Москва. Adagio.
![топ 100 блогов](/media/images/default.jpg)
И вдруг я понял, что я – эмигрант. Оттолкнувшись
ногами от Новосибирска, я нырнул в широкие воды между крутыми
берегами «До» и «После», и вот, в какой-то момент вынырнув,
обнаружил себя совершенно в иных землях. Я эмигрант в Москве.
И вся пронзительная рефлексия русской эмиграции двадцатого века
отозвалась во мне глухим ударом, нутряным эхом, когда упавшее ядро
тяжело и чёрно толкает землю. Инородец среди иноземцев. С той лишь
разницей, что я не лишён языка. Язык – вот он, разлит в воздухе,
нанизан на чёрные колышки людей, как на столбы телеграфная
проволока – гудит, не умолкает – русская, такая же, казалось бы,
речь.
– А где здесь Кржижановского?
– Вон, за углом…
Нет, не такая же. В чужих названиях отчётливо слышен скрежет
набоковского берлинского трамвая, везущего немых немцев по их
нерусским делам…
Я втягиваю голову в плечи, подставляя ветру
теперь левую щёку (христианство пешехода)… Я никогда не увижу ТОТ
ЖЕ НОВОСИБИРСК – я не смогу посмотреть на него теми же глазами, что
были прежде. Я могу приехать взглянуть на него, но это будет
какой-то другой, новый, не прежний город. А тот – мой Новосибирск –
окуклился навсегда. Оттолкнувшись от него в мае, я навсегда замкнул
его образ в себе. Набоков часто пытался расцарапать в себе эту
рану: Россия, оставшаяся за спиной, завершена, окончена – теперь
это просто хрустальный неизменный экспонат, живущий в сердце и
памяти. Большевистские метаморфозы не имеют ничего общего с его
персональной, унесённой в душе, Россией…
… Легким и привычным стало громко, крикливо, небрежно выписывать
диагнозы: Москва грязная, Москва шумная, Москва ужасна… Чем чаще
слышатся эти возгласы, тем менее они слышны. Белый шум, шипение
телевизора на профилактике.
Гораздо сложнее тихо и задумчиво встать, выйти в круг света и
попытаться сказать что-то негромкое, но взвешенное. Стараясь не
обидеть тех, кто плоть от плоти от этого города. Кто смотрит на
тебя, как машинист поезда на пассажира: сколько вас таких сейчас
здесь, сколько сошло, сколько завтра будет новых… Тоже будешь
кричать?
Не буду. Но вдруг понял несколько вещей. Не специально вынашивал,
сами проросли. Будто сам что-то для себя понял, почувствовал.
Понял, что не стал бы воевать за Москву. Вот если бы страшная
война, народное ополчение, рытье траншей на подступах к
Новосибирску – да. С жаром, отдавая себя без остатка, стирая руки в
кровь о лопату, сминая грудную клетку о станок, вытачивая по
тридцать часов в сутки снаряды на Сибсельмаше… Здесь – нет. Не моя
кровь, не разбивал об этот асфальт лицо, падая с велосипеда, не
напитал его, а он меня…
Понял, что не с кем выпить водки. Желающих «посидеть в кафе» с
бокалом пива или вина – сколько хочешь. А вот выпить именно водки,
сдвинув тесно крутые мужские лбы, вцепившись в кружку лопатой
ладони, так сильно, так тесно, что встречный перегар оказывается
сильнее любых офисных игр в доверие – не с кем…
Понял, что Москва для меня именно «стерпливается», но не
«слюбливается». Простая формула распалась на ингредиенты, и они не
хотят никак склеиваться. Просто привыкаешь. Привыкаешь к глупости,
к тому, что считаешь глупостью (штрих-пример – тот же вход в
троллейбусы через турникеты через переднюю дверь, когда хвост
очереди полчаса висит на улице, пока нерасторопные люди покупают
билеты у водителя троллейбуса – феерический бред). К этому всему
привыкаешь, но влюбиться в это... Огромный город как может пожирает
себя, не успевая по-умному вылизать своё несовершенство – слишком
огромный город, слишком крупные куски реальности, в глотке встанут,
если начать вдаваться в детали…
Конечно, всё не так категорично. Вместе с тем, Москва даёт, даёт
мне энергию, чему я удивляюсь с первого дня, вот уже полгода: силы
её волн хватает с избытком, расплёскивается, несёт САМА –
уникальная, неповторимая лёгкость. Есть много, очень много
хорошего, о чём просто не сейчас.
Конечно, эти мысли во многом ситуационны – сегодня, в тяжёлом
ноябрьском воздухе, они есть, а завтра – их нет. И очень не хочу
обидеть тех, кого родил этот город, выкормил. Хотелось просто
проговорить вслух, чтобы услышать самого себя, не крича, не
размахивая броским клочком какого-то однозначного диагноза. Просто
сегодня – вот так. Об этом…
… Но вот что интересно: здесь все понаехавшие не просто живут, а
словно отбывают срок: кого не спросишь, тебе с тюремной точностью
ответят: «живу семь месяцев», «уже восемь лет четыре месяца в
Москве», «мы здесь с 11 апреля 2007-го»… Счастливы, семьи, квартиры
давно уже свои, купленные, а в душе – зарубки, кровоточащие осенней
смолой…