Миф о гонениях, ч.44

anchoret — 29.09.2023 Окончание пятой главы (но не книги). Заключение переписал полностью, настолько тошнотным мне показалось авторское изложение - из трёх абзацев сделал два. Больше всего раздражают самоповторы, как некие заклинания. Уже давно стал здесь не только переводчиком, но и редактором.

Суеверие

В представлении римлян христиане были упрямы, несдержанны, неуживчивы и по некоторым своим деяниям совершенно непостижимы, но их восприятие могло бы быть иным, если бы они смогли убедить римлян в том, что христианство является истинной религией. Когда мы говорим о религиозных гонениях, то сначала нужно разобраться, считали ли римляне вообще христианство религией. В своем письме Траяну Плиний называет христианство superstitio, т.е. «суеверие». Как это понимать?

Что сейчас, что тогда – суеверие и религия были принципиально разными понятиями. Мы расцениваем суеверие как нечто нелогичное, недоказанное, ненаучное и неформальное, в то время как религия официально признана и систематизирована. Мы сфокусированы не столько на содержании религии и суеверий, сколько на нашем восприятии их содержания. Совершенно искренне и простодушно Плиний тоже переносит собственное восприятие на саму концепцию, чем принижает позицию христиан.

Исторически сложилось так, что определение религии постоянно менялось. Но даже в современном западном обществе, которое ценит свободу вероисповедания, невозможно просто так объявить какое-то убеждение религиозным. Возможно, вы большой поклонник какой-то футбольной команды и называете футбол своей религией, но вам будет крайне нелегко убедить своего работодателя, что каждый матч в течение игрового сезона является религиозным праздником, который даёт вам право не выходить на работу. Если бы вместо работы вы ходили на футбол и за это были уволены, то вряд ли бы вам удалось вызвать сочувствие к своей проблеме, и едва ли кто поверил бы, что вы подвергаетесь дискриминации или преследованиям за религиозные убеждения. Всё потому, что у нас есть общепринятое определение того, что считается религией, и какие ваши действия защищены законом.

Для древних римлян христианство явилось новым раздражающим фактором. Оно возникло быстро, непонятно откуда, а его религиозные принципы ломали устоявшиеся шаблоны. То, что оно стремительно завоёвывало новых приверженцев, вызывало беспокойство (Плиний и другие описывают христианство как суеверие именно в контексте его быстрого распространения ). То, что христиане отрицали существование нехристианских божеств, походило на атеизм. То, что их темой стала «вера» в Бога, а не знания о богах, выглядело необычно. То, что они отстранились от определенных традиций в целом религиозного общества и придерживались своих эксцентричных убеждений, казалось суеверием. А раз это суеверие, то оно не может быть истинной религией или философией. На христианство смотрели как на недоразумение – чуждое обществу и направленное против него и по самой своей сути.

Людоедство и кровосмешение

Как и многие другие религиозные группы, где к участникам предъявлялись определённые требования, христиане проводили собственные собрания. Они собирались в частных домах не из-за опасности гонений, а просто потому, что у них не было выделенных общественных мест. Многие другие группы также встречались в частном порядке. В конце концов, как можно считать себя обществом избранных со своими обрядами инициации, если прийти может любой желающий? Атмосфера секретности, окружавшая эти ритуалы посвящения, была сущим даром для мистической религии. Богатых молодых римских аристократов вообще привлекала экзотика – всякие мистические культы, завезённые с Востока и посвящённые чужеземным божествам вроде Исиды или Митры. А секретность добавляет интригу. Кто не хочет знать, что происходит внутри знаменитого Йельского общества «Череп и кости»? Таинственность порождает слухи и подозрения, и похоже, что ранние христиане стали их жертвой.

Так, начиная со II века о христианах начали распространяться слухи, быстро превратившиеся в обвинения. Согласно этим слухам, христиане практиковали кровосмешение и другие виды сексуальных извращений, а также занимались каннибализмом. До нас эти слухи донесли в основном сами христианские писатели, которые реагировали на них с горечью и возмущением. В письме Плиния императору Траяну есть туманный намек на «преступления», которые христиане якобы совершали предположительно во время ритуальных трапез, но он не вдаётся в подробности и, в любом случае, считает обвинения необоснованными. Обвинение в инцесте и каннибализме впервые ясно проговаривается Иустином Мучеником. Он описывает такую версию слухов: после застолья кто-то ловко «опрокидывал» лампу, оставляя комнату в темноте, чтобы участники могли пить человеческую кровь и невозбранно заниматься сексом друг с другом. Писатель III века Тертуллиан повторяет ту же историю, только добавляет подробностей. Он передаёт версию язычников, согласно которой мужчины-христиане должны были внимательно следить за тем, где находились их матери и сестры, прежде чем погасят свет. И не для того, как мы могли бы предположить, чтобы не вступить по ошибке в сексуальные отношения со своими биологическими родственниками, а наоборот для того, чтобы предаться им.

Афинагор – другой христианин, писавший около 177 года, – иллюстрирует обвинения язычников примерами из мифологии. Он пишет, что христиан обвиняли в «ядении человеческого мяса, подобно Фиесту, [и] в гнусных кровосмешениях Эдиповских». Христианский апологет III века Минуций Феликс как бы пересказывает версию известного римского грамматика и оратора Марка Корнелия Фронтона:

То, что говорят об обряде принятия новых членов в их общество, известно всем и не менее ужасно. Говорят, что посвящаемому в их общество предлагается младенец, который, чтоб обмануть неосторожных покрыт мукою: и тот обманутый видом муки, по приглашению сделать будто невинные удары, наносит глубокие раны, которые умерщвляют младенца, и тогда, – о, нечестие! присутствующие с жадностию пьют его кровь и разделяют между собою его члены. Вот какою жертвою скрепляется их союз друг с другом, и сознание такого злодеяния обязывает их к взаимному молчанию. Такие священнодействия ужаснее всяких поруганий святынь.

Учитывая, что обсыпанного мукой младенца невозможно спутать с традиционным римским хлебом – плоским, круглым и, разумеется, неподвижным, то возникает вопрос: откуда взялись эти слухи? С какой стати люди вдруг решили, будто христиане – это неразумные дети?

Есть две теории о происхождении этого мифа. Первый связан с языком, который христиане сами использовали для описания своих ритуалов. Например, в Евангелии от Иоанна Иисус говорит своим ученикам:

Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. Как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мною. (Ин 6:53-57)

Мы привыкли к этим словам и сейчас они звучат не так шокирующе. Но в своё время богословы потратили много сил на их толкование. Если Иисуса понимать не символически, а буквально, то чем объяснить похожий на печеньку внешний вид католической облатки – тела Христова? Разве Иисус имеет в виду, что его последователи в самом деле поедают его тело? Речь о том, в каком смысле хлеб становится телом Иисуса. Мы знаем, что имеем дело с освящённым хлебом, у нас есть своё объяснение его связи с телом Иисуса, и для нас обвинение в каннибализме выглядит смехотворно.

Но представьте, что на трапезах древних христиан человек никогда не был и судит о них только по этому случайно услышанному отрывку. Все обычные люди едят мясо, все когда-то сидят за общим столом, и вдруг они краем уха что-то слышат об употреблении человеческой плоти и крови на совместных трапезах, куда закрыт вход посторонним. Всякому станет ясно, что речь о каннибализме! Это заблуждение Иустин Философ пытался развеять ещё в своей Первой апологии, где он поясняет, что «тело Христово» ошибочно сочли человеческой плотью. Вырванный из контекста евангельский текст, дополненный скандальными слухами о младенцах и ритуалах инициации, вполне мог привести к такому недоразумению.

Подобным образом можно объяснить и обвинения в инцесте. Язык братской (или сестринской) любви, используемый в Новом Завете для описания отношений между христианами, был достаточно банален даже тогда. Но соедините настойчивые обращения христиан друг к другу как к «брату» и «сестре» с туманно упоминаемыми в других христианских источниках «вечерями любви» (агапами), и появится некоторое пространство для интерпретации.

Есть и другая теория, согласно которой обвинение в людоедстве было распространенной в древности формой клеветы. Тогда, как и сейчас, определенные практики были табуированы и рассматривались как безнравственные извращения. Одной из таких практик во все времена считался каннибализм. Если есть желание дискредитировать конкретного человека или группу, то своим обвинениям можно придать красок именно через упоминание сексуальных извращений или пристрастия к человеческому мясу. Каннибализм особенно часто приписывали иностранцам и далёким племенам. Историк Геродот поступил так со многими народами: у него исседоны и каллатии вместо погребения или кремации предпочитали поедать трупы, массагеты и падеи прагматично убивали и съедали своих стариков, пока те были ещё свежими, а скифские воины пили кровь тех, кого они убивали в бою. Эти характеристики стали стереотипами; к началу нашей эры «все знали», что скифы были каннибалами. И когда каннибалами называли христиан, то просто причисляли их к этим варварским группам.

По иронии судьбы такой подход к своим оппонентам встречается и у самих христиан. Епифаний Кипрский, египетский епископ IV века с довольно буйным воображением, обвиняет гностиков или борборитов в чём-то очень похожем. В своём «Панарионе» он пишет, что еретики прерывают женскую беременность, извлекают плод, расчленяют его и съедают, объявляя трапезу «Совершенной Пасхой». И всё это на фоне описаний секса на алтарях и употребления спермы в качестве подношения Богу. Маловероятно, что гностики или, если уж на то пошло, какие-либо другие христиане когда-либо участвовали в подобных ритуалах, но речь о другом. Обвинение в каннибализме было настолько эффективным, что выступить в защиту обвинённого человека или группы лиц представлялось весьма непростой задачей.

Обвинения в инцесте работали точно так же. Кровосмешение было серьезным преступлением: согласно древнему мифу, из-за него Эдип лишил себя зрения. И ему всегда сопутствовали непристойные сплетни. Например, Светоний, написавший биографии двенадцати цезарей, сделал кровосмешение одним из многих сексуальных извращений, которым предавался император Калигула. По всей видимости, в римской политике инцест служил обычным инструментом очернения противника. Частота обвинений свидетельствует о запретном характере этого деяния. Чтобы клевета была эффективной, она должна быть серьёзной. Например, нет смысла обвинять оппонента в превышении скорости. А вот обвинения в аморальности или нечестии всерьёз подрывали интеллектуальный, политический или религиозный авторитет других. Но особенно эффективно они срабатывали на небольших и не вполне понятных группах, таких как христиане.

Нет никаких свидетельств в пользу того, что христиан судили или арестовывали за людоедство. Но вокруг них ходили слухи, и точно так же, как в эпоху маккартизма 1950-х гг. в Америке было невозможно просто отмахнуться от обвинений в симпатиях к коммунистам, нет никаких сомнений, что и в Римской империи грязные слухи способствовали общему негативному восприятию христиан. Про Лионских мучеников автор пишет, что перепуганные рабы христиан (да, христиане владели рабами) обвиняли своих хозяев в кровосмешении и каннибализме из страха, что их будут пытать. Несмотря на то, что рабов в любом случае были обязаны пытать в рамках римской правовой процедуры, они начали бросаться обвинениями ещё до начала экзекуции. Независимо от того, есть ли в этой истории хоть капля правды, она, вероятно, дает нам хорошее представление о том, как эти слухи повлияли на ранних христиан. Христиан в повествовании судили не за кровосмешение или каннибализм; их судили за то, что они были христианами, но окружавшие их слухи вызывали у судей и простых людей неприязнь. То, что в Галии, Северной Африке и Риме на христиан навешивали одинаковые ярлыки, наводит на мысль, что они сделались типичными. В конечном счете не имеет значения, что стояло за обвинениями – ошибочное понимание природы христиан или злонамеренная клевета. Созданная им дурная слава в любом случае делала своё дело и наносила репутации известный ущерб.

Заключение

Житийные истории о церкви мучеников, безжалостно брошенных львам только за свои религиозные убеждения, о прячущихся в катакомбах христианах, вынужденных встречаться тайно во избежание ареста – всё это страшная, но, в общем-то, сказочная история. Империя судила христиан не как еретиков, богохульников или каких-то юродивых. У них была репутация антиобщественных элементов, отказывавшихся служить в армии и принимать присягу. В зале суда от них можно было услышать слова, которые звучали как подстрекательство к мятежу. Они вели себя там провокационно, неуважительно и даже грубо. Но самое главное, что общество усматривало в них государственную угрозу. Даже если действия римлян всё ещё кажутся несправедливыми, мы должны признать, что в них была своя логика. Это не означает, что они оправданы, этичны или справедливы, но это делает их понятными. В них не было слепой ненависти. В том мире государственная измена и подстрекательство к мятежу карались смертной казнью, поэтому неудивительно, что иногда римляне казнили христиан – тогда предавали смерти и за меньшие проступки.

Религия и политика были тесно переплетены, что делает сложным определение мотивации римских администраторов как однозначно религиозной или политической. Но в представлении самих римлян, с точки зрения большинства их современников и последующих поколений, по большому счёту римляне руководствовались высокими моральными принципами. Так что вступая в конфронтацию с христианами, они защищали империю от гнева богов и его последствий. Но даже в этом они соблюдали определённую меру: гонения носили эпизодический характер и не всегда распространялись исключительно на христиан. Изучая доступные нам исторические данные, мы начинаем видеть, что резкая риторика раннехристианских апологетов значительно преувеличила реальную тяжесть вставших перед церковью вызовов. В целом это означает, что за исключением кульминационного момента Великого гонения 303-305 гг., в обращении римлян с ранними христианами нет ничего, что соответствовало бы общепринятому мифу о христианском мученичестве.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив