"Мёртвая дорога" - жизнь в большом лагере Ч. I


Фото из фондов Центрального музея железнодорожного транспорта: заключенные Обского исправительно-трудового лагеря на строительстве участка Салехард-Надым
Арестантский уклад един
О быте заключенных кое-что говорит структура лагпунктов. Может быть, прежде всего — обязательное наличие библиотеки-клуба. Причем в библиотеке, как нам ни кажется это странным, преобладали не работы классиков марксизма, а художественная литература. Специальный культработник читал лекции, которые, впрочем, мало кого интересовали. Отмечались праздники. На Новый год даже часто ставили елку и как могли веселились. Стены бараков и по сей день хранят фресковые росписи, оставленные, увы, безвестными художниками: натюрморты, копию «Трех богатырей» Васнецова, жанровые картинки и, конечно, наглядную агитацию типа летящего паровоза с лозунгом «Вперед на Игарку!» Иногда заключенные получали возможность вместо основной работы заняться заготовкой, то есть ловлей рыбы. Раз в месяц они имели право получать и отправлять письма и посылки. Существовало на «пятьсот-веселой» и традиционное для заключенных, хоть и запрещенное им развлечение - игра в карты. Дневальный прибирался в бараке, топил печь, сушил одежду.

Заключенные на лесоповале в северном регионе СССР
Многочисленные подробности, которые скрашивали жизнь заключенных, никоим образом не отменяли главного: решеток, колючки, вышек с охраной, несправедливости для большинства и неволи для всех. К тому же и в неволе всякий устраивался по-разному. Легче было редким или высококвалифицированным специалистам: врачам, инженерам-строителям, инструментальщикам. Тяжелее обычным людям. Нетрудно жили и воры в законе. Они хоть и не были расконвоированными, но зимой имели на плечах не бушлаты, а тулупы, не работали же - независимо от погоды. Их опасалась даже охрана, а обычные заключенные часто лишались тех денег, которые были положены для покупки мелочей в ларьках.
Сучья война в Арктике
В послевоенные годы государство предприняло попытку борьбы с порядками, установленными «кадровыми» уголовниками среди всей массы заключенных в тюрьмах и лагерях. Власти попытались сломать неподчинение так называемых блатных, заставить их работать и быть лояльными по отношению к администрации.
Для этого в различных подразделениях ГУЛАГа формировались группы из заключенных, «твердо вставших на путь исправления». Такие группы при скрытой поддержке и под фактической защитой администраций насильно пытались «привести к присяге» на верность властям всех уголовников. Часто устраивались «гастроли» «перевоспитателей» по пенитенциарным учреждениям. Это привело внутри зон к мощной волне конфликтов, сопровождавшихся многочисленными убийствами. Поскольку заключенные, сотрудничавшие с администрацией, на уголовном жаргоне кликались «суками», то и эта кампания получила в устах блатных название «сучьей войны».
По свидетельству бывшего заключенного, писателя Варлама Шаламова в 1948 году в пересыльной тюрьме в бухте Ванино (на Дальнем Востоке) по инициативе бывшего фронтовика-орденоносца и уголовника в одном лице по кличке Король был объявлен «новый воровской закон», согласно которому уголовникам-ворам отныне было не зазорно становиться в лагере или тюрьме старостами, нарядчиками, десятниками, бригадирами, занимать еще ряд лагерных должностей.
При содействии властей Король и его сторонники начали внедрение этого нового воровского закона, сопровождаемое кровавыми драмами.
Как писал Шаламов, через некоторое время частью уголовников, обиженных одинаково и на «сук», и на ортодоксальных «воров», был объявлен третий воровской закон. В его основе не было никаких новых идей, кроме мести тем и другим. Приверженцы этого лагерного формата именовались «беспредельщиками» или «махновцами».

На работах категории "тяжелый физически труд"
В результате «сучьей войны» и других ожесточённых столкновений между разными группами уголовников сотни уголовных авторитетов были физически уничтожены, но решить проблему нелояльности блатных авторитетов администрациям зон в целом не удалось.
Вспышки конфликтов между «суками» и «ворами» не делали жизнь политических и бытовиков спокойнее. Досмотр на входе в зону был недостаточно строгим, и потому заключенные в ряде случаев проносили в жилые бараки спиртное, топоры и ножи. В результате проливалась кровь.
Ужасающих примеров лагерная практика Обского и Енисейского ИТЛ сохранила в архивах и в сознании участников процессов немало. 15 ноября 1948 года начальнику Главного управления железнодорожных лагерей поступило спецсообщение, из которого следовало:
«22 октября в 7 часов во 2 секции барака № 3 отдельного лагерного пункта Заполярного ИТЛ надзорсоставом были замечены в нетрезвом состоянии несколько человек заключенных.
… всем заключенным, проживающим в этой секции был произведен личный обыск, и последние удалены из барака. После этого … надзиратели приступили к тщательному осмотру внутри барака.
Во время осмотра в секцию вошли заключенные из числа бандитствующего элемента, ранее неоднократно судимые, прибывшие в Заполярный ИТЛ из штрафных лагподразделений Обского лагеря…, которые предложили надзирателям не производить обыск и уйти из барака. Причем, все они были в нетрезвом состоянии, а у заключенного Корнакова в руке был нож.
На требование надзирателей немедленно удалиться из барака заключенные вступили в пререкания и, нанося угрозы и оскорбления надзорсоставу, категорически отказались выполнить законные требования надзорсостава. А затем заключенные… ухватились за лом, имевшийся в руках старшего надзирателя Булатова, при помощи которого он осматривал пол. Они пытались его вырвать, но на помощь Булатову поспешили надзиратели Иванов и Печоный. Во время этой борьбы заключенный Корнаков нанес два легких ножевых ранения Булатову… Кроме того, Корнаков пытался нанести удар ножом старшему надзирателю Печоному, но последний успел уклониться в сторону. Вырвав лом у заключенных, надзиратели ушли на вахту, чтобы сообщить о случившемся и вызвать врача для оказания медпомощи раненому Булатову.
В период отсутствия надзирателей в барак возвратились остальные заключенные. И, когда на место происшествия прибыло дежурное отделение охраны во главе с группой оперработников и начальником охраны майором Шаминым, то под руководством Корнакова заключенные оказали групповое неповиновение: категорически отказались выйти из барака и сдать имеющееся у них холодное оружие. Причем, после соответствующего предупреждения, сделанного всем заключенным начальником охраны, заключенный Корнаков, держа в поднятой руке нож, пытался напасть на ефрейтора Бортника. Но последний двумя выстрелами из револьвера системы «Наган» в упор тяжело ранил Конакова в область лица и шеи».
Подобных примеров в лагерной практике на Строительстве 501-503 было предостаточно и некоторые из них заканчивались летальными исходами, другие, как в приведенном фрагменте протокола – тяжелыми ранениями.
История тайная и явная с Вячеславом Калининым