Мифы капитализма. Какие качества действительно востребованы им?

swamp_lynx — 13.11.2021 Теги: Канеман "Ранее предполагалось что богатые люди гораздо более спокойные и справедливые. Т.е. у них все есть, и им уже нечего злиться на мир и вести себя неэтично. А вот бедные и обычные люди могут быть обиженными на мир и по этому нарушать правила и законы. Оказалось что именно состоятельные люди более склонны обманывать во время совершения сделок и жульничать в игре , нарушать правила, вести себя неэтично по отношению к подчиненным.
Принято считать, что побежденные более агрессивны к победителям. Это должна быть жалость к себе, гнев за поражение. Но оказалось наоборот. Победители относятся к побежденным более враждебно и агрессивно."

"Если бы богатство являлось неизбежным результатом тяжелой работы и предприимчивости, то каждая женщина в Африке была бы миллионершей. Утверждения супербогатеев, относящихся к верхнему 1%, о том, что они одарены умом, творческим началом или упорством, – это примеры распространенного заблуждения, заставляющего людей приписывать себе заслуги за достижения, которых они не совершали. Большинство современных крезов поднялись на верхнюю ступеньку благодаря тому, что им удалось завладеть определенными должностями. Этот захват зависит не столько от таланта и ума, сколько от сочетания жестокой эксплуатации других и случайных преимуществ, полученных от рождения. Ведь подобные должности непропорционально притягательны для людей, родившихся в определенных местах и в определенных социальных классах.

Данные психолога Даниэля Канемана (Daniel Kahneman), нобелевского лауреата по экономике, развеивают веру, которую питают в своем отношении звезды финансового сектора. Он обнаружил, что их успех, фактически, является иллюзией восприятия.

К примеру, Канеман протестировал показатели, продемонстрированные 25 консультантами по инвестициям на протяжении восьми лет. Он обнаружил, что связность их действий равнялась нулю. «Их результаты оказались сходны с тем, что можно было бы ожидать от состязания, в котором кидают кости, а не от соревнования талантов», – написал Канеман. Те из них, кто получил самые большие бонусы, были просто более удачливы.

Данные Канемана были подтверждены многими другими исследованиями, показывающими, что торговцы и управляющие фондов с Уолл-стрит получают свои огромные оклады за то, что преуспевают не больше, чем обезьяна, кидающая кости. Когда Канеман попытался указать на это, они его просто проигнорировали. «Иллюзия таланта… глубоко укоренилась в их культуре», – пишет он.

До сих пор мы говорили о финансовом секторе и его супер-образованных аналитиках. Что касается других сфер бизнеса – это вы мне расскажите. Отличается ли ваш босс рассудительностью, проницательностью и управленческим талантом более, чем кто-либо другой в фирме, или он проложил себе путь через обман, ложь и запугивание?

В журнале “Psychology, Crime and Law” были опубликованы результаты исследования Белинды Борд (Belinda Board) и Катарины Фритзон (Katarina Fritzon). Они протестировали 39 старших менеджеров и генеральных директоров ведущих британских компаний и сравнили их достижения с результатами тестов, проведенных в Бродмурской специализированной больнице (Broadmoor special hospital), где содержатся заключенные, которые осуждены за тяжелые преступления. По некоторым показателям психопатичности, результаты менеджеров сравнялись с результатами преступников и даже превысили их. Фактически, по этим показателям они обошли даже тех пациентов, у которых в диагнозе официально значатся психопатические расстройства.

Борд и Фритзон отмечают, что психопатические особенности, проявленные менеджерами, несомненно, напоминают те качества, которые ищут коммерческие компании. Обладатели подобных качеств, по большей части, наделены способностью льстить и манипулировать влиятельными людьми. Эгоцентризм, сильное чувство, что они в своем праве, готовность использовать других, отсутствие совести и сопереживания также вряд ли снизят шансы менеджеров на успех во многих организациях.

В книге «Змеи в костюмах» Пол Бабиак (Paul Babiak) и Роберт Хэйр (Robert Hare) отмечают, что после смены корпоративной бюрократии гибкими и вечно изменчивыми структурами, командные игроки ценятся меньше, чем те, кто готов рисковать в условиях конкуренции. А потому психопатические свойства, вероятнее всего, будут лучше вознаграждены.

По следам этой книги, мне кажется, что если вы обладаете психопатическими наклонностями, но родились в бедной семье, то у вас больше шансов оказаться в тюрьме, однако если вы обладаете психопатическими наклонностями и родились в богатой семье, то у вас есть хорошие шансы поступить в бизнес-школу.

Это не значит, что все менеджеры – психопаты. Просто наша экономика вознаграждает не те таланты. После того как менеджерам удалось сломить профсоюзы, а также положить в карман регулирующие и налоговые органы, смазалась граница между высшим классом в производственной области и высшим классом, живущим на ренту. Топ-менеджеры ведут себя сегодня как князья, извлекая из своих финансовых угодий суммы, непропорциональные той работе, которую они выполняют, или ценностям, которые производят. Эти суммы иногда разоряют бизнес, на котором они паразитируют. Они заслуживают той доли богатства, которой завладели, не более, чем нефтяные шейхи.

Ну а всем остальным правительства и раболепные интервью в СМИ предлагают верить в миф о выборе – та самая вера в одаренность сверхчеловеческими талантами. Очень часто богачей описывают как людей, производящих богатство, а между тем они разграбили естественные богатства Земли, использовали работу и креативность своих служащих и довели до беды нашу планету вместе с ее жителями. Сегодня они поставили нас на порог банкротства. «Созидатели богатств» из неолиберальной мифологии являются одними из самых эффективных разрушителей богатства, с которыми мир когда-либо сталкивался.

За последние 30 лет кучка людей завладела сокровищами всего мира, воспользовавшись неолиберальной политикой, которую первыми навязали богатым странам Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган. Сейчас я обрушу на вас ворох данных. Извиняюсь, но эти числа должны отпечататься в наших умах.

Итак, с 1947 по 1979 год производительность труда в США повысилась на 119%, а доходы нижних 25% населения выросли на 122%. Однако с 1979 по 2009 год, когда производительность труда повысилась на 80%, доходы нижних 25% населения упали на 4%. При этом за тот же период доходы верхнего 1% подскочили на 270%.

В Великобритании доходы беднейших 10% в период между 1999 и 2009 годами снизились на 12%, тогда как доходы верхних 10% возросли на 37%. С 1979 по 2009 год коэффициент Джини, служащий показателем неравенства, поднялся в английской статистике с уровня 26 до 40, что свидетельствует об углублении социальных пропастей.

В книге «Имущие и неимущие» (“The Haves and the Have Nots”) Бранко Миланович (Branko Milanovi?) пытается выяснить, кто был самым богатым человеком за все времена. Начиная с римского триумвира Марка Красса, автор измеряет богатство в сравнении с трудом соотечественников, который богатый человек может купить. Согласно анализу Милановича, самый богатый человек за последние 2000 лет все еще жив. Это Карлос Слим, который может купить труд 400,000 средних мексиканцев, что делает его в 14 раз богаче Красса, в 9 раз богаче Карнеги и в 4 раза богаче Рокфеллера.

До последнего времени мы были зачарованы качествами, которыми щеголяли большие боссы. Их прислужники в академиях, в средствах массмедиа, в исследовательских учреждениях и в правительствах создали обширную инфраструктуру дрянной экономики и лести, чтобы оправдать захват чужих богатств. Мы до такой степени погрязли в этом вздоре, что лишь изредка ставили под сомнение его достоверность."


Александр Тюрин. Машина насилия для извлечения прибыли

"Ни одно из свойств или основ, приписываемых капитализму ему либеральными апологетами – незыблемость собственности, юридическое равенство, свобода предпринимательства и свобода рыночной конкуренции, куда еще добавляется для густоты компота индивидуальная свобода и демократия – не являются ему присущими. Напротив, это именно то, что он радостно отметает в процессе своего становления и функционирования. Не является он и той «общественно-экономической формацией», которая упраздняет «отсталые формации», демонстрируя более высокую стадию развития производительных сил и производительных отношений, когда люди, не владеющие средствами производства, добровольно продают свою рабочую силу людям, владеющим средствами производства. После чего, дескать, остается только переписать собственность на «народ» и, под крики «аллилуйя» марксистов-догматиков, как вишенка на торте появится социализм. На самом деле, производительные силы капитализма стали более развитыми лишь после длительного периода разграбления «отсталых формаций» (которые были просто другими цивилизациями или мир-системами в терминологии мир-системного анализа), присвоения их средств производства и результатов труда, и широчайшего применения самых жестоких насильственных форм эксплуатации человека человеком.

Капитализм – это многоуровневая система власти, в которой свободные рыночные отношения играют куда меньшую роль, чем монополии и олигополии, а деньги, помимо функций, известных из учебников, несут политическую функцию поддержания господства капиталистов.

Одному проценту мирового населения (находящемуся, преимущественно, в западных странах, или обслуживающему интересы западного капитала в странах мировой периферии) досталось около 80% мирового богатства, созданного за год. Эта пирамида неравенства также представляет собой пирамиду власти, которой позавидовали бы и египетские фараоны.

В противоположность тому, что утверждают апологеты капитализма, он не является тем, что имманентно присуще рынку, а представляет специфическую форму насилия, где экономическое и внеэкономическое принуждение слиты и неразделимы. Как показал еще Фернан Бродель, один из основоположников мир-системного анализа, капитализм захватывает и подчиняет рыночную стихию при помощи внерыночных механизмов. Не свободная конкуренция, а монополии – это цель капитала. Бродель даже называл капитализм антитезой рыночной экономике, зоной "противорынка", где господствует право сильного. Дж. Арриги дополняет Броделя утверждением, что капитализм, как минимум, добивается контроля над рынком, как максимум отменяет его – что характерно, к примеру, для американской вертикальной интеграции бизнеса. Другой отец мир-системного анализа И. Валлерстайн пишет: «Свободного рынка никогда не существовало и не могло существовать в рамках капиталистического мира экономики… Капиталисты скорее стремятся максимизировать прибыль на мировом рынке, используя повсюду, где это только выгодно и где они в состоянии создать их, легальные монополии и/или иные формы ограничения торговли».

Бродель считал, что экспансия капитализма невозможна без использования соответствующей машины насилия, когда он "идентифицирует себя с государством, когда сам становится государством". Только тогда капитал становится способным к "территориальному завоеванию мира и созданию всесильного и по-настоящему глобального капиталистического мира-экономики". Заметим, что эта способность у капитала появилась не в Китае и не в Индии, несмотря на то, что они имели развитый рынок и куда более крупную экономику, чем любое европейское государство до 19 века. А именно в Западной Европе, где капитал как бы встраивался в существующие модели агрессии.

Слова Броделя перекликаются с утверждением Р. Люксембург: "Капитал не знает другого решения вопроса кроме насилия, которое является постоянным методом накопления капитала как общественного процесса не только при генезисе капитализма, но и вплоть до настоящего времени". Заметим, что Люксембург сильно дополняет старика Маркса, считавшего, что указанные процессы относятся лишь к стадии первоначального накопления капитала.

Новорожденный капитализм первым делом приступает к конфискации общинной и мелкой крестьянской земельной собственности, что приводит к масштабному обнищанию и длительному "кризису пропитания", в том числе и сокращению средней продолжительности жизни; а с ограбленными и нищими боролись с помощью виселиц и кнута. Выходя на мировую арену, западный капитал пересекает океаны и вторгается в социумы, ведущие натуральное и мелкотоварное хозяйство, разрушает их внутренний рынок и привычный товарообмен, присущие им формы собственности, стирает, словно ластиком, племена и народности, которые не приносят достаточного дохода колонизаторам. Собственность становилась неприкосновенной и священной, только когда попадала в руки западных господ.

Действующий всё более глобально западный капитал разрушил культуры коренных американцев, причем и в самых развитых регионах Нового Света, где применялись сложные технологии интенсивного земледелия. Для Нового Света это обернулось сокращением почти на 90% коренного индейского населения, которое до Колумба составляло около 75 миллионов и примерно равнялось населению тогдашней Европы. Васко да Гама (которого привел в Индию арабский лоцман), Алмейда и Албукерке не столько что-то открывали, сколько уничтожали многообразную цивилизацию Индийского океана ­– сжигая, топя и вешая местных конкурентов. С середины 16 в. пошла перекачка рабской силы из Африки в Америку через трансатлантический "рабопровод", сопровождающееся разрушением государств этого континента, как например, дотоле богатого и обширного королевства Баконго.

Ни один из циклов накопления капитала не состоялся бы без масштабного поглощения добычи на том или другом континенте. Присвоение чужого, "насильственное похищение средств производства и рабочих сил" – вот мотор капитализма. И повсюду, помимо насильственного присваивания чужих производительных сил и чужого труда, происходит, цитирую снова Люксембург, "разрушение и уничтожение тех некапиталистических социальных объединений, с которыми он сталкивается". И. Валлерстайн указывает, что сила западного капитала (ядра капиталистической мир-экономики, КМЭ) всегда зависела от того, насколько успешно он разлагает противостоящие ему государства и социумы. Капитализм создает буржуазные нации, поддерживающие свой гомеостаз за счет эксплуатации более слабых социально-этнических общностей. Люксембург в своей книге "Накопление капитала" (1908), удачно перешагнув через догму, показала, что никакая классовая борьба не отменяет борьбу наций, когда целая нация, находящая на периферии мировой капсистемы, является объектом эксплуатации, грабежа или даже уничтожения со стороны "передовых" буржуазных наций, находящихся в ядре капсистемы. Причем эксплуататором является, в том числе, и рабочий класс, если он относится к "передовой нации".

Самые передовые западные страны капиталистической формации, которые обязаны согласно не только либеральной, но и марксистской догме демонстрировать господство "свободного труда", применяли рабский и принудительный труд (используемый с помощью прямого насилия или предварительного полного ограбления) в решающих количествах.* Внедряя его там, где он ранее не существовал или носил мягкий патриархальный характер. Притом применение рабства нисколько не меняло капиталистического характера предприятий. И, скажем, хлопковые плантации британской Вест-Индии и юга США обслуживались рабским трудом, показавшим свою эффективность в условиях жаркого климата. А без дешевого хлопка с этих плантаций индустриальная революция, начатая в Англии, просто задохнулась бы. На каждого раба, доставленного в Новый свет – а таковых было около 12 млн. – приходилось по 3–4 погибших при отлове и транспортировке, сухопутной и морской. Норма прибыли в атлантическом работорговом треугольнике составляла 300–400%, доходя и до 1000%. Для Африки развитие западного капитализма обойдется в четырехвековую депопуляцию и демографические потери порядка 40­–50 млн. чел.

Длинные системные циклы накопления капитала

Джованни Арриги (кстати, происходящий из швейцарской банкирской фамилии) разложил весь жизненный путь мировой капиталистической системы, начиная с 15 в., на единицы, названные им системными циклами накопления – в труде "Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени". Арриги берет известную Марксову формулу капитала Д – Т – Д' и показывает, что она применима не только к конкретному обороту, но и к длинным циклам накопления капитала. Фаза материальной экспансии (Д –Т') сменяется фазой финансовой экспансии (Т – Д').

В фазе материальной экспансии капитал находится преимущественно в товарной форме, включая товаризованную рабочую силу.

Укрупнение производства, контроль рынков сбыта, постоянное вовлечение новых дешевых ресурсов, в том числе трудовых, способствует формированию избыточного капитала. И со временем – это связано с падением нормы прибыли в товарном производстве – капитал стремится обрести более свободную и ликвидную денежную форму.

В фазе финансовой экспансии масса денежного капитала освобождается от своей товарной формы, накопление осуществляется посредством финансовых сделок Д – Д'.

Вместе эти две фазы составляют полный цикл накопления Д – Т – Д'.

Каждый новый гегемон (а они до сего времени представляли лишь западный мир) в длинном цикле накопления капитала должен иметь сети власти, позволяющие ему реорганизовывать и контролировать мировую хозяйственную систему в рамках, превышающих масштабы и возможности предшественника. В первую очередь, лучше контролировать социальную и политическую среду накопления капитала.

Арриги пишет о том, что капитал, управляя государством, делает и все его территориальные приобретения средствами накопления. Одним из следствий этого является то, что капиталистические войны должны быть на самоокупаемости и приносить прибыль. «Секрет капиталистического успеха заключается в том, чтобы вести свои войны чужими руками... с минимальными затратами».

Избыток капитала, т.е. кризис перенакопления, становится причиной войн, также как и кризис перепроизводства. Капиталу нужно расширять свою "экологическую нишу".

Возрождение началось именно там, где наиболее успешно шел процесс накопления капитала – в итальянских городах-государствах, среди которых выделялись Генуя и Венеция. Родоначальники западного капитализма немало разбогатели на грабеже Византии (одного из самых развитых государств того времени) и торговле с разбойничьей Золотой Ордой и другими наследниками Монгольской империи, в том числе и "живым товаром", славянскими рабами, которых перевозили, к примеру, из крымской Кафы в египетскую Дамиетту. Первыми они освоили и плантационное рабство на своих островных владениях в восточном Средиземнорье. Капитализированная итальянцами добыча кочевников превращалась в активы банков, совсем немного отличающихся от нынешних. Можно вспомнить генуэзскую пехоту на Куликовом поле, где состоялось, наверное, первое военное столкновение Руси с западным капитализмом.

К середине 16 в. генуэзская капиталистическая олигархия добилась специфического господства в испанской монархии, чьи владения простирались от Нидерландов до Филиппин. Она контролировала поставки колониального серебра с рудников Нового Света (за которое заплатили жизнью миллионы индейцев) через Севилью в Европу, где оно привело к "революции цен" и колоссальному росту спроса на европейских рынках. Но во второй половине 16 в. генуэзская олигархия уходит из торговли в чисто денежные операции. А её ликвидные активы начинают перетекать в новый более мощный центр накопления капитала.

Голландский капитал начинал с контроля (в том числе, силового) над прибыльной балтийской торговлей, когда дешевое зерно и другое сырье из стран "вторичного крепостничества" (Польши, восточной Германии, Дании, Чехии, Венгрии, Ливонии) всасывалось западноевропейским рынком, где прошла "революция цен". Через полвека голландцы осуществляют в самых жестких формах контроль за торговлей и производством уже на островах Южных морей, где главную роль играют Ост- и Вест-Индская компании, которые появились за счет сращивания капитала и государственного аппарата. Крупнейшим пайщиком выступал правитель Нидерландов, штатгальтер из рода Оранских. Компании получают от голландского правительства привилегии на торговую и военную монополию на обширных заморских пространствах – последняя осуществлялась при помощи рациональных военных методов, разработанным Морицем Нассауским.

Брались под контроль все главные источники поставок на Индийском океане – в первую очередь, пряностей, бывшими тогда среди наиболее дорогих и ликвидных товаров на европейском рынке. Скажем, на одних островах вырубались гвоздичные деревьям, чтобы не было переизбытка предложения, на других населению под страхом смерти предписывалось выращивать мускатный орех или корицу. Монополия компании приводила к голоду и восстаниям – население восставших островов истреблялось, как например туземцы южномолуккского архипелага Банда, а хозяйство далее велось с помощью рабов. «Передовые» голландцы внедряли рабовладельческие отношения там, где их до этого не было.

Собственно, рабством было и то, что формально рабством не являлось; так за сельхозкультуры, которые крестьянин был обязан выращивать (особенно это касалось внедряемых голландцами кофе, сахарного тростника, хлопка, индиго) он получал не более 5–6% их рыночной стоимости. Рыночным товаром эта продукция становилась только тогда, когда сдавалась на склады Ост-Индской компании. То есть, сперва происходило присвоение прибавочного и значительной части необходимого продукта, создаваемого подвластным колониальным населением, а затем он капитализировался и попадал на рынок.

К середине 17 в. голландский капитал стал не только владельцем 10 тысяч судов, но и многоэтажных складов в метрополии, где было всё, от венесуэльского какао до шведской меди. Однако в последующее столетие голландцы сдают в мировой торговле; капиталистическая олигархия Голландии переходит, в большей степени, к контролю над мировыми финансовыми сетями. Амстердам из центрального склада мировой торговли превращается в центр денег и капитала с первой в мире постоянно действующей фондовой биржей, втягивающий избыточные капиталы со всей Европы.

А затем капиталы начинают перетекать в новый британский центр накопления.

Отправной его точкой стало удачное географической положение Британских островов, которые находятся на пересечении мировых морских коммуникаций, идущих из Нового Света и Азии и из северо-западной Европы. Притом любая точка британской территории отдалена не более чем на 70 миль от незамерзающих океанских вод.

Морские воды, отделяющие Британские острова от европейского континента, стали для Англии источником еще одного геополитического блага. Способствуя торговому обмену, они защищали ее от сильных континентальных врагов. Англия могла вмешиваться в европейские войны, когда сама считала выгодным.

Аристократия Британии очень быстро встала на капиталистические рельсы. Социальные слои, задержавшиеся в феодализме, были радикально срезаны, в частности крестьянство с их натуральным хозяйством, и монастыри с их богатыми имениями. Их имущества, в первую очередь земли, достались капиталистам, обуржуазившимся дворянам, переходившим на товарное животноводство.

Писавший в 1570-х У. Гаррисон, ссылаясь на подсчеты придворного врача-итальянца Кардана, сообщил колоссальную цифру казненных при Генрихе VIII "воров и бродяг" (то есть, согнанных с кормилицы-земли и обреченных на нищенство крестьян): 72 тысячи. И это в стране с населением около 2,5 млн. чел. Голодный пролетариат из вчерашних крестьян обязан был отдавать свой труд ближайшему нанимателю по любой (то есть минимальной) цене – на это было настроено законодательство, направленное против экспроприированных. В случае, если трудящийся пытался искать более подходящего нанимателя, ему угрожали обвинения в бродяжничестве с наказаниями в виде различных истязаний, длительное бичевание ("пока тело его не будет все покрыто кровью"), заключение в исправительный дом (house of correction), где его ожидали плети и рабский труд от зари до зари, каторга и даже виселица. Согласно английскому закону "о поселении" от 1662 г. (действовавшему до начала 19 в.), любой представитель простонародья – а это 90% населения – мог быть подвергнут наказанию и изгнанию из любого прихода, кроме того, где он родился. Труд простолюдина вовсе не стал товаром на свободном рынке труда, как тщатся представить либералы. Он обернулся рабством у коллективного капиталиста. Охота на ограбленных крестьян (бродяг, "еретиков", "ведьм") маскировало наступление капитала, загоняющего их на мануфактуры, шахты, фабрики. Новая организация производства позволяла использовать в решающих количествах плохо оплачиваемый труд женщин и детей (которые начинали работать с 4 – 5 лет).

Собственно, англичане проходят голландский путь на новом более широком витке и начинают свою капиталистическо-территориальную экспансию, когда разрыв в вооружении и организации с войсками даже самых могущественных внеевропейских государств (кроме России) стал непреодолимым. Так что даже небольшая армия, созданная британской Ост-Индской компанией из туземных солдат, легко громила плохо управляемые толпы, которых выводили на поля боя восточные правители.

В безжалостном ограблении колоний, не останавливающимся перед геноцидом, англичане сперва потренировались во вполне европейской Ирландии. "Мы прошли через восставшую страну двумя отрядами, сжигая все поселения и предавая смертной казни жителей, где бы мы их не настигали", – свидетельствует елизаветинский поэт Э.Спенсер. И добавляет, что эта "наиболее людная и плодородная провинция в Ирландии вдруг оказалась без людей и скота". Уничтожение традиционного общинного землевладения зеленого острова будет успешно идти и дальше, с особой беспощадностью во время кромвелевского завоевания, которое стало причиной гибели до половины населения Ирландии. Земли ирландцев будут быстро переходить в руки хозяйствующих по-капиталистически колонистов-протестантов; коренное население будут гнать в "ад или Коннахт" и продавать в рабство на вест-индские плантации.

Затем настала очередь пиратских набегов на морские пути испанской империи. Доходы от одного рейда "Золотой Лани" под командованием пирата Дрейка позволили королеве Елизавете I погасить все внешние долги Англии и составить первоначальный капитал Ост-Индской компании. Золота в слитках, захваченного у Испании елизаветинскими пиратами, на сумму 4,5 млн. фунтов, было достаточно для создания стабильной валюты, сохранявшей свою стоимость до 1930-х. С работорговца Джона Хоскинса, пожалованного Елизаветой в сэры, началось использование британским капиталом бесплатного и бесправного рабского труда. С захвата Ямайки, как узлового пункта работорговли в Вест-Индии, англичане вышли на первое место в этом насильственном, но крайне прибыльном бизнесе. Навигационный акт и последовавшие за ним англо-голландские войны передали, в итоге, англичанам голландские монополии на торговлю рабами, сахаром, табаком. Передали Англии свои монополии на торговлю рабами также португальская (Метуэнский договор) и испанская монархии (Утрехтский мир). Далее произошел разгром французского претендента на колонии. Франция не имела того количества нищей человеческой массы, которая рвалась за океаны, чтобы выжить, даже добровольно продавая себя в рабство на плантации. Когда англичане создали империю, над которой никогда не заходило солнце, контролируя все морские пути и даже все проливы, они перешли примерно на 100 лет к фритредерской (либеральной) торговой политике, выгоды от которой получали в основном те, кто накопил жирок на предыдущем этапе. "Свобода торговли" по-британски – это лишь после того, как конкуренты будут утоплены.

Вслед за завоеванием Индии, оплаченного покоренными местными феодальными правителями, начинается разграбление субконтинента, сопровождавшееся разрушением его традиционных рынков, социальных и хозяйственных структур. Как указывает Арриги: "Ни один территориалистский правитель никогда прежде не получал за столь короткое время столь большую дань в рабочей силе, природных ресурсах и платежных средствах, как британское государство и его клиенты на индийском субконтиненте в XIX веке".

Дань имела поначалу вид прямого, наглого ограбления, а затем превратилась в так называемое "осушение", drain. Это было вытягивание капитала через фискальную и таможенную системы, систему землевладения, торговые монополии, неэквивалентный торговый обмен, оплату агрессивных войн, которые вела Англия.

После завоевания богатой Бенгалии, Ост-Индской компанией было объявлено, что поскольку раньше вся земля принадлежала якобы правителю-набобу, компания забирает ее в свою собственность. Теперь за нее будут выбиваться налоги (в т.ч. пытками), немыслимые при набобах. Чтобы заплатить налоги крестьяне будут сдавать за гроши зерно и другие средства пропитания - компания станет реализовать их затем по конским ценам. Принцип экстернализации издержек будет доведен до предела, компания не будет расходовать ничего на общественные системы ирригации (о которых не забывал ни один деспот-набоб), однако станет выплачивать огромные дивиденды в 300­–400% акционерам, в том числе британской короне. И внешняя и внутренняя торговля Бенгалии была монополизирована компанией, которая станет назначать то, что и за сколько будет делать ремесленник, применяя плети для стимулирования, однако не неся никакой ответственности за его пропитание.

Уже за первые десятилетия господства британских "прав и свобод", прикрывающих беззастенчивое ограбление огромной страны, Индия платит масштабным голодом. Умирает треть населения Бенгалии, 10 млн. чел; помимо крестьян, погибло и огромное количество ремесленников. Треть бенгальской территории зарастает джунглями.

И только после такого колоссального грабежа в Англии начинается промышленный переворот. Только тогда в английскую индустрию начинается прилив капитала, приходят необходимые инвестиции и кредиты, позволяющие внедрять новую технику, открываются рынки, позволяющие сбывать большие партии массовых однотипных товаров. Лишь тогда возникают технологии машинного производства, создаются прядильная машина и механический ткацкий станок, внедряется паровая машина. Но уровень жизни простонародья даже в метрополии будет существенно ниже достигнутого в позднем средневековье вплоть до завершения промышленного переворота. Историк Э. Хобсбаум оценивает число умерших от голода в Англии за первую треть 19 века (когда доходы ручных ткачей упали в шесть раз) в полмиллиона человек. «Огромные стада коров, овец и свиней... отправляются с каждым отливом, из каждого из 13 наших портов, курсом на Англию, и помещики получают арендную плату и отправляются тратить ее в Англию» – а это о временах голода 1840-х в Ирландии, сократившего на треть население; голода, вызванного не столько картофельным грибком, сколько политикой обезземеливания и этнических чисток по отношению к коренному населению.

На протяжении почти двух веков английский капитализм методично выкачивает средства из Индии. На следующем этапе ее освоения англичане выключают почти все несырьевые отрасли индийского хозяйства – в первую очередь, с помощью пошлин. Соответственно Индия из хозяйственного гиганта превращается в хозяйственного карлика, защищенный рынок сбыта для английских промтоваров. А ее доля в мировом производстве вместе с Китаем, составлявшая около 60%, падает до 2–3%. Кстати, Ост-Индская компания будет "пробивать" Китай с помощью дешевого опиума с бенгальских плантаций.

И через полтора века после начала английского господства в Индии, в 1876-1900 гг., голод убивает 26 млн. чел. В том числе, с 1889 по 1900 год – 19 млн. А общие демографические потери Индии значительно превышали эту цифру, потому что голод имел неизменным спутником эпидемии, убивающие истощенных людей, и умерщвление новорожденных детей, которых не могли прокормить их родители. Английский исследователь Дигби оценивал размер "осушения" Индии за период с 1834 по 1899 г. – в 6,1 млрд. фунт. стерл. (На тогдашний фунт стерлингов можно было жить целый месяц). Общие объемы «осушения» Индии в современных ценах – порядка 45 трлн. долл. – даны в работе исследовательницы Утсы Патнаик .

Русский востоковед А. Снесарев делает обоснованные выводы: "1. За время владычества британцев голод возвращается всё чаще, размеры его ужаснее и шире. 2. Со времени перехода всей Индии под власть британцев наблюдается резкий переход к учащению и большей интенсивности голода". Основные причины вспышек голода: в деревнях нет запасов зерна; запасы ценностей в виде драгметаллов и т.п. у населения практически исчезли; древние вековые занятия народа на суше и море погублены.

Средняя продолжительность жизни в Индии при Великих Моголах, в начале 18 века, составляла 35 лет (в Англии 34 года, во Франции 30), а при «благодетельном» английском колониализме в 1911 году лишь 23,2 года. И численность городского населения при Моголах составляла 15%, что превышало показатели и тогдашней Европы, и Британской Индии сто семьдесят лет спустя.

Пиратство, работорговля, выдаивание колоний и зависимых территорий, какими, к примеру, стал Китай после опиумных войн, потерявший почти 50 млн. населения, и латиноамериканские "молодые демократии" после сброса испанского владычества. Таковы наиболее важные части британского экономического чуда. Этому, конечно, способствовали и английские месторождения угля и железной руды – важнейших ресурсов в эпоху промышленной революции; однако до покорения Индии англичане производили гораздо меньше черных металлов, чем Швеция и Россия. Выкачиваемые из колоний и полуколоний средства служили расширению империи и приобретению новой дешевой рабочей силы и новых дешевых ресурсов. Проинвестировав промышленную революцию и торговую экспансию, они, в конце концов, превратили Лондон в финансовый центр, притягивающий капиталы со всего мира.

Колоссальные избыточные капиталы, собранные в Англии, к концу 19 в. перестали находить себе приложение в промышленности. Точнее, не могли дать такой прибыли, как чисто денежные операции.

Символом британского финансового могущества стали банкиры Ротшильды. Кстати, это семейство наваривало свой капитал, сперва обслуживая поставки хлопца-сырца с колониальных плантаций в Вест-Индии, а затем и Египта и Ост-Индии. А прокладкой между финансовыми кругами и государственной машиной были такие элитные структуры, как "Круглый Стол" Сесиля Родса и лорда Мильнера (последний, кстати, был одним из организаторов февральского либерально-буржуазного переворота в России).

Как обычно и происходит в периоды финансиализации, в Британии стала снижаться доля индустрии в экономике страны, но шел рост показного потребления (Англия – родина туризма) и спекуляций в высших стратах, связанных с финансовым капиталом.

Лондон сделался не только хозяином мировых денег, но и родным домом для финансовой олигархии всех стран. Повсюду она шла к политической власти, оттесняя и поглощая старые аристократии, заполняя своей политической обслугой парламенты, формируемые с помощью цензов, манипулируя общественным мнением с помощью ручной прессы.

Финансовая и сырьевая олигархия, приходя к власти, что в Латинской Америке, что в какой-нибудь Румынии, была озабочена стоимостью своих активов, а не независимостью своей страны и являлась естественным агентом британской гегемонии."

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• По теме
• Архив