Мотивации

alexander_pavl — 04.05.2017 Мне следовало бы написать юбилейный пост к столетию Федора Хитрука, которого я считаю своим учителем и перед которым преклоняюсь, как, кажется, ни пред кем другим. Я обязан ему почти всем, что я есть. Но я не могу написать о Хитруке. Я не готов. Лучше помолчать – пока. Выскажусь позже, когда мысли придут в порядок.

Лучше поговорить на другую тему. Кстати, о других темах. Про чешское кино я не забыл, довольно длинный текст давно написан, но у меня нет впечатления, что те фильмы кого-то интересуют, кроме меня, так что, наверно, пока оставлю эту тему в покое. А вот о чём стоит сказать, так это о том, что я не способен смотреть современное российское кино.



Оно надоедает мне уже через несколько минут. Причём неважно, хороший фильм или плохой, артхаузный или развлекательный. Ну, исключение есть – картина Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Петер», но кино отчётливо советское, линия развития Миндадзе-Абдрашитова, о которой я скажу позже. Я удивлялся своей реакции, пока не сообразил, что всё дело в поступках персонажей. Они немотивированы. Герои практически всех российских фильмов действуют исключительно в рамках придуманных сюжетов, вне логики характеров, чисто произвольно. По ходу сюжета надо, чтобы герой проявил благородство? Не беспокойтесь, проявит, даже если перед этим он был заявлен негодяем. В одной из серий «Экстернов»... простите, «Интернов», которую я пытался смотреть на протяжении аж трёх минут, пустоглазый герой Охлобыстина, постукивая челюстями, отчеканил что-то вроде «Сегодня буду проявлять человеколюбие» - это как бы анонс к последующим действиям персонажа, который до того был провинициальным клоном Доктора Хауза. Ну, вот сценарист решил внести новую струю, и герой будет махать руками не злобно, а человеколюбиво. А можно и наоборот, как показал фильм Звягинцева «Левиафан». Хорошие люди будут совершать мерзкие поступки, чтобы таким образом разъяснить авторскую мысль.



Внутри персонажей российского кино ничего нет. Поэтому смотреть на экран, по которому скользят их цветные тени, бессмысленно.
Началось это довольно давно. Фильмы с героями, плоскими, как марионетки, вырезанные из картона, снимались уже в советское время. Но в ту славную пору имелось некоторое отличие от нынешних унылых времён: персонажи были своего рода масками советской комедии дель арте. Один был воплощением интеллигента, другой романтиком, какая-то дама была квартирной склочницей, её партнёрша по кадру – возвышенной поэтичной натурой. Эти амплуа механически тасовались в сюжете, тем не менее, некоторая определённость поведения присутствовала. Советский резонёр был резонёром, инженю была инженю, и никто не ждал от многочисленных «дедов-щукарей», что кто-то из них вдруг поведёт себя как герой-любовник.



Разумеется, рядом с этой массовой тенденцией существовали авторы, которые нагружали своих героев социальной определённостью и даже характерами, но таких авторов было мало. Ну, Глеб Панфилов. Ну, Илья Авербах. Ну, Геннадий Полока... Ещё пара имён, в том числе Миндадзе и Абдрашитов, избегавшие психологизма, зато тщательно прорабатывавшие социальный контекст своих фильмов и всегда подробно демонстрировавшие, как сформировались их герои. Впрочем, в период перестройки и расшатывания ориентиров даже Миндадзе и Абдрашитов дрогнули, сделав фильм «Слуга», невнятный и претенциозный. А их коллеги, не столь сильные духом, закусили удила и погнали киноволну, которой настойчиво убеждала зрителей, что маски, носимые персонажами, они маски и есть, а за маской пустота. В конце концов, российское кино обветшалые маски комедии дель арте отбросило и вывело на экраны пустоту.



Сначала это было даже обаятельно – «Страна глухих» Тодоровского, «Про уродов и людей» Балабанова. Однако вскоре демонстрация пустоты превратилась в переливание из пустого в порожнее.

Возвращаясь к советскому кино, хочу заметить, что маскообразность персонажей была вынужденная. Никто не должен был показывать генезис того или иного характера, потому что такой показ неизбежно обернулся бы антисоветчиной. Как показать, к примеру, путь героини прекрасного фильма «Старые стены»? Получился бы злобный пасквиль на советский строй, даже если смягчить все острые углы. Поэтому героиня Гурченко такая, какая она есть, воплощение аристократизированной советской номенклатуры, а что у неё внутри, неизвестно, и даже суперсамец в исполнении Джигарханяна раскрыть её не способен. Собственно, сам фильм посвящён именно теме двумерности советского человека, принципиальной его нераскрываемости, и в этом сознательная ложь «Старых снен», потому что советские люди были не двумерны и у каждого из них было прошлое. Если же кто-то из авторов пытался нарушить табу и сказать хоть что-то о «происхождении мастера», фильм клали на полку – как «Вторую попытку Виктора Крохина».



Те советские режиссёры, кто поумнее, даже находили удовольствие в подобной извращённой эстетике. Вспомните «Афоню» Данелии, где плоский, как фельетон журнала «Крокодил», отвратительный пролетарий прыгал по сюжету, чтобы в финале неожиданно для зрителей оказаться выходцем из деревни, сбежавшим от колхоза при первой раздаче паспортов Никитой Хрущевым. Или – менее очевидный пример – тупой агрессивный скот Федя из киноновеллы Гайдая «Напарник» проявляет навыки фронтовика (естественно, он воевал и, наверно, брал Берлин с боем), имеет жену и детишек. Можете себе представить, каково его жене и кем вырастут его дети? Гайдай об этом не говорит, уклоняется, но использованная им маска клоунского персонажа надета на живого человека.

Кстати, о фронтовиках в советском кино. Как я уже говорил раньше, почти ни у кого их них не было прошлого. Исключения есть («Женя, Женечка...», «Проверка на дорогах», «Летняя поездка к морю», «Порох» и ещё пяток фильмов), но общее правило: все герои родились «двадцать второго июня, ровно в четыре часа», а что было до того, неведомо ни зрителям ни авторам фильмов. Тотальная амнезия, даже если анкеты заполнены.

Мне кажется, пустота российского кинематографа происходит оттуда же, откуда произрастала карнавальная масочность кино советского. Из невротичного страха перед собственным прошлым. Из желания забыть всё, что случилось пять-десять-пятнадцать лет назад. Бабушка всегда была скрюченной богомольной бабушкой и никогда – комсомолкой, плюющей на икону. Крикливая халда лет сорока всю жизнь была сорокалетней. Ветеран ВОВ никогда не был шмыгающим носом гопником в кепарике и с кастетом. Вальяжный губернатор никода не плакал оттого, что мама ударила его по щеке. Ничего этого не было. Всегда, везде было вечное настоящее. Иногда истерически весёлое, иногда депрессивно-мрачное. Но в России никакого вчера никогда не было, потому что на улице и в домах всегда стояло сегодня.

Бесконечные сериалы и фильмы, имитирующие прошле, должны, между прочим, окончательно и бесповоротно протянуть атмосферу путинского «сегодня» в прошлое, подменить историю. Это воистину, как выразился Александр Клюге, «нападение временной категории «настощее» на остальные времена». И мне скучно на это смотреть.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив