Бра как декоративный элемент. Тренды в интерьерах 
Приключения маленького подсолнуха 
Месяц назад: Первомай в Танжере - 3 
Трава в конце мая зеленее 
"Большой Прометей": история с "Молнией Зевса" имеет неожиданное продолжение 
Если у вас много диарейных стульев 
Хлопотливый день 
29 мая ● "День военного автомобилиста Вооруженных сил России" и не только... 
27 мая ● "День рождения Санкт-Петербурга!"
22.07.2013 —
Понимаю что надоела всем эта тема
Наши
internasionale — 24.07.2013
Теги: Дуда
Сколько современный человек может прожить вне закона? А
если это четыреста тысяч человек? Население целого
города. Города без милиции, без прокуратуры, вообще без власти.К декабрю 94-го Грозный так жил уже три года. Формально власть существует. Милиция, департамент безопасности, национальная гвардия, муниципальная полиция, даже боевой «абхазский» батальон. Но все это существует в другом измерении, которое никакого отношения к жизни горожан не имеет. Силовиков перетасовывают, переименовывают, переподчиняют. Они что-то патрулируют, кого-то арестовывают. Но ничего не меняется.
Чеченцам легче – у них рядом села, их защищает родня. Но время от времени появляются крупные банды, которые терроризируют и чеченцев. Они раскатывают по городу в дорогих джипах, увешанные всеми видами оружия. Грабят и похищают богатых. Тут и родня не поможет. Хотя, случается, помогает. И тогда на улицах города происходят целые сражения. Оружие здесь у всех.
Ингушам легче – у них тоже родня. Да и мало их уже в городе, Большинство в только созданной Ингушское республике. Там Аушев, там порядок.
Легче всего евреям. Они уехали еще задолго до начала всего этого бардака, когда держались высокие цены на жилье.
«Их предупредили, – уверены горожане.– Их московские евреи заранее предупредили, что здесь произойдет».
Глупости. Евреев предупредил вековой инстинкт самосохранения и здравый смысл. Так же, как и армян, вовремя покинувших город. Русским, татарам, грекам, всем, кого теперь стали называть русскоязычным населением, здравого смысла не хватило. Не оказалось и инстинкта самосохранения. Только и была советская вера в родное государство. Кто ж знал, что оно уже перестало быть родным?
«Вот придут наши – наведут порядок», ‒ ждал город.
Но наши все не шли, а жизнь становилась все тяжелее. Бросились продавать дома, переезжать. Все одновременно. Цены обрушились, теперь уже на вырученные деньги можно было только вещи вывезти. И тогда многие решили: «Будь что будет, здесь жили ‒ здесь и останемся».
Так и существовал город в ожидании чуда. В это трудное время всех оставшихся горожан ‒ настоящих горожан, выросших в этом городе: русских, чеченцев, ингушей, татар, греков, персов и еще Бог весть кого объединяла эта святая советская вера в наших.
«Мэр Грозного Гантемиров отказался подчиняться Дудаеву и потребовал у него сложить полномочия, – радостно сообщали знакомые чеченцы.
Но разгромив слабенькую муниципальную милицию, в мэрию вламывались дудаевцы, и раненный в перестрелке Гантемиров скрывался в родном Урус-Мартане.
«Автурханов поднял Надтеречный район и идет освобождать город от Дудаева», – опять радостно сообщали знакомые чеченцы.
Город знает, что надтеречные чеченцы не признают Дудаева. Район живет как-бы в России, раз за разом отбивая атаки дудаевцев. Глава Надтеречного района Автурханов единственная сила, которая противостоит Дудаеву. Горожане ждут его.
Автурханов в конце концов приходит. С танками, в которых сидят нанятые по воинским частям экипажи, с отрядами надтеречных чеченцев. Но куда им до отлично обученных, и главное, не боящихся крови батальонов кадрового офицера Масхадова. Офицера, которого командование официально перевело из своей воинской части к Дудаеву.
Надтеречные чеченцы разгромлены. Они крестьяне, а не солдаты. Они могут защищать свои села, но им неинтересно погибать за город. Они уходят. А телевизор показывают трофейные танки с пленными экипажами.
Опять безнадежность и ожидание.
И вот пасмурным декабрьским утром шепот по всему городу: «наши идут».
Этого не говорят громко, опасаясь деловито снующих повсюду дудаевцев. Но это написано на каждом лице, в каждой понимающей улыбке, в каждом украдкой брошенном торжествующем взгляде. Этому шепоту вторит далекая артиллерийская канонада. Горожане шепчутся, слушают артиллерию и бегут к телевизору.
– Я возьму Грозный двумя полками, – хвастливо сообщает телевизор.
Это генерал Грачев. Он не вызывает симпатий. Неопрятный, расхлябанный и совсем не похожий на героя-спасителя. Но он ‒ наш. И ему хочется верить.
– В городе уже не осталось русскоязычного населения, его вырезали чеченцы, – вещает опять телевизор.
Как это нет?! А мы?! Мы-то никуда не подевались. Мы здесь и мы живы.
Заходит сосед-чеченец.
– Вот ты мне скажи, каким здесь беременным русским женщинам животы вспарывали, кому позвоночники ломали? Почему он врет?
Понимаю, что врет все тот же телевизор. Я не знаю о вспоротых животах и сломанных позвоночниках, но знаю о похищениях и убийствах. Знаю, как отнимают деньги, узнав, что кто-то продал квартиру и уезжает. Не так часто, как рассказывает телевизор, но знаю.
– А что, чеченцев не убивают, не похищают? – не унимается сосед. – Это же бандиты. Со всех тюрем же выпустили сами федералы. Чеченцы здесь причем? Я здесь причем?
Я знаю, что и чеченцев убивают. Но свои же чеченцы. А это для меня очень важный штрих. Но говорить об этом соседу глупо. К чему сейчас все это, если идут наши? Они разберутся с теми, кто убивал, кто грабил. А сосед хороший человек. Когда-то работал на заводе «Красный молот». В той, в другой жизни, когда еще были заводы.
‒ Слушай, я в село еду, – говорит сосед. – Поехали со мной. Там отсидишься.
Нет. Я не поеду к нему село. Я буду ждать наших. Хорошо, что семья уже давно выехала. Жена не хотела оставлять одного, но я настоял – одному проще.
– Здесь через пару дней все закончится, спокойно вернемся, ‒ уговаривает сосед.
‒ Не могу я. Мы с Игорем вместе договорились держаться. Мне сегодня к нему нужно.
Игорь когда-то жил на нашей улице. Потом продал дом и уехал куда-то под Туапсе. А через полгода вернулся один. Снял двухкомнатную квартиру в Олимпийском. Зачем он вернулся непонятно. Говорит, не может на новом месте. Может и правда, а может просто потому, что автоэлектрик от Бога. В Чечне полно иномарок, как здесь говорят, «воздушных». А он, наверное, единственный специалист на весь город. Странная личность.
Ни о чем я с ним не договаривался. Просто не нужно мне бояться наших. А еще в сарае у меня стоит заваленная всяким барахлом новенькая «девятка». Вовремя не перегнал, поэтому и сижу теперь в городе. Не то чтобы я не доверяю соседу. Но чем меньше людей знает, тем лучше. Конечно, можно и сказать, попытаться вместе перегнать в село. Но еще неизвестно, что с ней стало за столько лет, пока стояла. Вдруг по дороге сломается. А Игорь ‒ мастер. Если уж выбираться, то с ним надежнее.
‒ Ну, смотри сам. Я до вечера буду здесь, потом поеду, пока дорога еще свободна.
Отправляюсь в Олимпийский. Это микрорайон такой рядом с военным городком. Где-то вдали слышна артиллерийская канонада. Наши.
Игорь живет на третьем этаже обычной хрущевки.
– Проходи, – открывает дверь мой товарищ. – Сейчас ужинать будем.
У него всегда можно хорошо поесть, всегда водятся деньги. В отличие от меня. Но зато у меня в подвале двадцать коробок отличной импортной водки «На здоровье». Друг на сохранение оставил, когда уезжал. Все, что успел забрать из своего магазина. Продавать я ее, конечно, не продаю, но за два года ящики заметно опустошены.
У меня запас хорошей водки, у него – закуска. Это одна из тайных причин нашей дружбы.
Сидим, пьем, курим.
– Наши, наверное, уже завтра возьмут город, – говорю Игорю, не скрывая радостного настроя.
– Ганс, ты давно был в Москве?– спрашивает Игорь, пуская кольцами дым.
Ганс - мое прозвище. Прилипло с детства.
– Лет 10 не был, а что?
– Я там каждый месяц почти бываю, к семье езжу.
– Ты ж говорил они в какой-то станице возле Туапсе?
– Выжили нас из Туапсе. Там мы никому не нужны. Если бы не уехал дом обещали спалить.
– За что?!
– За то, что живем богато, работаем много, пьем мало. Но главное за то, что в долг на водку не даем.
– У моих в Пятигорске таких проблем нет. Жену, правда, «чеченкой» называют. Ну, это так ‒ в шутку.
– Ничего не в шутку. Мы не похожи на них. Поэтому не любят. Здесь не любят, там не любят… .
– В Москве бандитов не меньше, чем здесь, – добавляет он после долгой паузы.
– Сегодня по телевизору слышал, говорят, что нас всех вырезали,‒ озвучиваю мысль, которая целый день не дает покоя.
Игорь не простой автоэлектрик. Он еще и политик. Мы здесь все политики.
‒ Боятся, что «чехи» в отместку вырежут, на опережение работают. Или боевой дух солдат поднимают. Чтобы было за что воевать.
Нас прерывает взрыв. Это уже не артиллерия.
«Авиабомба» - догадываемся и выскакиваем на тесный балкон. Самолетов не видно. Может из-за темноты, может потому что высоко. Но хорошо видно взрывы бомб, которые, падают на крыши жилых многоэтажек вдали. И видны в небе огни дудаевских зениток.
С балконов вокруг нас слышны проклятия на русском и чеченском языках в адрес невидимых самолетов. Вдали гремят и гремят авиабомбы, все трещат и трещат зенитки.
– Гады, – вдруг слышу осипший голос Игоря и смотрю на его перекошенное лицо.
Неужели у меня такое же?
– Гады, гады, – повторяет он все так же, не разжимая губ. И вдруг я понимаю, что обращается он не к чеченским зенитчикам, а к нашим.
Вдали горят многоэтажки с людьми. Они тоже ждали наших.
Подавленные возвращаемся в комнату, наливаем по полстакана водки и молча, опрокидываем в себя.
‒ Может, на машинах попробуем проскочить? Нам бы только до военных добраться,‒ говорю Игорю под впечатлением от увиденного с балкона.
– О машине забудь. Вон, мой «пирожок» отняли, твою, тем более, не выпустят.
Игорь ездил на стареньком москвиче-фургоне, который ему дал хозяин
тех.станции. Кому он мог понадобиться?
‒ Боевики меня же самого заставили снять будку, обложили кузов мешками с землей, поставили какой-то мощный пулемет. Я такой и не видел никогда.
‒ Сам хотел уехать, ‒ буднично рассказывает Игорь. У него такая манера говорить обо всем, как о чем-то обыденном и скучном. Без эмоций.
‒ Там на границе местные с детьми, женщинами вышли на трассу, пытались остановить колонну. Я видел, как солдаты по толпе начали стрелять. Думаешь, здесь будут церемониться? Еле ноги оттуда унес. А в Черноречье уже боевикам попался. Ну, это какие-то левые, молодняк. Настоящие на мою развалюху не позарились бы.
Взрывы авиабомб приближаются. Мы еще не научились выживать при авианалетах. Это придет позже. Нам не приходит в голову куда-нибудь прятаться, даже свет не выключаем. У нас есть полуторалитровая бутылка водки. И мы представить не можем, что на нас упадет бомба.
Вдруг с улицы доносятся победные крики. Снова выскакиваем на балкон. Может мне кажется, что лицо моего товарища приобретает зловеще торжествующий вид? Пока мы пили, зенитка сбила самолет. И сразу все прекратилось. То ли этой потери оказалось достаточно, чтобы самолеты ушли, то ли самолет бы один, но наступает тишина. Только люди на балконах ликуют. Это ликование почему-то передается и мне.
Остаток ночи проводим в пьяной полудреме. Утром отправляюсь домой. Игорь, дал с собой целую сумку продуктов. Мне этого хватит на неделю. Звал выбираться пешком в сторону Дагестана, но я отказался. Еще остается надежда. Только самому непонятно на что.
Я изменился за эту ночь. И горожане изменились. Нет больше украдкой торжествующих улыбок, нет радости ожидания. За ночь город ощетинился, город возненавидел наших.
Транспорт не ходит и я, с огромной хозяйственной сумкой на плече, тащусь домой. Опять начинается бомбежка. Один самолет пролетел прямо над головой, так низко, что я невольно сел на корточки. От шума реактивных двигателей и от животного страха. Захожу в какой-то подъезд. Нужно отдышаться, собраться с мыслями. Очень хочется воды. Открывается дверь квартиры, выходит какая-то пожилая чеченка. Недовольно смотрит на меня. Видно не грозненская, переехала недавно из села. Грозненцы не смотрят друг на друга так. Прошу воды. Молча, уходит, потом появляется мальчик лет 10-ти с большой железной кружкой. Мальчик тоже смотрит исподлобья. Осушив кружку, быстро покидаю негостеприимный подъезд. От греха подальше.
Наконец добрался на свою улицу. Слышу душераздирающий крик. Женщина распласталась над чем-то черным и страшным на земле. Несколько мужчин пытаются ее поднять, оторвать от этого черного. Еле узнаю в ней соседку через три дома. Подхожу и понимаю – на земле обугленное человеческое тело. Ее муж.
Он появился на нашей улице еще в конце 70-х. Приехал из какого-то села. Женился и остался здесь. Работал на химзаводе. Спокойный, всегда вежливый. Ему дьявольски везло в нарды. Что я только ни делал, чтобы обыграть его, но всегда терпел позорные поражения, раздражаясь на это его неизменное везение. А здесь не повезло. Он и так был невысокого роста, а сейчас вообще кажется, что на земле лежит обугленный маленький ребенок.
Вокруг стоят насупившиеся соседи. Тихо переговариваются.
– Они фосфорные бомбы применяют.
– Нет, от фосфорной от него ничего бы не осталось. Обычная зажигалка.
– Как он попал под нее?
– На Садовой. Наверное, побоялись лететь на зенитки и сбросили куда попало. Там много погибло.
Говорят на смешанном языке грозненских чеченцев и я начинаю понимать, что произошло за прошедшие сутки.
Боевики установили зенитки, как и полагается по всем правилам военной науки на возвышенностях, то есть на крышах жилых многоэтажек. Наступающие войска, как и полагается по всем правилам той же военной науки начали подавлять военные точки, то есть бомбить авиацией жилые дома. До людей и тем и другим не было никакого дела.
Потом был дневной налет. Тот, который загнал меня в подъезд. Какой-то летчик то ли от страха, то ли от природной своей злобы скинул бомбу на оживленный перекресток. Образовалась пробка. Он развернулся и отбомбился по скоплению машин и людей. Так погиб мой везучий в нарды сосед.
– Нужно его везти к родителям.
– Как его везти, там все перекрыто. Лучше где-нибудь в здесь похороним.
– Нет, повезем в Ингушетию, к родителям, – жестко говорит старик в феске. –
Стыдно нам будет, если оставим его здесь.
У них свои понятия. Чеченцы и ингуши вечно соперничали. Еще когда была общая республика. Старик не хочет, чтобы кто-то сказал, что чеченцы плохие соседи, не привезли тела. Я родился и вырос здесь. Мне это привычно.
– Аушев с Дудаевым договорился вывезти мирное население. На площадь Дружбы уже несколько дней автобусы приезжают.
Это сообщает вышедший из дома незнакомый мне человек. Он не с нашей улицы, видимо он и привез тело соседа. Незнакомец куда-то уходит и возвращается на пассажирском «Рафике». В него кладут тело.
– Ты едешь?– спрашивает старший.
Я смотрю растерянно.
– Слушай, сынок, тебе лучше уехать отсюда. Всякие сейчас по городу ходят, злые все. Там автобусы. Закрывай дом и садись. Вечером уже со своими в Пятигорске будешь чай пить.
Машинально киваю головой и как во сне иду запереть дом. Пропади оно все пропадом. Не хочу, чтобы завтра так же стояли над моим обугленном телом и вспоминали, что я играл в нарды.
Беру только документы и самое необходимое. А на улице уже сигналят, торопят.
От нас до площади Дружбы народов ехать минут десять. Вокруг автобусов непролазная толпа. Ее пытается оттеснить жидкая цепь омоновцев в непривычной здесь российской форме.
‒ Люди, дайте нам проехать, ‒ кричит, поднявшись на бампер милицейского «уазика» какой-то подполковник в военной форме.‒ Некуда больше сажать. Я заместитель министра внутренних дел Ингушетии, даю вам слово, что завтра опять буду здесь. Подождите до завтра, некуда больше сажать. Сами же видите.
Но толпу успокаивают не его слова: она видит, как несут завернутое в одеяло тело. Люди молча расступаются. Мертвые важнее живых. Его каким-то непостижимым образом через багажную часть втискивают в автобус, втискивается старик в феске и женщина в черном с детьми.
Колонна отъезжает. Я остаюсь с толпой на площади. Рядом какой-то бомжеватого вида мужичок с размаху швыряет в сторону двухколесную тележку. С такой обычно ходят торговцы.
‒ Видел «Вокзал для двоих»? ‒ спрашивает меня весело.
‒ Видел.
‒ Я так мать привез на этой тележке. Она ходить не может. Я пока останусь. Ну, ничего, выживем. Так я говорю?
Мне не нравится его деланная молодцеватость и фамильярность.
‒Наверное, ‒ отвечаю под нос и быстро ухожу.
Еще несколько дней привыкаю к взрывам и все приближающейся артиллерийской канонада. Нет, надо выбираться. На этот раз собираюсь основательнее. Опять иду на площадь Дружбы народов.
Осталось несколько кварталов, когда навстречу из-за угла выворачивает тот самый бомжеватый тип.
‒ Здорово братуха.
‒ Добрый день.
‒ На площадь лучше не ходи, попадешь под горячую руку.
‒ Так там же автобусы… .
‒ Нет там автобусов, какой-то Басаев, говорят, приказал отнять и сжечь.
‒ Так там же охрана была?!
‒ А что охрана? Наставили гранатометы и все дела. Помнишь того начальника? Стал наезжать. Они его к стенке поставили.
‒ Расстреляли?!
‒ Нет, там женщины начали плакать, платки свои бросать на землю. Ну как там у них по обычаям. Отбили, в общем. Короче, земеля, мы с тобой теперь заложники. Говорят, раз нам тут подыхать, то и вам тут подыхать.
‒ Договоренность же была, что выпустят жителей!
‒ Не было никакой договоренности. Аушев, сказали, внаглую автобусы присылал. Иди-ка ты домой. Теперь пока наши не придут, на улицу лучше не высовываться. Хрен знает, что им еще в голову придет.
Непонятно веселый мужик ушел ждать наших.
А я уже окончательно понимаю простую вещь ‒ наших нет.
За моим городом, где все происходящее казалось чем-то временным и случайным, был уже другой мир. Это как-то прошло мимо меня. Мы мечтали, как в кино про войну, придут советские воины-освободители и мы все заживем по прежнему. И совсем забыли, что никаких советских воинов больше нет. Наших больше нет.
Об этом мне и пытался сказать Игорь.
Оставить комментарий
Популярные посты:
Предыдущие записи блогера :
21.07.2013 —
Довольно жестко.
21.07.2013 —
М. Шевченко порвал "Эхо"
19.07.2013 —
Арсенал богатый: будем ждать
17.07.2013 —
Как Вы думаете?
Архив записей в блогах:
Падение режима неизбежно. Крах Мордора неминуем в ближайшие дни. Вертолет Влада Путина уже стоит на взлётной полосе на крыше Лубянки, заправленный бензином до самой Северной Кореи. Креаклы в Жан-Жаке устроились поудобнее, чтобы успеть заснять крушение этой страны и выложить в инстаграмм. Т ...
На Олимпиаде 1896 года во время марафонского забега произошел курьезный случай. Вместе с бегунами стартовали кавалеристы, которые несли секундомеры. Лошади бодро начали забег, но вскоре с галопа перешли на шаг. Марафонцы настигали всадников… Чтобы вовремя доставить секундомеры к финишу, ...
Анекдот: Султан Брунея наконец-то дождался рождения наследника. И вот на его 5-й день рождения он сказал сыну: - Свет очей моих! Сегодня тебе исполнилось пять лет. Проси чего ...
Террористы захватили лицей со студентами на окраине Парижа, на месте ЧП прогремел взрыв. Об этом сообщает французская газета Le Parisien. Место происшествия оцепил спецназ, сообщений о количестве боевиков, возможных раненых или погибших не поступало. Местные жители из близлежащих домов ...
