Мне в холодной землянке тепло...
dpmmax — 03.11.2011Роняя ключ, прижав к груди буханки,
Вот так войдешь домой, а дома — танки.
© В.Вишневский.
Эту историю мне поведал Владислав Юрьевич, друг и коллега. Вероятно, этот случай мог бы его миновать, если бы не особенности географии нашего автогиганта. Дело в том, что своими тылами (весьма обширными, надо сказать) он примыкает к целой череде дачных посёлков, отсюда такое большое количество дачников среди работников этих тыловых цехов и производств, а также всяких в той или иной степени некондиционных автомобильных запчастей в конструкциях дачных домиков. Кроме того, все тяжёлые экстренные больныеиз этих краёв нередко попадают в заводской медпункт — сюда просто ближе, чем в город.
Нина (назовём её так) для себя решила, что закрытие дачного сезона и праздник сбора урожая грех отмечать одним днём. Это просто несправедливо. В конце концов, сезон длился аж с апреля по октябрь, что само по себе — гражданский подвиг, и фестивалить по этому поводу меньше недели — нахренс. То есть, нонсенс. Словом, медведки засмеют.
Организм сначала пытался робко протестовать. Потом перешёл в режим автопилота. Потом автопилота контузило бутылкой чего покрепче, и он катапультировался, устроив напоследок развёрнутый эпиприступ. Так случилось, что Нина в это время стояла...хорошо, почти стояла на автобусной остановке — дачные киоски позакрывались, и вылазки за спиртово-перечным и плодово-выгодным становились всё длиннее. Увидев, как человек рухнул и забился в конвульсиях, пассажиры подошедшей маршрутки вызвали «скорую», а та доставила Нину в заводской медпункт.
Возвращение в реальность после эпиприступа и так почти всегда сопровождается некоторой непоняткой со стороны пациента — кто я, где я и кто все эти люди? У Нины приступ был первый раз в жизни. Очнулась она уже в медпункте. Поэтому дезориентация была настолько сильной, что взяла интоксикацию в плен без единого выстрела и позвонила белой горячке — мол, можно, клиент созрел.
Осторожно встав на ноги, Нина выглянула в окно здравпункта — надо же себя как-то позиционировать в пространстве. И тут же отшатнулась: на улице шёл бой. Шли танки, сотрясая землю гусеничной дробью, за ними бежала пехота, то припадая к земле, то совершая короткие перебежки. Откуда-то из-за соседнего здания били пулемёты, периодически раздавались выстрелы орудий, от которых перехватывало дух. Разрывы снарядов взметали в воздух пыль и щебень, и звук на некоторое время выключался, отчего всё казалось ещё страшнее. Горизонт был охвачен пламенем и клубами чёрного дыма. Из-за танка появился солдат с гранатомётом. Он целился в окно. Дым, пламя, граната рванула к цели... и прошла выше окна, ударив в стену. Нина рухнула на пол и закрыла голову руками.
Попытки диспетчера, дамы с добрым сердцем и монументальными формами, успокоить больную, только усилили панику — да вы тут все с ума посходили, ходите в полный рост, ни снайперов не боитесь, ни артиллерии! Всё, нафиг, под стол!
Послали за Владиславом Юрьевичем — мол, ваш делирионавт, вам и спасать. Прибыв на место, он ужаснулся и умилился. За столом, вполоборота к двери, сидела диспетчер и сосредоточенно подправляла маникюр огромными портняжьими ножницами. На полу, обхватив её колени руками и склонив на них голову, сидела Нина. Дамы хором пели «Бьётся в тесной печурке огонь, на поленьях смола, как слеза». Временами диспетчер отрывалась от маникюра, гладила Нину по голове и обнадёживала: дескать, прорвёмся! Русские не сдаются! Если что, пойдём в штыковую атаку — и делала выпад ножницами в сторону двери.
Владислав Юрьевич проглотил тираду о технике безопасности, поскольку не смог подыскать ей достойного цензурного эквивалента, и поспешил сообщить, что борт прибыл, можно эвакуироваться в тыл, подкрепление на месте, готово контратаковать — словом, победа будет за нами!
|
</> |