На Русской службе новостей

diak-kuraev — 06.11.2015 Д. НАДИНА: В студии Андрей Кураев, протодиакон. Отец Андрей, здравствуйте. Мы всегда рады Вас приветствовать. Вопросов за тот месяц, что Вас у нас не было, вопросов накопилось немало.
В самом начале, если можно, пару слов о страшной авиакатастрофе, свидетелями которой мы все были, самая страшная катастрофа в истории современной российской действительности.
Понятно, что здесь не может быть других оценок, это просто страшно, однако целый клан троллей, я даже не знаю, как назвать этих людей, появился в интернете, которые искренне радовались этой катастрофе, писали, как это замечательно. Многие были из Украины, это к разговору про взаимоотношение двух наших стран. Откуда эти люди взялись, по-Вашему, они всегда были такими, или это веяние времени?
А. КУРАЕВ: До некоторой степени это веяние времени, Вы правы, потому что это лёгкий, дешёвый способ выпендриться — я не такой как все, я выше ваших стандартов, или я супер-принципиальный, на войне как на войне, и прочее. И все же даже в украинском сегменте сети эти реакции не были характерными.
Д. НАДИНА: Они были маргинальными.
А. КУРАЕВ: Они были, и это не к чести данной части интернет-сообщества.
Д. НАДИНА: Я пытаюсь понять, есть вещи абсолютно однозначные, которые нельзя оценить как-то иначе, война – это всегда плохо, смерть человека – это трагедия, если мы не говорим про Гитлера, а всё остальное откуда взялось и что с этими людьми делать, можно ли считать их эмоциональными калеками, какой термин подобрать?
А. КУРАЕВ: Каждый человек сам себя довёл до этого. С христианской позиции нельзя указывать, что чей-то президент виноват, чья-то хунта, чья-то информационная кампания, чей-то государственный департамент. Пусть есть реальная вина этих структур, но окончательное решение принимает сам человек индивидуально. Эту личную нравственную ответственность отменять нельзя.
При этом есть и какие-то факторы, которые опутывают паутинкой человека, делают, как ему кажется, разрешёнными такого рода странные реакции. Здесь вина и масс-медиа, и людей, и политиков. Вина трансгранична, нас и там и тут приучают жить и мыслить по критериям военного времени.
Давайте вернёмся в годы Второй Мировой войны — если бы мы узнали, что наш подводник потопил плавающий госпиталь с солдатами фюрера и беженцами, наверное, этот Маринеско получил бы орден и благодарность, а не поток ругани.
К сожалению, очень многие люди сегодня, и с нашей стороны тоже, слишком легко сегодняшнюю ситуацию приравнивают к ситуации предельной ясности, которая была в 40-е годы, и тоже ощущают себя комиссарами на той войне, и что именно мы воины света.
Вы сказали, войну нельзя оправдывать, но я думаю, в этой студии неоднократно за последние два месяца говорили, что превентивная война бывает хорошей, чтобы войну надо начать вести далеко от рубежей нашей родины, поэтому мы должны ударить первые – оправдания были.
В украинском медийном сегменте тоже масса такого рода полярных суждений, они себя считают во всём белыми, а Россию безусловно во всём виноватой. И когда такого рода форматирование мозгов происходит, рано или поздно появляются верные солдаты своему вождю, как им представляется. Им кажется, что именно с партийной точки зрения нужно всё оценивать, не с нравственной, а ситуативной. Москалям от этого плохо, значит, нам хорошо.
А есть такие люди и в нашей сети, которые оценивают всё наоборот: гривна опять упала, как замечательно, люди с голода будут на Украине подыхать, значит, скорее против хунты своей восстанут. Такие верные ленинцы, к сожалению, никуда не исчезли и через сто лет после ухода этого вождя.
Д. НАДИНА: Как относится церковь к войне, как оценивает её, что святые писания говорят?
А. КУРАЕВ: Книги Писания Ветхого Завета много говорят о войне, причём войне божественной, когда сам Бог повелевает начать войну, вдохновляет вождей и воинов на эту войну. Мы можем пойти в Русский музей и увидеть там копию статуи Микеланджело. Давид с пращой стоит: этот военный поединок с языческим богатырём он с помощью ноу-хау, этой пращи выиграл. И с помощью Божьей.
Сказать, что Библия в Ветхом Завете однозначно осуждает войну как некое безусловное зло, нельзя. А мы - христиане, для нас важнее Новый Завет. В Новом Завете нет идеи священной войны, нет призыва к войне, напротив, Христос говорит ученикам: вложите мечи ваши в ножны.
В то же время мы не видим в Евангелии призывов к тотальному разоружению. Такого в Новом Завете нет.
Есть слова Иоанна Крестителя к римским солдатам, солдатам оккупационной для евреев армии, которые пришли к нему за духовным советом, а он им сказал только одно: «Слабых не обижайте». Он не сказал: косите от армии, уходите, расходитесь по домам, штыки в землю.
Апостолы Христа носили с собой оружие, насколько это было разрешено, если не мечи, то длинные ножи у них были. А апостол Павел однажды сказал: «Начальник не напрасно носит меч свой». Это то, что мы видим в писаниях.
В документах II-III веков мы видим, что христиане доблестно служили в армии Римской империи. Огромное количество раннехристианских мучеников – именно солдаты, которые готовы были выполнять чисто воинские приказы, поражать мечом варваров, нападавших на границы Римской империи, но когда им велели повернуться лицом внутрь и поклониться статуе солнцеликого императора, как богу, они сказали, нет, мы делать этого не можем – их за это казнили, а не за отказ исполнения чисто воинского долга. А потом в христианские времена были армии, которые считали себя христианскими.
Д. НАДИНА: Я недавно была в Храме Христа Спасителя, там на стенах, в одной из частей храма, имена всех пострадавших в 1812 году, они пострадали за правое дело, за государство, за свою страну. Но ведь очень часто религия толкает на сражения за какие-то неуспешные в будущем идеи, историю пишут победители. Если батюшка благословлял на освободительную, как тогда казалось, борьбу, а в дальнейшем она окажется не освободительной, эти исторические казусы как толковать?
А. КУРАЕВ: Вопрос крайне непростой. Историческая модель православной политики говорит о принципе симфонии, когда государство не вмешивается в вопросы богословия, и церковь сама определяет, что есть ортодоксия, а что есть ересь. С другой стороны, церковь отказывается от возможности давать евангельскую и этическую оценки внешнеполитическим действиям государства, и внутриполитическим, в общем-то, тоже.
Если царь объявил войну, церковь автоматически говорит: да, идём, не разбираясь в мотивах. Вы привели пример Храма Христа Спасителя и Отечественной войны 1812 года. На мой взгляд, пример крайне сложный. Для меня удивительно: мы знаем великие имена Суворова, Ушакова, Кутузова, их грандиозные победы… Но за что они сражались «в век золотой Екатерины», ради чего? Что мы потеряли в Швейцарии, Альпах, Италии, на Корфу? Ради чего сожжена Москва в 1812 году – ради того, чтобы питерские буржуи могли покупать английские шмотки? Ведь в этом был мотив войны.
Наполеон требовал от Александра I всего лишь честного исполнения условий Тильзитского договора, по которому Россия, проиграв Аустерлиц, получила Финляндию и Молдавию от Наполеона, но с одним условием – не торговать с Англией. Но очень хотелось получать сверхприбыль от этой торговли петербургским элитам, и по сути война ради этого. Наполеон не собирался уничтожать Россию, покорять её, он с радостью хотел бы, чтобы Россия стала его союзником, как во времена императора Павла, когда планировался совместный поход казаков и французских гренадёров аж на Индию как жемчужину британской короны.
У меня такое ощущение, что Россия за последние века очень неудачно выбирала себе союзников: то против Франции с Англией, то против Германии с Францией в Первой Мировой войне, и как-то довольно неудачно для нас заканчивалось. Сожжение Москвы и гибель десятков тысяч раненых при Бородино русских воинов, они же тогда сгорели в этом пожаре, их не успели увезти, а у нас не принято об этом говорить. Я даже не знаю, есть ли их имена в Храме Христа Спасителя, я думаю, что нет.
Д. НАДИНА: Если говорить про Великую Отечественную, Вторую Мировую, тогда мы были на правильной стороне, и кажется, в одиночку даже, второй фронт открылся так поздно, это к нам союзники идти не хотели.
А. КУРАЕВ: Тогда нам в определённом смысле повезло с врагом, потому что это была некая абсолютная мразь, гитлеровский нацизм. Если бы был вменяемый враг, всё могло быть иначе. Массовая сдача наших воинов в плен в 1941 году была связана с тем, что они ещё не поняли, какая война идёт, им казалось, что ещё цивилизованный враг, немцы, памятные по 1916-1917 годам, времени «братаний». Война ещё не обрела священный оттенок.
Когда немцы, гитлеровцы, показали, что такое их ordnung на территории Белоруссии, тогда характер войны к 1943 году изменился. Для меня это главная загадка в истории Отечественной войны – что произошло к лету 1943 года? Когда я внимательнее вчитываюсь в книги о войне, мемуары, не могу понять, почему армия, которая недавно отступала, уперлась. Даже отчёты командиров танковых бригад под Сталинградом еще говорят, что пехота залегает, не идёт, если только где-то обнаружат неподавленный пулемёт, ложатся.
Но потом-то шли. Что произошло? Мне кажется, дело не столько в овладении оперативном искусством, повышении качества командиров (вряд ли это могло быть существенным: командиров тоже быстро выбивали на этой страшной войне), а что-то в психологии произошло. И я думаю, эта перемена в психологии – заслуга не политуправления нашей армией, а бесчеловечия армии врага.
Д. НАДИНА: Если к Сирии перейти и нашей борьбе с террористами. Войной назвать мы это не можем, это авиаудары, это точечная борьба, но тем не менее, Вы наши действия там одобряете, какую оценку им даёте?
А. КУРАЕВ: В каком смысле мы не можем назвать этой войной? Политически не хотим? Это понятно. Но какие критерии войны? Может быть и воздушная война. Американцы сколько лет воевали во Вьетнаме именно так: наземные части не участвовали. Ни одна их танковая дивизия не была переброшена во Вьетнам. Только авиационные силы, плюс силы охраны самих авиационных баз и воздушно десантные войска.
Формально Америка не объявляла войну Вьетнаму, правительству Хошимина, тем не менее, все говорят о том, что это Вьетнамская война. И она стала страшной и по-своему позорной страницей в истории США, много значащей для их самосознания.
Я не могу сказать, что меня убедили в том, что нужно было делать в Сирии то, на что не решался великий Советский Союз.
Советский Союз, могущественная сверхдержава, не решалась официально вмешаться в жизнь Ближнего Востока. Поддерживала военной техникой, деньгами, военными советниками, но наша армия формально там никак не участвовала. Сейчас впервые за всю историю, мы там официально воюем… Правда, во времена наполеоновских войн, кажется, одна из ушаковских эскадр, не под его командованием, в этом порту, Латакии, была около месяца где-то. Но то была война с французами, а не с местными жителями.
Д. НАДИНА: Между тем, не было раньше и Исламского государства, террористической организации, которая на камеры режет головы людям, грозит установлением халифата – это тоже только что появилось.
А. КУРАЕВ: Безусловно. Но у меня простой вопрос: должны ли мы, увидев где-то нехороших парней, бомбить их вплоть до Антарктиды?
Д. НАДИНА: Там наши нехорошие парни, второй язык – второй по используемости после арабского.
А. КУРАЕВ: Если вы это знаете, давайте попробуем наши границы укрепить. Меня это не убеждает: раз там люди, у которых когда-то были российские паспорта, которые они давно сожгли, то именно мы обязаны их убивать по всему миру.
Д. НАДИНА: Не все, некоторые пытаются вернуться.
А. КУРАЕВ: Но эти нехорошие парни могут быть где угодно – мы туда тоже полетим бомбить? Те формулы, которые используются для обоснования этих акций – безразмерны, как герб Советского Союза: вся планета на гербе СССР, и это очень напрягало всех наших соседей.
Д. НАДИНА: Слушатели неоднократно писали, что нужно так устроить систему приграничного контроля, чтобы мы всех выпускали из нашей страны, пускай все едут туда, и таким образом, мы свою страну очистим от нежелательных элементов.
А. КУРАЕВ: Прекрасно. Давайте Варю Караулову туда пошлём, разрешим ей заключать браки по интернету и выписывать к себе 10 тысяч женихов в год, чтобы они все туда уехали.
Д. НАДИНА: Кстати в истории с Варварой Карауловой – Вы сочувствуете ей, как Вы к ней и её судьбе относитесь?
А. КУРАЕВ: Даже не знаю, у меня не было личного опыта общения с ней. Если она, вернувшись оттуда, продолжала общения с вербовщиками, то диагноз один – дура. Мне в этом смысле неудобно и стыдно не за неё, а за мой родной университет и философский факультет. Что ж такое произошло, что такое качество наших студентов: то они в храмах пляшут, то в ИГИЛ подаются.
Д. НАДИНА: Причём именно с философского факультета, именно там что-то не так.
У нас трагедия с лайнером тоже показала, что у нас не так очень у многих в сознании: в день национального траура многие пошли плясать, отмечали Хэллоуин. Даже патриарх отметил это в своём обращении, сказал, что остаётся только помолиться за них, чтобы бог не наказал их за эти действия. Какова Ваша позиция по этому вопросу?
А. КУРАЕВ: Иногда надо понуждать себя к тому, чтобы быть человеком. Хотя бы иногда. И уметь отказываться от развлекухи, конфеток, выпивки, уметь понуждать себя к скорбным переживаниям, это важно для того, чтобы пройти долгий путь очеловечивания. Эти люди не заметили минуты нравственного выбора, в общем-то, несложного выбора — не пойти на этот странный праздник. Мне очень близки слова Эркюля Пуаро из детектива Агаты Кристи, который говорит: «Не надо в Хэллоуин рассказывать страшные сказки, лучше в этот день просто зажечь свечи по усопшим». Я цитату привёл у себя в блоге за день до этой трагедии, и вот оказалось, что пришлось зажечь свечи по усопшим в день Хэллоуина этого года. А те завсегдатаи клубов прозевали возможность стать чуточку человечнее.
Д. НАДИНА: А можно их этому научить, подтолкнуть к этому?
А. КУРАЕВ: Думаю, что да, может быть, даже напоминанием о том, что ребята, вы развилочку проехали, она казалась незаметной, но она была. Может, в следующий раз кто-то из этих людей станет осторожнее.
Д. НАДИНА: Мы не спрашивали слушателей, постарались абстрагироваться. Есть те, кто не очень красиво себя повёл, кто-то пошёл веселиться, тем не менее, сейчас спрошу, запущу голосование: на развлечение имеет право каждый, и принуждать человека к тому, чтобы он был человеком – бессмысленно, заставить человека сочувствовать – не дело общества, это личное дело, или дураков много, не грех их поучить, чтобы они дураками не были?
Отец Андрей, можно научить или нет, как правильно себя вести, как быть добрыми, как жалеть других – православная церковь должна взять на себя эту обязанность? Моральный облик человека – разве это не относиться к институции церкви?
А. КУРАЕВ: Нет, не относится. Церковь может что-то говорить, а тем более, опечаловать только своих. Церковь не может быть полицией нравов, которая стучится во все двери, всем навязывается. Церковь для тех, кто её признаёт христовым сообществом, для тех, кто готов признать за ней право учительства своей жизни – а это далеко не все люди в современном обществе.
Отсюда возникают серьёзнейшие вопросы и сложности современной жизни. За полторы тысячи лет имперской истории церкви наши архипастыри привыкли говорить от имени всех и обращаясь ко всем: вся вселенная, экумена, империя от моря и до моря, уже вся православная, и я, как патриарх или архиерей, обращаюсь ко всем вам, как власть имеющий…
А сегодня это не так, сегодня в одном подъезде живут люди разных взглядов, разного отношения к религии, и надо уметь говорить с ними с интонацией просто собеседника. Надо уметь, скорее, влюбить их в свои глаза, не в смысле, что они у меня голубые или карие, а то как отражается мир в моих глазах, попробовать так рассказать, чтобы человек сказал: «Одолжите мне хоть на полчасика ваши глаза, я тоже хочу мир и людей видеть такими».
Д. НАДИНА: При этом темпераменты у людей разные, каждый священнослужитель остаётся человеком. Я читаю старое интервью Всеволода Чаплина, полгода назад оно было, где он говорил, что война – всегда плохо, но лучше война, чем сытая самоуспокоенность, лучше страдание, чем горделивая самоуверенность, лучше война, чем несправедливый мир. Я думаю, что такая жизненная позиция какой-то части общества присуща, а какой-то нет. И что тогда делать?
А. КУРАЕВ: Если бы эти слова сказал соловецкий исповедник, или отец Всеволод Чаплин, сидя в якутской ссылке, на краешке своей могилы молвил: «Господи, из недр обугленной России говорю: ты прав, что так судил» - в этих словах была бы правда. Как Златоуст перед смертью в ссылке сказал: «Слава Богу за всё». Есть слова, право на которые надо уметь заработать своей жизнью, даже своей смертью. А когда их говорит сытый чиновник, откровенный циник, то он жутко девальвирует эти слова.
Д. НАДИНА: Вы часто сравниваете патриархат с какой-то структурой, и слово чиновник из Ваших уст я довольно часто слышу: это относится ко всем служителям церкви или только к служителям патриархата? Можно ли считать, что это слово носит негативный, оскорбительный оттенок в Ваших устах?
А. КУРАЕВ: Отвечу по-детски: они первые начали. Именно с той стороны пошли постоянные сравнения себя с армией, с правительством, и прочее. Патриарх недавно на съезде казаков сказал, что высший церковный совет – правительство Русской православной церкви. Именно наши епископы епархиальные собрания духовенства превратили в годовые финансово отчётные собрания. Про Христа там ни слова, а главное – деньги, деньги, кто у нас впереди, кто отстаёт в выполнении своих обязательств перед епархией. Причём не приходы эти обязательства добровольно берут, а епархии, их оповещают: вы нам столько должны, мы решили повысить ваши взносы. Нет, не я начал превращение церкви в финансово-силовое министерство.
Д. НАДИНА: В Facebook Вы написали: «Продолжаю знакомиться с жизнью Русской православной церкви, ранее не известной мне сферой её деятельности, судебной. Приоткроется 16 ноября, дисциплинарная комиссия московской городской епархии приезжает ко мне в храм и вызывает меня». О чём речь идёт?
А. КУРАЕВ: Я ещё сам толком не знаю. Есть церковный суд, честь и хвала нашему патриарху Кириллу, что он возрождает из небытия эту инстанцию. Масса проблем с этим связаны, не буду сейчас об этом говорить. Есть досудебная инстанция – дисциплинарная комиссия, это что-то вроде комиссии парткома, если по-советски говорить, или профкома, которая разбирает жалобы трудящихся друг на друга, которые слишком малы, чтобы ими интересовался даже районный суд.
Эта комиссия по отчёту патриарха собиралась в прошлом году шесть раз, три раза было заседание на приходах, где разбирались какие-то конфликтные ситуации священников между собой или с прихожанами На этот раз они говорят, что приедут ко мне на приход. Насколько я знаю, у меня на приходе нет конфликтных ситуаций ни с прихожанами, ни со священнослужителями, поэтому не очень понимаю, что именно подлежит разбирательству.
Я знаю, что была какая-то обида со стороны новосибирского митрополита Тихона на меня весной, я дескать непочтительно о нём отзывался у себя в блоге, но правомочна комиссия из нескольких священников в одной епархии, пусть и московской, разбираться в конфликте диакона и иногороднего митрополита?
Д. НАДИНА: Вы сбегать не будете от этих разбирательств?
А. КУРАЕВ: Мне интересно послушать, но удивляет сама по себе практика, что меня вызывают, даже не поясняя, по какому поводу. Поэтому я и говорю, что продолжаю изучать жизнь Русской православной церкви.
Д. НАДИНА: У нас поразительно социальные сети стали частью жизни, люди поругались там, и один другого заказал, чтобы его избили, и такие бывают случаи, или люди поругались, один другого кислотой облил. Вам тоже не чуждо активно присутствие в социальных сетях, в блоге. Вы эту сферу жизни как расцениваете – это часть жизни, или что-то эфемерное?
А. КУРАЕВ: Я думаю, что это уже часть жизни, потому что людей это затрагивает. В нашем современном мире блогосфера даёт возможность обсуждения и дискуссий, которые невозможны на более официальных площадках. Есть вещи, про которые, как опыт показывает, даже нельзя спросить своего начальника, епископа. А в блогах, пусть даже на условиях анонимности, что-то можно сказать, вопросить, иногда пискнуть и пожаловаться.
Д. НАДИНА: Христианство всегда распространялось либо огнём и мечом, в зависимости от ситуации, страны, либо просто с помощью волонтёров, тех, кто нёс веру, Библию – почему с появлением интернета христианство не стало распространяться активнее? Почему интернет не помог?
А. КУРАЕВ: Я думаю, интернет помогает. Есть большое количество миссионерских интернет-проектов. В русской православной традиции с миссионерством тяжело, в том числе через интернет. Сейчас не I век на дворе. Я в некотором смысле завидую апостолам, потому что их слова и их лица были идентичны: всё, что афинянин при встрече с апостолом Павлом мог узнать о Христе, узнавал от одного этого человека, и не было зазора между жизнью этого проповедника и его словами.
Прошло 20 веков, в истории церкви накопилось много и хорошего, и дурного, и зачастую дурная слава бежит впереди нас, и не только из прошлых веков, но и из современности. Сейчас очень часто из минусов приходится вытаскивать представление людей о церкви, её вере и её жизни. Поэтому я полагаю, что и в миссионерских интересах честно говорить о проблемах церковной жизни.
Если рисовать картину маслом, как у нас всё замечательно, люди, которые накушались пропаганды и в советские годы, и в позднейшие, чувствуют, где начинается домогательство до их мозгов, где им пробуют отключить нервные окончания, критические реакции, и где за ласковыми словами проглядывают гвоздики грядущих запретов. Лучше честно с ними об этом разговаривать.
Д. НАДИНА: Иван спрашивает, как Вы относитесь к установке памятника князю Владимиру в охранной зоне около Кремля?
А. КУРАЕВ: Я очень рад тому, что в Москве появится памятник нашему святому князю Владимиру. У меня есть огромный вопрос к месту и стилю этого памятника. Я считаю, что предлагаемый проект памятника недостоин князя Владимира, он скучный. Просто очередной оловянный солдатик, и не более того, скучная, мёртвая поза.
Д. НАДИНА: А как должен выглядеть князь Владимир?
А. КУРАЕВ: Он был очень живой человек.
Д. НАДИНА: Живой, говорят, женщин ужасно любил.
А. КУРАЕВ: Он смог изменить себя, изменить страну, это динамика. А тут статичный статуй стоит, сапог поставил тебе на голову сверху — он большой, а мы такие маленькие, ниже его сапога.
По-своему это очень правильно выдаёт самосознание российской власти во все века, но может быть, что-то надо изменить? Мы говорим о том, что Москва большая, и она должна быть удобной для жизни во всём своём большом просторе – зачем все памятники в центр?
Д. НАДИНА: В Бибирево, в Свиблово.
А. КУРАЕВ: Крылатское, Москва-река через всю Москву протекает. Нужна связь с рекой, может, на Крылатских холмах поставить, чтобы у людей появился повод туда ездить и ощущать, что они хоть на окраине живут, но это не окраина истории, почему всё в центр? В этом месте и так есть на что посмотреть.
Д. НАДИНА: Хорошее предложение делаете, но у меня такое чувство, что Вы хотите князя Владимира оттеснить куда-нибудь к Мытищам ближе.
А. КУРАЕВ: Чем Мытищи хуже, я не понимаю?
Д. НАДИНА: Ничем не хуже. Но за статую обидно, она представительная, а её в Мытищи.
А. КУРАЕВ: Вот именно там она как раз может быть выше гораздо, здесь она не имеет права быть выше кремлёвских стен.
Д. НАДИНА: Там такие высотки, я Вас уверяю, не перебьёшь.
А. КУРАЕВ: Можно поставить другой масштаб.
Д. НАДИНА: Завтра День народного единства, будете ли Вы этот праздник отмечать, пойдёте на какие-то народные гуляния?
А. КУРАЕВ: Он совпадает с днём церковного торжества праздника в честь иконы Божьей матери Казанской, выбор даты этого праздника был приурочен к церковной традиции. Поэтому у церковных людей есть свой культурный стандарт в данном случае, как этот день встречать, и это, конечно, служба в храме, а потом уж не знаю. На какие-то гуляния я не хожу.
Д. НАДИНА: ВЦИОМ провёл опрос и выяснил, что более половины наших сограждан, 54%, считают, что в стране есть народное единство сейчас. Вы себе как это представляете? В чём заключается народное единство, вокруг чего мы можем объединиться?
А. КУРАЕВ: Я бы посоветовал социологам прочитать Евангелие, финальные его главы. Мы там тоже видели народное единство на протяжении одной и той же недели, которая называется Страстной, когда народ едиными устами и единым сердцем славил Христа, входящего в Иерусалим в Вербное воскресенье. Но он отказался их политические ожидания реализовывать. Они думали, что он поведёт их на штурм дворца Ирода или Понтия Пилата, а Он отказался вмешиваться в политику, и теже разочарованные граждане уже через три дня кричали: «Распни, распни» с тем же энтузиазмом. Я бы не обманывался такими иллюзиями сиюминутного единства.
Д. НАДИНА: Вокруг чего мы могли бы объединиться? В советское время была идеология, можно сколько угодно говорить, плохая или хорошая.
А. КУРАЕВ: Я много раз говорил одно и то же: докажите мне, что у нас есть народное единство на простом примере, расскажите мне о том, как наше общество с участием властей радушно принимает русских переселенцев из бывших стран СССР, в том числе сейчас из Украины, как им помогают обустраиваться, как их принимают.
Д. НАДИНА: Мы приняли более миллиона беженцев, расселили по стране.
А. КУРАЕВ: Не надо эти сказки рассказывать, Вы попробуйте реально узнать их судьбы, как им живётся, и главное, как местные жители их принимают. Все эти разговоры велись и в нулевые годы, когда были потоки русских беженцев из Средней Азии. Тоже говорили - мы их примем, поможем. Но это было сотрясание воздуха. А скорее люди даже встречали озлобленно, а чего это вы тут приехали, и без вас проблем хватало.
Д. НАДИНА: Есть разные примеры, потому что у меня есть другие, и на работу нанимают беженцев.
А. КУРАЕВ: Свежайший пример: отменили для украинцев разрешение три месяца без регистрации находиться в России, разрешено только беженцам из Донецкой и Луганской области. Абсурдное явление. Очень многие люди, реальные беженцы, в том числе политические, которые не согласны с режимом Порошенко, сейчас здесь оказываются вне закона.
Причём если они поедут назад на Украину, им могут дать реальный срок. А по сути их сегодня отсюда выталкивают. Есть реальная молодая украинская семья, которой я стараюсь помочь, они из восточной Украины, но не из Донецкой области – сколько они за этот год перетерпели. «200 тысяч дашь рублей в паспортной службе, тогда поставим на учёт как беженцев или на получение паспорта российского». Это священнику предлагают, между прочим. «200 тысяч с тебя, и с каждого члена семьи по 200 тысяч – и всё будет нормальненько».
Д. НАДИНА: Это проблема всей нашей миграционной системы или конкретного человека, который так себя ведёт, проблема закона, государства, Вы кого во всём этом вините?
А. КУРАЕВ: Некий общий менталитет. Наше общество достаточно жестоко. Желание во что бы то ни стало помочь, минутные всплески телевизионного сострадания, конечно, бывают, но дальше нет. Поэтому я думаю, что это далеко не частный случай.
Д. НАДИНА: Подключим слушателей к разговору. Здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Выступление по поводу беженцев не совсем соответствует действительности, я на работу взял двух человек, одного из Луганска, второго из Донецка, их родители живут в Ульяновске прекрасно на обеспечении государства, у них с работой всё в порядке. Наверное, разные бывают ситуации, не думаю, что это объективная точка зрения. По поводу памятника в Мытищах – у нас уже одному царю стоит памятник в Мытищах, Вы считаете это правильно, всех царей давайте туда поставим?
Д. НАДИНА: Мы Мытищи просто для примера привели, это совершенно не утверждение. Здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, Елена. У меня дача в Сергиевом Посаде, там на Вифанской улице есть дом, типа сарая что-то, с одной стороны написано «купель», с другой – «святая вода от источника преподобной девы Марии». Объясните, пожалуйста, я звонила и в патриархию, мне сказали, что это не наше дело, это дело правоохранительных органов. Как это возможно?
А. КУРАЕВ: Я не могу на основании только Ваших слов понять, что это такое. Я так понял, что это не церковный объект, может быть, какая-то секта. Если Лавра не признаёт это своим, странно, что это может быть. И вероятно, надо спросить у участкового.
Д. НАДИНА: Здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, Анна Аркадьевна. Я послушала передачу, Андрей Кураев всю передачу скулил, ныл. Теперь мне понятно, почему он такой желанный гость на «Эхе Москвы».
Д. НАДИНА: Что у нас сегодня со слушателями. Здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, Николай, Москва. Какие у нас отношения сейчас РПЦЗ, есть ли у них ордена церковные, могут ли они также вручать? Вы в прошлый раз сказали, что не помните, что иеромонах Симеон задавал вопрос. Он спрашивал, кто в нашей РПЦ гарант исполнения всех заветов и канонов?
Д. НАДИНА: Я с трудом разобрала вопрос.
А. КУРАЕВ: В русской зарубежной церкви тоже своя система орденов, по-моему, есть. Естественно, что они могут ходатайствовать перед патриархом, чтобы кто-то из них общецерковными орденами был награждён.
Да, правда, я вспомнил, на поместном соборе 2009 года отец Симеон Гагатик внёс предложение, чтобы в устав русской церкви была добавлена статья, говорящая что святейший патриарх является хранителем православия, православного благочестия, традиции, веры и так далее. На что избранный патриарх Кирилл, на мой взгляд, правильно ответил, что хранение православия – ответственность всей церкви, нельзя делать хранителем такого сокровища только одного человека. Это нормальная богословская дискуссия.
Д. НАДИНА: Нам пора заканчивать богословскую дискуссию. Большое спасибо, что пришли. Поздравляем Вас заранее с праздником и с Днём народного единства, и с Днём икона Казанской Божией матери.
А. КУРАЕВ: Спасибо, светлого дня Вам.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив