«Мы клевещем, доносим. И опять хотим в клетку»

slavochkar — 24.11.2024

«Мы клевещем, доносим. И опять хотим в клетку» 

Речь Константина Райкина — о цензуре и борьбе государства за нравственность 24 октября руководитель театра «Сатирикон» Константин Райкин выступил на седьмом съезде Союза театральных деятелей России с большой речью против цензуры — и о борьбе государства «за нравственность в искусстве». 

Аудиозапись была опубликована в фейсбуке Ассоциации театральных критиков; «Медуза» публикует полную расшифровку речи Райкина. 

Сейчас я буду говорить немножко взбалмошно, так сказать. Потому что я с репетиции, у меня еще вечерний спектакль, и я внутренне немножко сучу ножками — я привык заранее приходить в театр и готовиться к спектаклю, который сыграю. И еще как-то мне довольно сложно говорить спокойно на тему, на которую я хочу [сейчас говорить]. 

Во-первых, сегодня 24 октября — и 105 лет со дня рождения Аркадия Райкина, я вас всех поздравляю с этим событием, с этой датой. 

И, вы знаете, я вам так скажу. Папа, когда понял, что я стану артистом, учил меня одной вещи; он как-то в мое сознание вложил одну такую вещь, он называл это — цеховая солидарность.

 Это некая этика по отношению к занимающимся одним делом вместе с тобой. 

И, мне кажется, сейчас время про это вспомнить всем. Потому что меня очень тревожат — я думаю, как и вас всех — те явления, которые происходят в нашей жизни.

 Эти, так сказать, наезды на искусство, на театр, в частности. 

Эти совершенно беззаконные, экстремистские, наглые, агрессивные, прикрывающиеся словами о нравственности, о морали, и вообще всяческими, так сказать, благими и высокими словами: «патриотизм», «Родина» и «высокая нравственность». 

Вот эти группки оскорбленных якобы людей, которые закрывают спектакли, закрывают выставки, нагло очень себя ведут, к которым как-то очень странно власть нейтральна — дистанцируется. 

Мне кажется, что это безобразные посягательства на свободу творчества, на запрет цензуры. 

А запрет цензуры — я не знаю, как кто к этому относится, а я считаю, что это величайшее событие векового значения в нашей жизни, в художественной, духовной жизни нашей страны… 

Это проклятие и многовековой позор вообще отечественной нашей культуры, нашего искусства — наконец, был запрещен. 

И что сейчас происходит?

 Я сейчас вижу, как на это явно чешутся руки кого-то — это изменить и вернуть обратно. 

Причем вернуть обратно не просто во времена застоя, а еще в более давние времена — в сталинские времена. 

Потому что с нами разговаривают наши начальники непосредственные таким лексиконом сталинским, такими сталинскими установками, что просто ушам своим не веришь! 

Это говорят представители власти, мои непосредственные начальники, господин [первый заместитель министра культуры Владимир] Аристархов так разговаривает. 

Хотя его вообще надо переводить с аристархского на русский, потому что он говорит языком, которым просто стыдно, что от имени министерства культуры так человек разговаривает. 

Мы сидим и слушаем это. 

Мы чего — не можем как-то высказаться все вместе? 

Я понимаю, у нас довольно разные традиции, в нашем театральном деле — тоже. 

Мы очень разобщены, мне кажется. 

Мы достаточно мало интересуемся друг другом. 

Но это полбеды. 

Главное, что есть такая мерзкая манера — клепать и ябедничать друг на друга. 

Мне кажется, это просто сейчас недопустимо! 

Цеховая солидарность, как меня папа учил, обязует каждого из нас, работника театра — артиста, режиссера ли, — не говорить в средствах массовой информации плохо друг о друге. 

И в инстанциях, от которых мы зависим. 

Ты можешь сколько угодно быть не согласным творчески с каким-то режиссером, артистом — напиши ему смску злобную, напиши ему письмо, подожди его у подъезда, скажи ему. 

Но не надо в это вмешивать средства массовой информации, и делать это достоянием всех. Потому что наши распри, которые обязательно будут, будут, творческое несогласие, возмущение — это нормально. 

Но когда мы заполняем этим газеты и журналы, и телевидение — это на руку только нашим врагам. 

То есть тем, кто хочет прогнуть искусство под интересы власти. 

Маленькие конкретные идеологические интересы. 

Мы, слава богу, от этого освободились. 

Я помню: мы все родом из советской власти. 

Я помню этот позорный идиотизм! 

Это причина, единственная, по которой я не хочу быть молодым, не хочу вернуться туда опять, эту мерзкую книжку читать. 

А меня заставляют читать эту книжку опять. 

Потому что словами о нравственности, Родине и народе, и патриотизме прикрываются, как правило, очень низкие цели. 

Не верю я этим группам возмущенных и обиженных людей, у которых, видите ли, религиозные чувства оскорблены. 

Не верю! 

Верю, что они проплачены. 

Так что — это группки мерзких людей, которые борются незаконными мерзкими путями за нравственность, видите ли. 

Когда мочой обливают фотографии — это что, борьба за нравственность, что ли? 

Вообще не надо общественным организациям бороться за нравственность в искусстве. 

Искусство имеет достаточно фильтров из режиссеров, художественных руководителей, критиков, души самого художника. 

Это носители нравственности. 

Не надо делать вид, что власть — это единственный носитель нравственности и морали. 

Это не так. 

Вообще, у власти столько соблазнов; вокруг нее столько искушений, что умная власть платит искусству за то, что искусство перед ней держит зеркало и показывает в это зеркало ошибки, просчеты и пороки этой власти. 

А не за то платит власть, как говорят нам наши руководители:

«А вы тогда и делайте. Мы вам платим деньги, вы и делайте, что надо». 

А кто знает? 

Они будут знать, что надо? 

Кто нам будет говорить? 

Я сейчас слышу:

 «Это чуждые нам ценности. Вредно для народа». 

Это кто решает? 

Это они будут решать? 

Они вообще не должны вмешиваться. 

Они должны помогать искусству, культуре. 

Собственно, я считаю, что нам надо объединиться. 

Еще раз говорю: нам надо объединиться. 

Нам надо плюнуть и на время забыть о наших художественных тонких рефлексиях по отношению друг к другу. 

Мне может сколько угодно не нравиться какой-то режиссер, но я костьми лягу, чтоб ему дали высказаться. 

Это я повторяю слова Вольтера вообще. 

Практически. 

Ну, потому что такие качества высокие человеческие у меня. 

Понимаете?

А вообще, на самом деле, если не шутить, то мне кажется, это все поймут. 

Это нормально: будут несогласные, будут возмущенные. 

В кои-то веки наши деятели театра встречаются с президентом. 

Это встречи такие — нечастые. 

Я бы сказал, декоративные. 

Но все-таки они происходят. 

И там можно решить какие-то серьезные вопросы. 

Нет. 

Почему-то и здесь начинаются предложения установить возможную границу трактовки классики. 

Ну зачем президенту-то устанавливать эту границу?
Ну зачем его в эти дела…
Он не должен вообще этого понимать.
Он не понимает — и не нужно ему понимать. 

И вообще, зачем устанавливать эту границу?
Кто на ней будет пограничником? 

Ну не надо это… 

Пусть ее трактуют… 

Кто-то будет возмущен — замечательно. 

У нас вообще в театре происходит масса интереснейших вещей. 

И масса интересных спектаклей. 

Ну, масса — я называю, когда много. 

Я считаю, это хорошо. 

Разных, спорных, прекрасных! 

Нет, мы опять почему-то хотим… 

Мы друг на друга клевещем, доносим иногда — прямо вот так, ябедничаем. 

И опять хотим в клетку. 

В клетку-то зачем опять? 

«Чтоб цензура, давайте!» 

Не надо, не надо! 

Господи, что же мы утрачиваем и сами отказываемся от завоеваний? 

Что же мы иллюстрируем Федора Михайловича Достоевского, который говорил: 

«Только лиши нас опеки, мы тут же попросимся обратно в опеку». 

Ну что же мы? 

Ну неужели он такой гений, что и на нас настучал на тыщу лет вперед? 

Про наше, так сказать, раболепство. 

Я предлагаю: ребята, нам нужно внятно высказаться по этому поводу. 

По поводу этих закрытий, а то мы молчим. 

Почему мы молчим все время? 

Закрывают спектакли, закрывают это… 

Запретили «Иисус Христос — суперстар». 

Господи! 

«Нет, кого-то это оскорбило». 

Да, оскорбит кого-то, и что? 

И церковь наша несчастная, которая забыла, как ее травили, уничтожали священников, срывали кресты и делали овощехранилища в наших церквях. 

Она начинает действовать такими же методами сейчас. 

Значит, прав был Лев Николаевич Толстой, который говорил, что не надо соединяться власти с церковью, иначе она начинает не богу служить, а власть обслуживать. 

Что мы в большой степени наблюдаем. 

И не надо (неразборчиво), что церковь будет возмущаться. 

Ну, ничего! 

Не надо сразу закрывать все. 

Или, если закрывают, надо реагировать на это. 

Нам вместе. 

Вот попытались там что-то сделать с Борей Мильграмом в Перми. 

Ну, вот как-то мы встали дыбом, многие. 

И вернули его на место. 

Представляете? 

Наша власть сделала шаг назад. 

Совершая глупость, сделала шаг назад и исправила эту глупость. 

Это потрясающе. 

Это так редко и нетипично. 

Мы сделали это. 

Вместе собрались и вдруг высказались. 

Мне кажется, сейчас, в очень трудные времена, очень опасные, очень страшные; очень это похоже… 

Не буду говорить, на что. Но сами понимаете. 

Нам нужно вместе очень соединиться и очень внятно давать отпор этому.

Оставить комментарий

Популярные посты:

constantinus

Как выбрать надежного партнера для сопровождения 1С?

amarok_man

На него аж страшно смотреть. Однако на нем ещё и ездят...

afirsov

"Авиация и Космонавтика" №1/2025

v_strannik

Может ли хобби поднять самооценку?

pantv

6 февраля ● "День памяти Ксении Петербургской" и не только...

pro100_mica

Память дня, Борис Хмельницкий

moonwalker004

Индия: Мумбай (музей принца Уэльского - джайны и будды)

vena45

ВСЕХ МУЖЧИН с Днем Советской Армии и Военно-Морского Флота СССР и ...

obezzyann

Подписи. Тур 2

• Ранее
• Архив