"мою клюкувку, мою богиньку так мать родная обижаить..."
yarovikova — 03.06.2013 Кто еще не читал "Похороните меня за плинтусом"? Не верю в существование таких людей.Книга прогремела, проняла до подколенных сухожилий всю страну и еще за пределами разлетелось.
Я лично ее перечитывала в подпольном ксероксе, потом с экрана монитора. Купить довелось, но сразу подарилось. И дарилось бы еще всем без разбору, если бы все с благодарностью принимали в подарок книги.
Напомню, Паша Санаев, будучи маленьким мальчиком, хорошо впитал и запомнил свой домашний фронт. Сложный. Непонятный. Безвыходный. Куда пытался прорваться карлик-кровопийца отец, где генералиссимусом была бабушка, а родную мать держали за порогом для контраста. Паша был хитрым мальчиком и работал на два лагеря. Мимикой и муковисцидозным тельцем был с Ба. А душой конечно с Ма. Об этом сложном для ребенка раздвоении, собственно, и книга. Очень. Очень...
На днях начала читать биографию несравненной Людмилы Марковны Гурченко. И опять тоже чувство. Даже структура книги такая же. Простая, понятная.
Есть маленькая, шестилетняя девочка в условиях страшной войны. Чудесного папу, о котором можно только мечтать, забирают на настоящий уже фронт, и они с мамой дальше выживают, как могут.
Честная, трогающая за самое человеческое, книга "Аплодисменты". Древнее, чем Санаевский "плинтус", но не такая нашумевшая. И мне кажется, незаслуженно обделенная вниманием. А там все такое живое...
А когда меня вот так цепляет, я же молчать не могу :)
Из книги "Аплодисменты":
"Папа делал все, чтобы я его любила больше, чем маму.
- Эх, дочурочка, було ета у тридцать шестом гаду. Мы з мамою у санатории
работали, под Чугуевом. Да-а, иду я вокурат з работы... Вечереить. Смотрю,
ах, ты ж мамыньки мои родныи! Стоить моя дочурка кала заборчика, як
сиротка, одна... качаится. Тибе ще тока десять месяцев було. А ета твоя
мать усе твои грязныи пеленки у мешок поклала, пувесила мешок тибе на
плечо, а ты ще ходить не вмела... Она тибя и прихилила до заборчика...
"Уходи, куда хочешь! Надоело мне тибя кормить и твои пеленки стирать. Уходи
у лес з глаз долов!" А папусик твой тут як тут! Увидев свою дочурочку, узяв
на руки и горька заплакав, што мою клюкувку, мою богиньку так мать родная
обижаить... Чуть ребенка з дому не выгнула...
Мы с папой принимались плакать вместе. По-моему, ему даже нравилось
наблюдать за тем, как я плачу...
Входила с ужином мама. Тут же понимала, про что шла речь. А я,
прижавшись к своему защитнику, холодно смотрела на нее. Я представляла, как
она меня, такую маленькую и беззащитную, прогоняла в лес...
- Марк, ну что ты болтаешь? Ведь это была шутка! Ты ведь сам предложил:
"Давай, Лель, ты выгоняй, а я буду спасать"... Забыл? А теперь ребенка
настраиваешь против меня. Обязательно тебе нужно быть лучше всех. Черт-те
что!..
С папой надо было уметь подбирать слова. Но в тех случаях, когда его
открыто разоблачали, он смеялся добродушно и тут же переводил разговор на
другую тему.
- Эх ты, галава! Глянь, як дочурка реагируить... Я плачу, она враз
плачить, аж борода (подбородок) трусится... Ну вокурат, як в меня. Я
смеюся, и моя дочурочка тут тибе влыбается. Не, Лель, актрисую будить! Ето
як закон.
- Ну зачем ты это так безапелляционно утверждаешь, Марк? Надо быть
реальным. Люся девочка неглупая, но она некрасивая. Подумаешь, плачет и
смеется! Кто этого не умеет? Хи-хи-хи...
Тут моя неприязнь к маме вырастала с невероятной силой.
- Втикай, пока не схватила... А то щас встану... - И папа чуть
приподнимался на локтях..."
|
</> |