в Лондоне было создано тайное общество, существование которого Куигли считает «одним из важнейших исторических фактов XX века». Отцами — основателями тайной структуры стали три влиятельнейшие фигуры британской общественно — политической жизни — Сесил Родс (основатель и совладелец алмазодобывающей корпорации «Де Бирс» и других горно-промышленных монополий в Южной Африке), Уильям Томас Стэд (самый известный и сенсационный журналист того времени) и Реджинальд Балиол Бретт (впоследствии — лорд Эшер, друг и доверенное лицо королевы Виктории, а позднее — ближайший советник Эдуарда VII и Георга V). Главная цель этой группы — укрепление Британской империи в условиях утраты Великобританией гегемонии — была сформулирована уже в первом завещании Родса в 1877 году (сама структура упоминается в пяти завещаниях из семи): «Распространение британского правления в мире, совершенствование системы эмиграции из Соединенного Королевства и колонизации британскими подданными всех земель, где средства к существованию можно приобрести энергией, трудом и предприимчивостью <...> в конечном счете возврат Соединенных Штатов Америки как составной части Британской империи, консолидация всей империи, введение системы колониального представительства в имперском парламенте, что может способствовать сплочению разъединенных членов империи, и наконец, основание такой великой державы, которая сделает войны невозможными и будет содействовать лучшим интересам человечества».

В качестве модели организации и функционирования тайного общества Родс избрал иезуитов. В двух его последних завещаниях общество не упомянуто: будучи уже весьма известным, Родс не хотел привлекать к нему внимание. Члены группы, в которой выделялись два круга — внутренний («Общество избранных») и внешний («Ассоциация помощников»), — были видными политиками, журналистами, деятелями науки и образования. Общество привлекало на свою сторону людей со способностями и положением и привязывало их к себе посредством либо брачных уз, либо чувства благодарности за продвижение по службе и титулы. И уже с помощью привлеченных оно влияло на государственную политику, главным образом путем занятия членами группы высоких постов, которые максимально защищены от влияния общественности, а иногда и вовсе скрыты от нее.

Тайное общество было саморазвивающейся ветвящейся системой. Так, внутри группы Родса со временем выросла группа Милнера, ставшая после 1916 года его реальным центром. Главная установка Альфреда Милнера (он почерпнул ее из идей Арнольда Джозефа Тойнби — дяди и тезки знаменитого философа истории): расширение и интеграция империи и развитие благосостояния общества необходимы, чтобы продолжал существовать британский образ жизни, раскрывающий все лучшие и высшие способности человечества.

В 1920-е годы одним из важнейших инструментов общества в целом и группы Милнера в частности стал созданный и полностью контролируемый ими Королевский институт международных отношений (КИМО). Подлинным основателем института стал Джордж Натаниэль Керзон, а начало КИМО было положено на совместной конференции британских и американских экспертов в гостинице «Маджестик» в 1919 году. Штат института составили совет с председателем и двумя почетными секретарями и небольшая группа сотрудников. Среди последних наиболее значительной фигурой был уже другой Арнольд Джозеф Тойнби — племянник друга Милнера, автор знаменитого многотомника A Study of History.

КИМО организовывал дискуссии и исследовательские группы, спонсировал исследования и публиковал их результаты. Институт напечатал «Историю мирной конференции» и издавал «Журнал» с отчетами о дискуссиях, а также ежегодный «Обзор международных дел», составляемый его служащими (прежде всего Тойнби) или членами группы Милнера. Еще одним ежегодником был «Обзор отношений в Британском Содружестве», финансируемый с помощью гранта нью-йоркской корпорации Карнеги. Институт создал филиалы в доминионах и даже распространил свое влияние на страны за пределами Содружества — с помощью Организации интеллектуального сотрудничества Лиги Наций. Со времени чехословацкого кризиса в сентябре 1938 года КИМО стал неофициальным консультантом Министерства иностранных дел, а с началом Второй мировой войны официально превратился в его исследовательское отделение.

Велико было влияние группы в средствах массовой информации. Ее рупором были газета The Times и ежеквартальный журнал The Round Table (издавался с 1910 года, был задуман как средство влияния на тех, которые формируют общественное мнение). Кроме того, группа оказывала существенное влияние на журналы Quarterly Review, The Economist, Spectator.

От холодной войны — к глобализации, или Большая охота К-структур

К-структура Родса — Милнера возникла и активно действовала в эпоху империализма, которую называют еще «эпохой соперничества», в 1875–1945 годы, когда гегемония Великобритании уже уходила, а новая гегемония еще не установилась. С установлением этой гегемонии на арену активно вышли новые игроки — финансовый капитал (устроивший кризис 1929 года и сыгравший огромную роль в развязывании последней мировой войны), государственно — монополистический капитал (прежде всего в виде военно-промышленного комплекса), транснациональные корпорации и набиравшие все большую силу и автономию благодаря холодной войне спецслужбы. Все эти агенты действовали в значительной степени тайно, а потому создавали новые К-структуры (или придавали новые функции старым).

Развитие финансового капитала, формирование государственно — монополистического капитализма (ГМК) в 1920–1930-е годы и транснациональных корпораций в 1950–1960-е — все это привело к появлению новых К-структур, которые сыграли огромную роль в подготовке соответственно Второй мировой войны и холодной войны. Это и Совет по международным отношениям (1924 год), и Бильдербергерский клуб (1954 год), и Римский клуб (1968 год), и Трехсторонняя комиссия (1973 год). Боевым крещением последней, как утверждает Луис Гонсалес — Мата (бывший сотрудник Главного управления безопасности Испании, сотрудничавший с ЦРУ), была ликвидация в 1974 году премьер — министра франкистского правительства и «твердолобого недемократа Карреро Бланко». Его место занял либерал Фрага Ирибарне, ставленник Трехсторонней комиссии. Думаю, однако, что эти структуры с богатой конспиродеятельностью в значительной степени представляют собой фасад, а то и просто акции (структуры) прикрытия, — о настоящих конпироструктурах мы просто не знаем, они хорошо упрятаны там, где умный человек прячет камешки — среди камешков на морском берегу. Вычисление и научно обоснованный поиск таких структур — невидимок — одна из задач конспирологии.

Если до Второй мировой войны императивом развития мировой конспиросферы были расширение и усложнение капсистемы, то после ее окончания акцент сместился в область противостояния двух систем — капиталистической и антикапиталистической. Противостояния, породившего принципиально новую форму войны. Мы по привычке пользуемся для ее определения метафорой «холодная война». В качестве метафоры этот термин вполне годится, но он не вскрывает сути явления, принципиально новой — психоисторической — войны против СССР, которая развивалась главным образом в виде заговора и которую наряду с западными правительствами вели различные наднациональные К-структуры. Мы до сих пор не проанализировали социальную природу, механику и логику этой войны как принципиально нового феномена в мировой истории. Нового не только по своей сути — проектной, но и по генезису, то есть как феномена, в значительной степени созданного К-структурами, заговором. Холодная война — это вовсе не нечто менее опасное по своим последствиям, чем война горячая. Это не мирное противостояние, а самая настоящая война, но объект уничтожения, убийства в ней — не отдельный человек, не физический индивид, а индивид социальный, система. Да, эта война главным образом бескровная, но оттого не менее страшная.

Именно изобретение глобальной и тотальной психоисторической войны и задачи ее ведения, а не только экономическая интеграция Запада в условиях гегемонии США (эти факторы были менее важными) оформили заговор как единый мировой феномен с единым центром — спрутом. Новый феномен (психоисторическая война) и новая функция (ее ведение) потребовали полной перестройки К-структур в единую иерархическую систему. Впервые в истории публичные структуры (правительства) Запада (включая США) в важнейшем аспекте своего функционирования — противостоянии иной системе — оказались во многом зависимыми от комплекса (сети, паутины) К-структур, и возникло нечто похожее на мировую иерархию последних. К широкомасштабной тотальной психоисторической войне пригодны только К-структуры. Правительства могут вести главным образом обычные — горячие — войны. В психоисторической войне они в лучшем случае подручные К-структур, выражающих интересы только хозяев капсистемы, не примешивая к ним даже фиктивно, на уровне риторики и пропаганды «интересы общества», то есть основной массы населения. К-структуры — это истинная власть в буржуазном обществе второй половины ХХ века, очищенная от представительства иных интересов, кроме интересов верхушки буржуазии, и потому абсолютно циничная (реалистическая, без моральных принципов) и тайная. Психоисторическая война и кризис Запада, прежде всего Америки, в 1973–1987 годах как эпизод этой войны позволили сформироваться Заговору как мировому (глобальному) институту, сумевшему привлечь на свою сторону важные сегменты советской верхушки и ее интеллектуальной обслуги.

Можно даже сказать, что именно холодная война — первая в истории глобальная война — и стала средой и средством создания глобального заговора. Более того, именно она создала условия для того, чтобы К-структуры заняли верхние ступени в глобальной иерархии, выдвинулись на ведущие роли в этой войне. В борьбе с СССР К-структуры во многом подчинили себе структуры явные, легальные. Это было тем легче сделать, что оперативное пространство закрытых структур К-типа качественно отличалось от такового пространства структур открытых — оно было не государственным, а глобальным. Это давало капсистеме огромное преимущество — по сути, сам этот уровень, масштаб становился мощным социальным оружием, этаким глобальным властно — технологическим гиперболоидом. В то же время в ходе холодной войны произошло еще одно изменение: некоторые государственные структуры — главные агенты этой войны (спецслужбы) — все больше превращались в К-структуры и благодаря этой мутации — в невидимые правительства.

Именно в своей К-структурной ипостаси уже с 1950-х, а еще более активно — с 1960-х годов спецслужбы, разведуправления и пр. стали тесно переплетать свою деятельность с деятельностью транснациональных корпораций (ТНК), нередко выступая в качестве органов не столько государства, сколько ТНК, создававших свою мировую паутину — как явную, так и тайную, свой мир — рядом, над и под — (с) миром государств.

Иными словами, мало того что в послевоенную эпоху в США возникла неформальная структура военных служб и служб разведки с ядром в виде ЦРУ (Майкл Паренти называет эту структуру «государством национальной безопасности»), которая со временем установила неформальные связи с аналогичными службами других стран, создав нечто вроде транснациональной корпорации спецслужб, — эти структуры начали тесно взаимодействовать с ТНК как более удобным и значимым партнером, чем государство.

Методы, с помощью которых ТНК осуществляют планирование и оперативные функции, намного опережают аналогичные методы нации — государства, благодаря такому оргоружию ТНК оставляют позади нации — государства и их международную систему. Именно на ТНК начали переключать свою деятельность К-структуры. В 1990-е годы это приведет к тому, что в мире наряду с внешней политикой государств появятся «внешние политики» ТНК, спецслужб и различных агентств. Ну а внешняя политика самих государств становится все более тайной, К-структурной, что еще больше ослабляет государство, денационализирует его.

Вернемся, однако, в начало послевоенной эпохи. СССР как антикапиталистическая система не смог создать социальное оргоружие, адекватное новой эпохе. Коминтерн как оргформа (оргоружие) и К-структура был адекватен уходящей эпохе войн и революций и не пережил ее, так как оказался, как ни парадоксально это покажется на первый взгляд, мало приспособленным для эпохи глобального противостояния систем. Его роспуск Сталиным в 1943 году только внешне кажется конъюнктурным решением. На самом деле Коминтерн к тому времени уже выполнил свою историческую роль, причем выполнил ее главным образом в 1920-е годы. Не случайно в 1919–1928 годах прошло шесть конгрессов Коминтерна, а в 1929–1943 годах — только один (последний, VII, — в 1935-м).

Как раз именно тогда, когда СССР в противостоянии с капсистемой, по сути, отказался от коминтерновской тактики, все более интегрируясь в межгосударственную систему и ведя себя на международной арене пусть как особое, но все же государство, США приняли на вооружение коминтерновскую тактику. В 1953 году сенатский комитет по международным делам пришел к выводу о невозможности мирного сосуществования с СССР и как следствие — о необходимости активизировать противостояние на мировом (глобальном) уровне в виде подрывной деятельности, прежде всего — в психоисторической сфере.

Эта деятельность, естественно, потребовала адекватных своей природе К-структур глобального уровня, которые благодаря ей и оказались «властелинами колец» Запада. Холодная война, таким образом, — еще раз обратим на это внимание — стала средством перехода реальной власти на самом Западе, в ядре капсистемы, в руки К-структур глобального масштаба, перемещения этой власти на глобальный уровень. И произошло это именно тогда, когда системный антикапитализм этот уровень в какой — то степени освободил, ушел с него, — глобальным игроком оказалось государство, вовсе для этого уровня не приспособленное и не предназначенное.

На пороге футуроархаического мира

Глобальное пространство по своей социальной конструкции неоднородно. Глобальный мир — это вовсе не вся планета в целом. Глобальный мир — это мир богатых зон на Севере, то есть в ядре капсистемы, и их точек — анклавов в остальном мире. Глобализация — это и есть связь — сеть этих зон и точек, включение их в единую систему с одновременным и обязательным исключением из нее всего остального. Глобализация, по сути, есть исключение из мира богатых точек (пуантилистского) мира, выталкивание в неоварваризацию, в неоархаизацию, в серые зоны 80 процентов мирового населения. Именно К-структуры в их функции мирового управления наилучшим образом приспособлены для реализации подобного цивилизационного остракизма.

Ясно, что процесс этот не может быть ни мирным, ни безболезненным. Этот процесс — война. Глобализация и есть социальная война, а точнее, такая форма геоисторических действий, в которой грань между войной и миром стерта, в которой военных целей добиваются мирными средствами, и наоборот. Внешне это выглядит как мировой хаос, мировой беспорядок, где сильные и слабые воюют друг с другом и между собой, где Саддам рискует напасть на Кувейт — бросая вызов США, где режут друг друга хуту и тутси, где американцы бомбят Югославию и Афганистан. Впрочем, хаос этот во многом создается, управляется и направляется.

Если в мировых войнах решался вопрос о том, кто будет гегемоном капсистемы, то в глобальной холодной войне решался вопрос о том, кто будет хозяином планеты в целом и какая социальная система будет на ней единственной. Всемирная точечная, пуантилистская война уже идет. Это не война — целостность, а война — совокупность локальных конфликтов, точнее, мятежей неких зон, районов против центральной власти. Так называемый международный терроризм в тех случаях, когда он не ширма и не маска спецслужб, — это одна из форм всемирной пуантилистской войны, не имеющей никакого или почти никакого отношения к эпохе, в начале которой — итальянские карбонарии, а в конце — итальянские же «Красные бригады». Всемирная война, помимо прочего, направлена на то, чтобы либо отобрать у центральной власти право распоряжаться местными ресурсами, либо насильственным — чаще всего террористическим — путем заставить эту центральную власть согласиться с тем, что локальный хищник будет в той или иной форме эксплуатировать подконтрольные ей ресурсы и население. Это, на мой взгляд, и есть всемирная война XXI века, война эпохи позднего капитализма (и, как знать, возможно, и посткапитализма, со всей очевидностью возникающего на наших глазах в качестве намного более жестокого, эксплуататорского и неэгалитарного общества, чем буржуазное).

Субъектами всемирной точечной войны выступают не только и даже не столько государства, сколько ТНК, криминальные сообщества, кланы, террористические группы, ну и, естественно, государства, причем одновременно в их официальной и неофициальной — К-структурной — ипостасях. При этом ипостаси могут вступать в острейшие противоречия друг с другом, и, условно говоря, разные этажи одного и того же учреждения могут оказаться на двух, а то и на трех или более различных сторонах. Иногда они воюют между собой, иногда — с государством. Для этого в современном мире есть все условия. С одной стороны, высокоразвитые военные технологии (ядерное, бактериологическое, информационное, организационное и т. п. оружие) перестали быть монополией государств. С другой стороны, пуантилистский характер глобального мира, представленного ограниченным пространством зон ядра и их анклавов на Юге (как правило, это крупные города), делает этот мир весьма уязвимой целью.

В наши дни совершенно по — новому оживает столь популярная в 1920-е годы тема одиночек, стремящихся захватить власть над миром, — беляевские «Властелин мира» и «Продавец воздуха», толстовский «Гиперболоид инженера Гарина» и многое другое. Глобализация подводит реальный финансово — экономический и политический базис под структуры типа «Спектра» и персонажи типа Доктора Но из бондианы — структуры и персонажи, над которыми в 1960–1970-е годы можно было понимающе посмеиваться: мол, мы-то знаем, что в реальности такого не бывает. В глобальной реальности такое возможно. Индивидуализированные К-структуры вполне соответствуют глобальному пуантилистскому миру, в котором под ковром (изрядно траченным молью) наций — государств с их полуфиктивными конфликтами идет жестокая борьба выступающих под разными масками организованных меньшинств и групп за контроль над миром или значительными его частями.

У К-структур глобальной (энтээровской, компьютерной и т. п.) эпохи появилось оружие такого качества и такого масштаба, о котором К-структуры предшествующей эпохи — империализма и ГМК (1870–1970-е годы) — и мечтать не могли. Речь идет об информационно — организационном оружии. Информоргоружие позволяет не просто в значительной степени контролировать мир, как это имело место на поздних стадиях массового общества (полный контроль над реальным миром, по сути, невозможен), а создавать виртуальный мир, подменять им с помощью электронных СМИ мир реальный и вот этот созданно-контролируемый виртуальный мир выдавать за реальный.

Если раньше создавался текст, который пытались вписать в реальный мир, то теперь творится проект — контекст, им подменяется реальный мир, и в этот виртуальный контекст вписывается любая реальность как текст, которая при этом и в результате этого утрачивает качества реальности и неконтролируемости. С этой точки зрения в эпоху глобализации по-американски, главным действующим лицом которой является то, что называют «новой американской империей», научная конспирология оказывается, помимо прочего, информоргоружием. И, как знать, может быть, именно тем оружием, которое поспособствует скорейшему окончанию этой эпохи: «Ступай, отравленная сталь, по назначенью» (Уильям Шекспир).

Но будет ли это концом К-структур? Сомневаюсь. Скорее всего, рядом с К-структурами, с одной стороны, возникнут новые, неоорденские, способные окончательно похоронить государство (или превратить его в свою оболочку), с другой стороны, на поверхность могут выйти К-структуры и ордена, которые до сих пор скрывались в глубокой тени и позиции которых в условиях глобального кризиса оказываются в опасности. Иными словами, если не случится глобальной катастрофы, нас ждут, конечно же, не счастливые, но весьма интересные времена, в которых Время свернется футуроархаическим листом Мебиуса и для понимания которых нам потребуется новая наука об обществе и о тех, кто претендует на биосоциальное Кольцо Всевластия в нем. Только так можно будет уничтожить это кольцо.

Источник

За наводку спасибо Александру Саввину

Сохранено