мы с нейросетью вдвоём

kommari — 06.05.2025 Читаем книги на вражеских неправославных языках с помощью нейросети.



Author: Andrew Pendakis

Title: Living a Marxist Life

Subtitle: Why Marx Is a Drug You Should Probably Take

Publisher: Bloomsbury Academic

Place(s) of Publication: London, New York, Oxford, New Delhi, Sydney

Year of Publication: 2024

Резюме книги Эндрю Пендакиса "Живя марксистской жизнью: почему Маркс — это наркотик, который вам, вероятно, стоит попробовать"

Эта книга — не традиционное введение в марксизм или его систематическая защита. Автор, Эндрю Пендакис, позиционирует ее скорее как "марксистскую книгу по самопомощи" — провокационный оксюморон, призванный исследовать, как встреча с марксистскими идеями трансформирует не только политические взгляды, но и глубоко личный опыт: мысли, действия, эмоции, желания, память, привычки, надежды, волю и дружбу. Книга адресована в первую очередь студентам (в широком смысле слова), ищущим альтернативу капитализму и задающимся вопросом: зачем сегодня быть марксистом?

Введение: О жизни после Маркса

Автор начинает с личного примера — своего отца, рабочего класса, который не читал книг, но питал инстинктивное недоверие к Марксу, впитанное из окружающей капиталистической культуры. Для него борьба с капитализмом казалась бессмысленной, как "мочиться против ветра". Пендакис противопоставляет этому взгляду идею о том, что именно эта, казалось бы, безнадежная борьба может парадоксальным образом привести к счастью и осмысленности.

Книга рассматривает столкновение с Марксом не просто как чтение, а как "встречу" — событие, способное сбить с курса и необратимо изменить жизнь. Вопреки распространенному мнению, что Маркс — это "история", пыльный архив провалившихся идей, автор утверждает, что марксизм сегодня — это живая, теоретически релевантная и политически необходимая среда. Он использует метафору марксизма как "наркотика" или "стимулятора", интенсивного опыта, который затрагивает все аспекты бытия. Примером служит образ Че Гевары, играющего в шахматы с рабочими на Кубе — момент глубокой связи, дружбы и строительства социализма, переживаемый с особой ясностью и интенсивностью, "под кайфом" Маркса.

Пендакис подчеркивает, что марксизм — это не догма или церковь, а развивающийся набор инструментов, концепций, карт; стиль смелого эксперимента и политического усилия; культура общих страстей и противоречивая история. Он обещает взгляд на реальность, освобожденный от условностей и эгоизма, но достигаемый не через химию или мантры, а через земные методы: политику, разум и любовь ко всему угнетенному капитализмом. Марксизм предстает как "терапия в форме политики", ответ жизни на ущерб, нанесенный ей погоней за прибылью. Эта терапия отвергает быстрые решения (Кето, Netflix, Прозак) и требует знания и пожизненного бунта.

Стать марксистом — значит пережить "маленькую смерть", отказаться от привычных инстинктов и уютных иллюзий капиталистической "реальности". Это неудобная работа, которая может привести к отчуждению от друзей, семьи и даже к потере дохода. Марксизм заставляет осознать, что большая часть того, что считается "жизнью" при капитализме — скука, эксплуатация и глупость. Он меняет восприятие досуга, превращая бывшие "развлечения" (шопинг, видеоигры, пьянки) в ретроспективно растраченное время.

Однако, пройдя через отчаяние и меланхолию познания мира "как он есть", марксист обретает и уникальные удовольствия. Это ясность, цель, чувство осмысленности, которое редко встречается в капиталистическом обществе. Пендакис цитирует Вивиан Горник о том, как "работа" (для художника, ученого или радикала) дает несравненное чувство внутренней выразительности и "центрированности", которое "светится в темноте". Марксизм предлагает не религиозную веру, а материалистический путь к пониманию своего места в мире через непрекращающееся исследование и политическую практику. Это "приключение" — построение моста через поток жизни вместе с другими. Автор отвергает неолиберальное противопоставление политики и индивидуальности, утверждая, что подлинная самореализация возможна только через политическую вовлеченность.

Глава 1: Как капитализм делает нас грустными

Эта глава исследует конкретные механизмы, через которые капитализм порождает неудовлетворенность и отчуждение. Пендакис начинает с самоироничного примера своей ежегодной "закупки" в Muji — ритуала, движимого фантазией об идеальной организации и самоконтроле, которая неизбежно оборачивается провалом. Это микрокосм потребительской логики: желание нематериальных ценностей (компетентность, порядок) превращается в покупку товаров, сулящих мгновенное удовлетворение, но ведущих к самообману и разочарованию.

Автор критикует идею равенства всех удовольствий, лежащую в основе неоклассической теории полезности и идеологии капитализма. Если любое удовольствие равноценно, то нет нужды в политике или революции — даже самый эксплуатируемый рабочий получает свою долю "удовольствий" (пиво, ТВ). Пендакис, вслед за Платоном, настаивает на иерархии удовольствий, отдавая предпочтение тем, что способствуют саморазвитию, творчеству и социальной связи, а не атомизирующим, деструктивным или отчужденным. Социализм мыслится как система, ориентированная на общественные блага (бассейны, школы, парки), создающая условия для удовольствий, не связанных со страданием, невежеством и эксплуатацией.

Марксисты, по мнению автора, часто отвергают "безвкусные" удовольствия (в обоих смыслах: как лишенные смысла и как пресные, стандартизированные). Опыт "глубины" (через философию, искусство, политику) обесценивает поверхностные радости шопинга. Шопинг для марксиста — это не отдых, а работа под прикрытием досуга, обязательная трата времени и энергии в обществе, где мы потребляем то, чего не производили.

Примером отчуждения служит ежедневная поездка на работу (commute). Это "ничто в форме ощущения", время, вырванное из жизни, наполненное усталостью, скукой и бессмысленностью. Автор приводит пример отца, внезапно разрыдавшегося за рулем по дороге на работу — симптом осознания потерянной жизни. Проблема усугубляется в глобальном масштабе: рабочие в Мехико или Лагосе тратят на дорогу часы, что отражает низкую оценку их времени и жизни системой. Для марксиста, однако, поездка на работу — это и возможность для "исследования", панорамный тур по "инопланетному телу" Капитала, время для анализа и утопического мечтания.

Капитализм крадет не только деньги, но и время — ресурс, необходимый для развития человеческого потенциала. Большинство работ при капитализме не развивают, а блокируют способности. Ницшеанская идея о том, что раб тот, кто не имеет двух третей дня для себя, применима и к современным "свободным" работникам. Жизнь сводится к администрированию остатков времени после работы. Это экзистенциальная кража. Марксизм критикует неравное распределение времени и "бытия": одни "существуют" сейчас, наслаждаясь полнотой жизни, другие откладывают жизнь на пенсию, которая может не наступить или оказаться пустой. Рабочий труд при капитализме — это часто "самопожертвование", унижение тела и разума. Автор приводит пример газетчика Херонимо, чья жизнь — монотонный цикл без надежды на перемены. Либеральные оправдания ("может, они счастливы?") отвергаются как циничное прикрытие классового неравенства.

Работа при капитализме не может "спасти" — дать идентичность, избавить от одиночества, гарантировать будущее или смысл. Это "жестокий оптимизм" (Лорен Берлант): мы желаем того, что мешает нашему процветанию. Наши благие намерения, креативность и усердие на работе часто служат целям, которые противоречат нашим ценностям (производство бесполезных товаров, гринвошинг, финансовые спекуляции). Почти любая работа при капитализме в конечном счете наносит вред. Марксист подходит к наемному труду без иллюзий: это работа на врага, чьи интересы противоположны твоим. Зарабатывая зарплату, рабочий воспроизводит капитал, который его же и угнетает. Капитал накапливается, превращаясь в экономическую, политическую и культурную власть. Поэтому марксисты — мастера "праздности" на работе, они прячутся за маской исполнительности, сохраняя внутреннюю дистанцию. Их цель — не карьера, а "неуправляемость". Они отказываются откладывать жизнь до социализма и утверждают коммунистическую свободу и радость в настоящем, пусть и несовершенном виде. Единственный реальный продукт, создаваемый на капиталистической фабрике, — это ее профсоюз, коллективная субъектность рабочих.

Наконец, анализируется дом как идеологическое пространство. "Дом" маскирует "дом" как сложную социальную проблему. Идея дома как естественного, безопасного убежища от "общества" лежит в основе консервативной и неолиберальной идеологии, оправдывающей частную собственность и недоверие к государству. Марксисты, часто сами лишенные собственности, видят в ней не только основу свободы, но и ловушку, ограничивающую объективность и заслоняющую долги перед миром (невидимым рабочим, природе, истории). Они стремятся превратить жилище в открытое пространство, лабораторию социалистических отношений, преодолевая его замкнутость через коллективные практики и взаимопомощь, борясь с домашним рабством женщин.

Глава 2: Почему марксизм истинен

Эта глава утверждает, что марксизм — это не просто одна из теорий, а форма знания, приближающаяся к истине о современном мире. Автор начинает с похвалы студентам и процессу обучения как пожизненной ценности, приводя в пример сериал "Моя гениальная подруга", где дружба героинь опосредована книгами и жаждой знаний. Маркс сам был вечным студентом, до конца жизни изучавшим новые языки и области знания.

Уникальная особенность марксизма — его изначальная междисциплинарность (немецкая философия, британская политэкономия, французская политическая теория), отличающая его от других систем мысли. Марксизм требует интеллектуальной гибкости и широты охвата, выходящих за рамки узких дисциплин. Даже "вульгарные марксисты" (Энгельс, Ленин, Люксембург) обладали поразительной эрудицией, несмотря на тяжелейшие условия политической борьбы.

Марксистская жизнь определяется не только волей к знанию, но и стремлением к истине. Истина здесь — не просто набор корректных утверждений, но и призыв к изменению мира. Марксистская картина мира — исторический материализм — объясняет явления исторически, а не метафизически; рассматривает общество как динамическую тотальность материальных отношений; анализирует историю как взаимосвязанное целое; уделяет внимание экономическим и технологическим детерминантам; вскрывает механизмы идеологического оправдания иерархий; и трактует капитализм как уникальное структурное событие.

Эта истина не статична, а динамична, постоянно проверяется эмпирикой и диалогом с альтернативными теориями. Стремление к истине придает жизни марксиста особую интенсивность и трагизм: уверенность в познанном сочетается с готовностью отказаться от выводов перед лицом новых фактов. Эта установка на строгость и систематичность не сужает, а обогащает видение мира.

Знание, которое дает марксизм, имеет и терапевтический эффект. Оно обеспечивает контекст, ориентацию, чувство осмысленности, противостоящие хаосу и фрагментации капиталистической жизни. Марксизм позволяет собрать разрозненные проблемы (работа, счета, отношения) в единую картину, связав их со структурной логикой системы. Понимание причин страданий, даже если оно не устраняет их немедленно, лишает их власти шокировать и парализовать, открывая путь к осмысленному действию. Плохие карты мира (религия, идеология) порождают путаницу и уязвимость; марксизм предлагает более точную навигацию.

Однако марксистское познание мира неотделимо от негативности и разрыва. Оно разрушает две опоры метафизической безопасности: веру в трансцендентный порядок (Бог, судьба) и иллюзию естественности капитализма. Марксизм показывает, что капитализм — это не природа, а исторически сложившаяся система, полная противоречий и насилия. То, что преподносится как свобода и равенство (рынок, контракт), оказывается асимметрией и принуждением. То, что кажется стабильным, чревато кризисами и саморазрушением. Осознание этого оставляет человека "беспочвенным", лишенным привычных ориентиров. Эта встреча с реальностью, с "поврежденной жизнью" (Адорно), вызывает экзистенциальную тревогу, сравнимую с той, что испытывает человек, оставшись один в темноте.

Разрыв происходит и на личном уровне, особенно для выходцев из консервативных или рабочих семей. Становление марксистом часто означает отчуждение от прошлого, от ценностей детства, от семьи. Возвращение домой становится мучительным опытом столкновения с непониманием, враждебностью, с идеологиями, которые ты отверг, но которые сформировали близких тебе людей. Это порождает сложный клубок чувств: ностальгию и презрение, гордость и стыд, благодарность и ярость.

Тем не менее, даже если бы марксизм предлагал только эту болезненную истину, без гарантии революции или счастья, он был бы ценен сам по себе. Избежать иллюзий, не дать "идеологически использовать собственное существование" — это уже форма свободы и достоинства.

Глава 3: Как ярость может изменить вашу жизнь

В культуре, одержимой призывами "расслабиться", марксизм утверждает ценность и необходимость гнева (ярости, ненависти). Для марксиста гнев — не просто эмоция, а интеллектуальная и политическая позиция, неизбежное следствие познания истины о мире. Тот, кто понимает масштабы несправедливости, эксплуатации и разрушений, производимых капитализмом, не может не испытывать ярости. Отсутствие гнева перед лицом объективно нетерпимого свидетельствует не о спокойствии, а о недостатке знания или сочувствия.

Задача марксиста — не подавить гнев, а правильно его направить, организовать и распространить. Неструктурированный гнев (например, рабочего, винящего иммигрантов) ложен в своих выводах, хотя и истинен как реакция на страдание. Марксизм дает этому гневу язык и цель. Ярость может быть и деструктивной (мачистской, бессмысленной), но может быть и созидательной силой, превращающей тело в источник непреодолимой энергии (пример — женщина, убивающая насильника). Религии часто стремились подавить гнев, тем самым лишая людей инструмента радикальных перемен. Гнев исторически был прерогативой богов; марксизм (и Ницше) предполагает, что способность к рациональному гневу — часть человеческого потенциала к самопреодолению. Ненависть к угнетателям неотделима от человечности.

Политическая ярость несет в себе и особую радость — радость солидарности, утверждения жизни перед лицом ее отрицания. Это момент предельной ясности, когда знание о том, что есть, сливается с пониманием того, что должно быть сделано.

Либеральная традиция противопоставляет политику (как рациональное обсуждение в парламенте) и гнев (как атавизм, возврат к варварству). Однако сам либерализм в своей "героической" фазе был политикой страстного негодования и революционной борьбы. Став правящей идеологией, он "забыл" о своей связи с гневом и стал воспринимать любое его проявление как угрозу порядку.

Марксистскую ярость нужно сознательно поддерживать, так как капитализм постоянно отвлекает внимание мелочами и псевдо-удовольствиями. Необходимо постоянно напоминать себе о фактах неравенства и несправедливости.

Важно отличать марксистский гнев от фашистского. Либералы часто уравнивают их как проявления "экстремизма". Но их источники и направленность противоположны. Фашистский гнев коренится в любви к "ближнему" (своей нации, расе) и ненависти к "дальнему" (чужаку, Другому). Он иррационален и персонифицирован (направлен на конкретные группы). Марксистский гнев исходит из любви к угнетенным всего мира, из страсти к разуму и равенству. Его объект — не конкретные люди, а безличная структура, форма — капитализм как система. Марксисты ненавидят не капиталиста, а его функцию. Этот гнев сродни гневу мастера на плохо сделанную вещь. Хотя система безлика, у нее есть "лица" (политики, CEO), которые служат алиби для ее преступлений.

Этот гнев не мешает восхищаться достижениями капитализма по сравнению с предыдущими формациями. Уравнивание марксистского и фашистского гнева игнорирует их различную морфологию и этиологию.

Распространенный в капитализме приватизированный гнев (раздражение по мелочам, дорожная ярость) маскирует отсутствие политически артикулированной ярости. Фигура "ворчуна" (curmudgeon), популярная в культуре, романтизирует этот бессильный, реактивный гнев, выдавая его за нонконформизм. На самом деле, это лишь симптом аполитичности. По-настоящему радикальна и сложна организованная, принципиальная ярость революционера.

Глава 4: Почему нам нужно организоваться

Предыдущие главы фокусировались на внутреннем опыте марксиста, чтобы противостоять стереотипам. Но суть марксистской жизни — политика: коллективная попытка переделать мир. Ставки огромны — будущее и прошлое планеты.

Автор приводит два примера политической жизни на пределе. Первый — Хуа, молодой китайский архитектор в 1962 году, работающая на стройке нового города в тяжелейших условиях (скудная еда, холод, теснота, изнурительный труд, идеологическая учеба). С либеральной точки зрения — это ад. Но сама Хуа вспоминает эти годы как одни из лучших: она получила образование, самореализовалась в профессии, чувствовала себя на переднем крае истории (по сравнению с американской домохозяйкой), разделяла с товарищами трудности и ценности (простота, равенство, коллективизм), ощущала цель и связь с другими. Ее жизнь была наполнена и моментами радости (коллективная борьба с клопами, превратившаяся в пикник).

Второй пример — Маасе, революционерка-адиваси в Индии, присоединившаяся к вооруженному маоистскому восстанию после убийства ее близких государством, которое отдает земли ее народа корпорациям. Ее жизнь — постоянный риск, скука рутины, перемежающаяся ужасом боев. Но она продолжает борьбу из чувства справедливости, любви к товарищам и народу, понимания, что при капитализме ничего не изменится, и надежды на создание нового мира. Ее партийное имя символизирует разрыв с прошлым и рождение новой идентичности. При этом она остается личностью — любит литературу, борется за права женщин. Ее жизнь — парадоксальное сочетание суровой дисциплины и внутренней полноты.

Эти примеры показывают суть политической жизни: выход за пределы частного существования, принятие на себя бремени истории, мужество перед лицом риска и страданий, обретение смысла в коллективной борьбе за лучшее будущее. Это жизнь на пределе возможностей, освещенная "величием" истины и цели.

Политика — это не просто теория или чувство, а практика организации. Обыденная жизнь при капитализме — это беспорядок, отсутствие контроля над собственной судьбой. Попытки навести порядок индивидуально (как советует Джордан Питерсон) тщетны. Истинный контроль обретается только коллективно, через политическую организацию класса. Организация рационализирует надежду, умножает силы, позволяет ставить и достигать общие цели, распределять ресурсы и функции. Она создает взаимозависимость, которая поддерживает и вдохновляет. Парадоксально, но именно через коллективную организацию индивид "собирает себя", обретает дисциплину и ясность.

Политика неотделима от риска. Предприниматель рискует деньгами, революционер — жизнью. Политическая жизнь требует мужества — способности действовать перед лицом опасности ради принципов. Это мужество развивается в борьбе и позволяет преодолеть страх смерти.

Политика — это лаборатория морали. Марксизм исторически критиковал буржуазную мораль, но революционная практика порождает свою этику — ценности солидарности, честности, самодисциплины, смелости, любви. Эти ценности не навязываются извне, а рождаются изнутри борьбы. В отличие от лицемерной морали капитализма, где "добродетели" часто маскируют эгоизм, в политической организации эти ценности становятся реальной силой, основой доверия и дружбы. Политика возрождает способность верить в лучшее и действовать сообща. Успех левых движений зависит от способности создавать "теплую" атмосферу взаимной поддержки и привлекать людей не только идеями, но и человеческими качествами. При этом революционная мораль может включать и "зло" с точки зрения статус-кво — нарушение законов, вызов авторитетам.

Политика делает нас умнее. Вопреки аристотелевскому противопоставлению теории и практики, марксизм утверждает их единство. Политическая практика — это непрерывный процесс познания и самокоррекции. Организация требует постоянного исследования конкретной ситуации, адаптации стратегии, обучения на ошибках. Великие идеи рождаются из "передовой" работы на местах. Теория не просто направляет практику, но и внедряется в нее, придавая смысл локальным битвам.

Наконец, политика помогает нам "сбежать от себя". Эгоцентризм — источник страданий. Капитализм порождает противоречие: превозносит эгоизм и одновременно предлагает практики его преодоления (йога, духовность), но без реального выхода за пределы системы. Политика предлагает подлинный выход: переориентацию с частных забот на всеобщие, с потребления на действие. Участие в исторической драме придает жизни масштаб и смысл, которых лишена погоня за личным успехом. Организация дисциплинирует, вытесняет аномию, позволяет осознать свою связь с коллективом и миром. Признание своей "стадности" — не потеря, а обретение истинной индивидуальности, свободной от конкуренции и статуса.

Политика — это путь к реальности. В мире симуляций, виртуальности и идеологических туманов политика возвращает нас к конкретности мира, к его материальности, противоречиям и возможностям. Она заставляет столкнуться с "упрямством фактов" и одновременно с пластичностью истории. Мы живем на перепутье экстремальных возможностей ("Звездный путь" или "Матрица"). Марксизм призывает стать "чемпионами реальности" — утверждать ее ценность и бороться за ее потенциал против сил дереализации. Повышение ожиданий от жизни (Джейн МакЭливи) — суть организации. Реальность не дана, а завоевывается в борьбе, на границе возможного и невозможного. Даже если будущее неопределенно, сам факт борьбы придает жизни вечную ценность.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив