Мой небосвод хрустально ясен И полон радужных картин Не потому, что мир прекрасен,

Нет, ещё вчера я была безоблачно счастлива, и любила всех людей с банкета (пятьдесят прекрасных, благородных и добрых людей, а также кордебалет в кожаных трусах и милого, милого трансвестита, изображавшего Сердючку, ну конечно же, не без этого, у него такие изящные икры),
и всё мне удавалось, включая танцы, шманцы, махи руками, ногами, вихляния тазом, стрельба глазами, осушение аквариумов, которые почему-то подали вместо рюмок, и я искренне веселилась и весь вечер гладила ножку бокала пальцами, пока до меня не дошло, что это может быть неверно истолковано фрейдистами и нефейдистами тоже.
Администратор ресторана, правда, не могла понять, ЗАЧЕМ нам нужно спрятаться в другой комнате с гигантской кучей шариков, они что, говорит, потом будут под потолком болтаться? Ну да, а вы что, не сумеете их потом поймать? Я вот поймала, и домой явилась с глупой улыбкой и тремя шариками, заботливо привязанными к руке.
А вот сегодня у меня легкий вариант похмелья по типу "лучше бы я умер вчера". И я больше никого не люблю, никогда больше не притронусь к спиртному, боюсь солнечного света, и мёрзну.
И все на работе сидят такие тихие, смирные и больные, любо-дорого глянуть. Кто-то открыл бутылку чилийского вина, так на него злобно зашикали.
Свет в конце тоннеля, правда, показался утром, когда я трясущимися руками заворачивала в трусы с сердечками кусок розенборга с плесенью (здесь имеется в виду не старый еврей, а сыр). Кое-Кто, правда, Отечество не защищал, а только волынил на военной кафедре, где они разбирали автомат, заталкивали БТР без колес в гараж и счищали смолу с крыши зубочистками. Это, так сказать, подарок авансом.
Но свет как показался, так и потух, так что меня не кантовать, а положить лучше в тёмном тихом углу и прикрыть дерюгой.
