мой первый мужской секс

rudenka — 03.11.2014 Итак, дорогие мои, оно свершилось. Я написала свой первый мужской секс по Космоолухам Ольги Громыко.
Правда, если бы не автор канона, которая меня на это подбила, я бы и не знала что тоже могу писать слеш. Спасибо, Оля, за раздвинутые горизонты :)

Он ел сгущенку — медленно, наслаждаясь каждой каплей, облизывая ложку. Зачерпнуть, донести до рта, открыть его, глотнуть, лизнуть… Все снова.
И от этого движения розового языка, то сворачивающегося в трубочку, то широкого, становится так горячо внутри, что дрожит каждая жилка, и приходится прилагать все силы, чтобы не накинуться, не захватить рыжие волосы ладонью, не запрокинуть голову, не впиться ртом в тонкие губы — чтобы ощутить, как движется розовый язык, слизнуть с него каплю сгущенки и проглотить, словно нектар.
Просто подойти, осторожно, обойти стол, приблизиться сзади — лопатки натягивают черную ткань футболки, как культи ангельских крыльев — положить руку на плечо. Он сразу напрягается, конечно, он не любит прикосновений, от каждого до сих пор ждет боли, ждет подвоха, но ты не бойся, тебе не будет больно, я никогда не сделаю тебе ничего плохого, у меня же внутри все сжимается, когда я смотрю на твои лопатки, мне хочется их целовать, и каждый выступающий позвонок целовать, обводить языком, думать — чего тебе еще не хватает, чтобы ты наконец-то наелся, чтобы не торчали лопатки, словно тебе там, в прошлой жизни, сломали ангельские крылья.
Ты поворачиваешься, медленно, в глазах удивление: «Что?»
Как тебе сказать, если все силы уходят на то, чтобы не накинуться, не обхватить тебя руками со всей силы, не вжать в себя — милый, милый, милый!
Медленно, осторожно, коснуться щеки, опуститься вниз, по шее, обвести пальцем рыжий локон, выбившийся из резинки. Жестом показать — встань, очень нужно, встань рядом со столом.
Руки дрожат, так хочется провести по рельефным бицепсам, но нужно скользить осторожно, не спугнуть, чтобы не подумал чего — знаю, как ты любишь анализировать и приходить к неверным выводам, а я не хочу, чтобы ты страдал.
Удивление в глазах сменяется пониманием и какой-то обреченностью, он расстегивает джинсы, стаскивает их вниз вместе с трусами. Что ты, что ты, я знаю, что они делали с тобой на «Черной звезде», но это не то, я же не хочу причинить тебе боли, ты не игрушка, это любовь, любовь дарит только счастье, удовольствие, я тебе это покажу, чтобы навсегда изгнать из глаз обреченность. Это любовь — нежность, которая перехватывает горло, когда ты появляешься в пультогостиной, желание окружить заботой, даже когда ты просто чихнул, разве могу я сделать тебе неприятное…
Ты поднимаешь футболку, но не нужно, я кладу свои ладони на твои — «Лучший навигатор галактики» — видна только надпись «Лучший», конечно, ты самый лучший, я знаю, все знают, только ты не понимаешь.
Бледная кожа, словно мрамор, кубики пресса высечены гениальным скульптором, провести по ним рукой и усилием воли заставить себя удержаться, чтобы не опустить ее вниз, туда, в рыжую поросль жестких курчавых волос, меня всегда удивляло, что там они немного светлее, чем на голове.
Прикоснуться еще раз, теперь всей ладонью, другой рукой погладить спину — я знаю твое тело, наверное, даже лучше, чем свое, сколько времени я просидел с тобой рядом во время ночных дежурств, и, когда опасность миновала, я гладил, гладил тебя, пока мониторы не начинали пищать и мигать, я знаю, насколько чувствительная у тебя кожа, но я мечтал, что прикоснусь к ней, когда ты не будешь в медицинском сне, чтобы ты понял сам, что преступление — не ласкать эту чувствительную кожу, не гладить мышцы, высеченные гениальным скульптором, не скользить языком снизу вверх, до нежно-розовых сосков.
Я хочу, чтобы ты расслабился, чтобы ты понял — не будет больно, я делаю это от любви. Поцелуй — ты касаешься моих губ осторожно, как чего-то хрупкого, хотя хрупкий фарфор — это ты, я боюсь тебя разбить и сделать неприятно, хотя какие пределы неприятного у боевого киборга? Ты расскажешь мне это, как-нибудь потом, когда у нас будет время, после того, как я выплесну на тебя всю нежность, которую не могу больше сдерживать, страсть, которая накопилась, когда ты небрежно проходил по коридору, завернувшись в одно полотенце, а я знал, что там — под ним, и от невозможности прикоснуться, ощутить, лизнуть дрожали колени, а в голове стоял шум пульса.
Конечно, ты слышишь мое шумное дыхание, ты анализируешь мое состояние, возможно, ты даже знаешь, что я сделаю потом, но ты не против, я вижу, ты даже положил руки мне на плечи, и глаза ты прикрыл, я вижу, что не зажмурился, значит, я делаю все правильно, все те часы, что я изучал твое тело, не прошли зря, я знаю, что мне делать, я мечтал об этом так долго.
Скользнуть языком в пупок, оттуда — ниже, вдохнуть глубоко — мыло, общий шампунь, и твой, лично твой запах, я иногда думаю о том, как бы было здорово, если бы ты не был таким аккуратистом, и оставлял после себя хотя бы полотенце, но ты все сразу же бросаешь в стиральную машину. Мне остается только ловить тебя, когда ты идешь после погрузки, пропотевший, и в узком коридоре твой запах разгоряченного тела сводит меня с ума, а я просто улыбаюсь, хотя хочется зарычать, прижать тебя к стене и целовать до тех пор, пока ты не задышишь тяжело, пока ты не будешь цепляться за мои плечи, вдавливая пальцы так, что останутся синяки.
Куда же ты, не нужно втягиваться, не нужно, я хочу лизать и сосать эту розовую головку, которая робко выглядывает из рыжих волос, я пальцами беру за ствол и наклоняюсь, чтобы поцеловать там, облизнуть, пройтись языком по всей длине, ты вздрагиваешь — да, сейчас, позволь себе расслабиться, сейчас. Я чуть-чуть толкаю тебя рукой, чтобы ты выгнулся, оперся о стол, чтобы подал ко мне то самое место, которое — я уверен — никто еще так не ласкал!
Я не знаю, какой ритм ты любишь, я ищу наощупь по стране удовольствия для тебя, я сосу, быстро, так, как было бы приятно мне. И ты вздыхаешь вдруг, шумно, выпуская воздух сквозь зубы, и я понимаю, что наконец-то нашел тот самый ритм, еще, еще и еще. Увеличившийся член становится все тверже, и на кончике его выступает солоноватая капелька — слизнуть ее, как ты слизывал сгущенку, да, после этой капельки в животе все скручивается, нет возможности больше выносить это напряжение, я уже давно, давно готов, как только прикоснулся к завитку твоих рыжих волос на белой мраморной коже, как только провел руками по твоим мышцам.
Твой вздох, взгляд из-под полуприкрытых ресниц, что может быть эротичнее, что может заводить еще больше.
Непослушные руки, пальцы дрожат, в горле пересохло, я пытаюсь снять брюки, не получается с первого раза, если бы знал, что так будет, надел бы спортивки, но кто ж знал, кто знал, что мы останемся одни на всем корабле, что ты будешь облизывать сгущенку с ложечки, и я подумал, что на этом месте должен быть мой член, и не сгущенку ты должен облизывать с него, а сперму, потому что невозможно смотреть на тебя, прикасаться, ласкать руками мышцы, и удержаться.
Ты проходил по коридору, полотенце небрежно завязано на бедре, я знаю, знаю, кто научил тебя этому шику мачо, белое бедро мелькает, волоски отблескивают золотом — нужно подавить в себе вой, желание, улыбнуться, потом у себя в каюте — вспоминать, как ты лежал, недвижимый, как пищал монитор, когда я ласкал тебя, как ты шел сегодня, голые ноги, золотистые волоски, мускулы перекатываются.
Наконец-то одежда упала, и раздвинуть твои бедра, заставить сильнее откинуться назад, и толкнуться в теплую тугую дырочку, еще сильнее, дрожь проходит по всему телу, какой же ты желанный, о, да!
Там так туго, тепло, тесно, замереть, вглядеться в лицо — не больно ли?
Но глаза закрыты, рот приоткрыт, жемчуг ровных зубов и язычок, легким движением облизал губы. Они у тебя пересохли? У меня тоже, я не могу, дыхание вырывается с хрипом, потому что сдерживаюсь из последних сил.
Обхватил его член рукой, приласкал яички — они сжались, сморщились, член — ах, какой красивый, напряженный, переплетенный венами, головка розовая, и на ней снова появилась белая капелька.
Войти в ритм, прикусив изнутри щеку, чтобы не кончить сразу, потому что невозможная тугость обхватывает и поддается от каждого толчка, а он дышит, дышит глубже, ресницы дрожат, быстрее, быстрее….
Белая сперма, как капли сгущенки, такая же вкусная, капли на надписи «лучший», конечно, лучший, самый лучший!
Без сил прижаться к его груди, тяжело опереться на стол. Пусть рубашка тоже промокнет от капель, по спине стекает струйка пота, везде пот, и запах разгоряченных тел.
Сердце твое бьется быстро, быстро, ты не регулируешь организм, не замедляешь реакции, не корректируешь гормоны, и от этого радостно.
Прижимаюсь к тебе, как хотел, знаю, что удержишь мой вес легко, а я прижимаюсь, осторожно вывожу свой член, и чувствую твой, еще такой большой, упругий, горячий, целую тебя сначала в шею, потом в губы, глубоким, полным страсти поцелуем, ты отвечаешь, ласкаешь мой язык, как ложечку, то свернув свой язык в трубочку, то расслабив. Сладкий, сладкий, сладкий!
Я смотрю на тебя — из глаз исчезла обреченность, они полны удовольствия и немного — удивления, ты, наверное, анализируешь все, но я вижу, что тебе понравилось, я знаю, сегодня вечером я позову тебя к себе и мы повторим, я хочу почаще видеть, как ты прикрываешь глаза, как напрягаются твои мышцы, как ты дышишь тяжело и глубоко…
…Внезапно на плечо упала рука, тяжеленная. Он вздрогнул, в ужасе обернулся. Тед! Только не это!
— Док? Эй, док!
— Вениамин, с тобой все в порядке? — в голосе Станислава звучала тревога. — Ты… Что с тобой?
— Ничего, — прохрипел Вениамин. Слова царапали пересохший рот. Полина поднесла ватку с нашатырем, но доктор отмахнулся. — Извините, продолжайте обедать.
Вениамин с трудом разжал руку, на стол упала согнутая ложка. Тед присвистнул.
Сидящий напротив Дэн убедился, что с доктором все в порядке, и принялся доедать сгущенку.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив