Слово «санкции» стало универсальным паролем, с помощью которого ведомственные лоббисты, руководители государственных и частных компаний и госкорпораций пытаются получить доступ к бюджетному финансированию. Хедлайнером прошлой недели выступил глава Минсельхоза Николай Федоров. В течение пятницы он последовательно выступил на двух высоких совещаниях — сначала у премьера, затем у президента, и у каждого из них просил о поддержке.

Просьба к Медведеву оказалась скромной: всего 28 миллиардов рублей в текущем году и 86 миллиардов в следующем. Актуальной информации о том, что происходило в Ново-Огареве нет. Стенограмма совещания, посвященного проблемам импортозамещения, на сайте президента обрывается на самом интересном месте — «докладчик Николай Федоров», а министерский сайт и вовсе не содержит упоминания о столь важной встрече. По данным СМИ, Федоров считает необходимым профинансировать импортозамещение в АПК в размере 630 миллиардов рублей на ближайшую пятилетку.

Любопытно, идет ли речь о каких-то дополнительных мерах, или, апеллируя к геополитическим рискам, Федоров просто пытается защитить бюджет собственного ведомства в условиях всеобщего секвестра. Известно ведь, что существует госпрограмма развития АПК на 2013-2020 годы с бюджетом порядка триллиона рублей (это если оставить в скобках непроизводительные подпрограммы вроде социальной поддержки села). Можно было бы сказать, что она не учитывает вызовы времени, но и это не так. Госпрограмма была сверстана на основе доктрины продовольственной безопасности, утвержденной еще президентом Медведевым, и ее главная задача: достижение почти полной независимости от импорта продовольствия к 2020 году. То есть простое выполнение существующей госпрограммы естественным образом должно было привести к импортзамещению.

Быть может, на Федорова произвело впечатление намерение Владимира Путина провести аудит исполнения госпрограмм в разрезе персональной ответственности чиновников (видимо, это единственная идея, которую президент почерпнул в скандальном выступлении Германа Грефа). По такому случаю лучше начать импортозамещение с чистого листа и с уточненным в меньшую сторону бюджетом.

Впрочем, в отличие от министров и президента, я не разделяю уверенности в том, что существует прямая зависимость между объемами бюджетных ассигнований и объемами производства, которое должно обеспечить импортозамещение. Даже сказка про Буратино учит нас, что деньги, закопанные в землю, урожая не дают.

Продовольственная безопасность — вопрос не столько экономики, сколько геополитики, а еще точнее, идеологии. Цифры здесь имеют второстепенное значение, на первом плане — их интерпретация. Возьмем, к примеру, производство зерна.  Поздний Советский Союз и новая Россия в первую декаду своего существования были чистыми импортерами. С 2001 года и по сей день мы, напротив, вывозим зерно, и не потому, что не доедаем. Секрет успеха прост: производство восстановилось, а вот внутреннее потребление резко упало в результате резкого падения спроса со стороны животноводства. Коров-то вырезали, кушать комбикорм некому. Как результат, вместо сырья (зерна) мы импортируем готовый продукт (мясо и молочную продукцию). И в результате имеем соответствующие показатели доли импорта на рынке: около 80% говядины, более половины сыра, более трети свинины (все это — по итогам 2012 года).

Но есть ли тут повод для паники? Скорее нет, чем да. Мясомолочная отрасль — как раз то направление, которое имеет в России естественные лимиты для развития, потому что требует выпаса скота на открытых пастбищах в течение большей части календарного года. А у нас климат не тот — не отговорка, просто факт. Никого же ведь не смущает полная зависимость России от импорта бананов. Хотя при должном тщании их можно было бы выращивать у нас (до кризиса 2008 года самая большая банановая плантация в Европе располагалась не где-нибудь, а в Исландии). То же и с говядиной. Когда мы ее импортируем, мы экономим, а не тратим. Потому что в цену импортного продукта не заложены нерациональные издержки, более того, субсидии, которые получают от своих правительств производители ЕС и США, снижают себестоимость продукции, а значит, работают и на кошелек отечественного потребителя, и на российский бюджет (через механизм таможенных пошлин). Продать излишки зерна и покрыть за счет выручки дефицит говядины — нормальное разделение труда. Если по итогам подобной кооперации в торговом балансе дыра, это не значит, что нужно запрещать ввоз говядины. Наоборот, наращивать производство и экспорт зерна, обеспечивая тем самым продовольственную безопасность с точки зрения системы национальных счетов, а не отдельных товарных категорий.

Но идеология заставляет правительство поступать в соответствии с принципом, еще более абсурдным, чем классический: «не доедим, но не ввезем». Показательно, что еще год назад идеологи изоляционизма, объединенные в Изборском клубе, описывали сценарий прекращения импорта сельхозпродукции Запада в РФ как тайное оружие «вашингтонского обкома»: «На самом деле всё висит на волоске. Достаточно нашим западным контрагентам по той или иной причине всего на месяц-другой перекрыть поставки продовольствия в Россию, а Федеральной резервной системе США заморозить наши валютные активы - как дело будет сделано: мы со своими двухмесячными импортными продовольственными запасами в одночасье станем очередным Египтом. Произойти это может и по вполне объективным причинам. Например, в случае введения на Западе глобального запрета на производство и экспорт генетически модифицированных продуктов как приравниваемых к отравляющим веществам или наркотикам».

Цитата, между прочим, из доклада, подготовленного под руководством академика Глазьева и размещенного на сайте Изборского клуба. Не верят изборцы в Россию: мы без западной еды ровно два месяца, а Египтом и не пахнет. И ГМО планируют запретить не на Западе, а у нас. На глобальной конкурентоспособности отечественного АПК такая мера скажется примерно как запрет электричества на развитии Интернета. Но у нас свой технологический уклад. Изборский.

Алексей Полухин
редактор отдела экономики