Мемуары. Черные метки судьбы

nikolay_suslov — 09.02.2021 Нас уже не хватает в шеренгах по восемь,
Офицерам наскучил солдатский жаргон.
И кресты вышивает последняя осень
По истёртому золоту наших погон... (Юрий Борисов, 1920)



Пляжи Шевченко (Актау). Мангышлак.

Чёрные метки офицерской судьбы
(Из воспоминаний Владимира Куликова)

Я человек не суеверный. Как убеждённый атеист в приметы не верил и не верю. Но в моей судьбе столько совпадений, что порой их иначе как мистическими и не назовешь. Ну взять, например, слово «кара» – не наказание свыше, а то, что происходит от тюрского и означает «чёрный». Оно меня сопровождает с самого рождения.
Посудите сами: родился и вырос в городе Карабаново. Офицерскую карьеру начал в Казахстане. Коротко – на Мангышлаке, совсем рядом с Карагие – самой глубокой сухопутной впадиной республики. А затем – в Карагандинском полку. Роты дислоцировались в Кара-Кемире, Карабасе, Каражале и Карагайлы! Выбор, как видите, не велик и везде есть «кара» – чёрная метка… Ну это так – лирическое отступление. А вот, что было на самом деле.

1. Алма-Ата и Кара-Бугаз

Август 1975. Позади обучение в ВПУ и отпуск на родительских харчах.
И вот мы с Володей Батевым в Алма-Ате, в кабинете начальника политотдела внутренних войск по Казахстану и Киргизии полковника Коробкина. Встретил Василий Иванович молодых лейтенантов по-отечески. Напоил чаем и поведал, что наш однокашник Володя Сурнов уже улетел в Петропавловск, а нас направляют служить в город Шевченко. Однако, перед тем, как отправить самолётом на Мангышлак, он дал нам 5 (пять!) дней, для знакомства со столицей Советского Казахстана. Это был по-истине царский подарок!
Гуляя по городу, мы ни в чём себе не отказывали: обедали в лучших кафе, проверяли восточные базары, заглянули в краеведческий музей и не прошли мимо древней мечети. Особенно запомнились подъём по канатной дороге на гору Кок-тебе и экскурсия на знаменитый высокогорный каток «Медео». А потом была удивительная встреча с актерами Андреем Мироновым и Романом Ткачуком в ресторане «Аул». Нам повезло: они в то время гастролировали с труппой «Кабачок 13 стульев» и любимых актёров мы наблюдали «в живую» и даже взяли автографы.
«Полуостров сокровищ» – так Мангышлак, искренне любя, называли казахи – оказался суровым степным краем. Пески, верблюды, отсутствие растительности и с мая жара «за + 50» – главные «поражающие факторы» пустынной местности. Близость Каспийского моря только добавляла контраста, но не смягчала климат.
Володя Батев остался в Шевченко – в маленьком оазисе на берегу Каспия. А мне пришлось уехать на 137 километров вглубь полуострова, в городишко, затерянный среди барханов, с красивым названием Новый Узень.
Рота, где я стал замполитом, находилась в девяти километрах от города и занималась охраной ИТК-63 строгого режима. Военный городок не имел водопровода, а привозной воды всегда не хватало – это была первая «чёрная метка» в моей офицерской судьбе. Полгода жил в казарме, пил минералку, умывался, чистил зубы и брился тоже с минералкой. Почувствовал на себе, что такое полный «Кара-Бугаз» или «Чёрная Пасть» (шутка)...
2. Устав и Чёрная Гора
Осужденные ИТК-63 в количестве до 800 человек по проходному коридору ежедневно выводились на строительство Казахского газоперерабатывающего завода. Это была директивная стройка, возводимая по решению очередного съезда КПСС. Расстояние от колонии до основного объекта составляло около двух километров.
И вот однажды, когда командир роты Владимир Позакшин ушел в очередной отпуск, мы вместе с замом по контролёрской службе Виктором Филипповым решили «навести порядок» и заставить администрацию устранить недостатки в оборудовании объектов, которые могли привести к побегу осужденных.
Нужно сказать, что для этого были веские основания. Режим в ИТК был на низком уровне. Жизнью осуждённых верховодили «паханы», редкая неделя обходилось без разборок и резни в зоне. Уже при мне были случаи открытого неповиновения администрации. Технические средства охраны специалистами колонии и строительного объекта не ремонтировались, а забор выводного коридора просто во многих местах лежал на песке!?
Ротная комиссия составила подробный акт, с указанием выявленных недостатков, установила сроки их устранения и, в соответствии с Уставом боевой службы, представила начальнику ИТК-63. К назначенному сроку недостатки устранены не были, и мы не вывели осужденных на стройку.
И тут такое началось!?
Директор стройки позвонил министру среднего машиностроения об остановке строительства!? Из Средмаша сигнал поступил министру внутренних дел Николаю Анисимовичу Щёлокову, тот «поставил на уши» начальника войск. Иван Кириллович Яковлев разговаривал лично с командиром части полковником Сабусовым!? Переговоры на высшем уровне заняли всего-то часа два. Но для нас они показались вечностью… Командир полка сказал всё, что о нас думает. Битые полчаса мы слушали такие эпитеты, такие обороты речи, после которых боцман на корабле показался бы жалким дошколёнком.
К счастью, мы с Викторым Филипповым, как подписанты «исторического акта», отделались лёгким испугом. Обошлось без дисциплинарных взысканий. К 12 часам местного времени осуждённые-строители в полном составе приступили к работе на объекте. Но вторая «чёрная метка» в моей памяти засела занозой на всю оставшуюся жизнь, как «Кара Даг» (Чёрная Гора). Оказалось, что в конвойной службе, как на войне, есть понятия, которые выше всяких Инструкций и официального Устава.
P.S.
Там, на Мангышлаке, судьба свела меня с замечательным человеком, моим тёзкой – Владимиром Николаевичем Лукиным – выпускником ВПУ 1974 года. Он был тоже замполитом роты и мы с ним общались на семинарах в полку, обменивались опытом и много времени проводили вместе, когда ездили на сборы в Алма-Ату. Я понял, какой многогранный и разносторонний, талантливый офицер служит рядом со мной. Последний раз мы виделись с Володей в 1977 или 1978 году. И как же мне было приятно узнать через 42 года, что он стал доктором наук, профессором, полковником в отставке и активно участвует в жизни ветеранской организации нашего училища. Особенно меня поразили его стихи, идущие из глубины души – души настоящего советского офицера!

3. Кара Коюн и третейский судья
В конце августа 1978 года меня перевели замполитом учебной роты, которая располагалась в посёлке Кара-Кемир (Чёрный Берег). За целых четыре года службы в полку запомнились регулярные тренировки боевой готовности, марш-броски, интенсивная боевая подготовка и поездки по всему Казахстану. Будущие сержанты стажировались в частях в должности командиров отделений, а я был одним из руководителей стажировки. Такие длительные командировки меня радовали тем, что я мог встретиться в далёких полках со своими однокашниками.
Летом 1980 года произошёл весьма забавный случай на стрельбище части. Я со взводом курсантов выехал для подготовки специального участка к стрельбам сотрудников МВД республики. Работа ответственная, отвлекаться нельзя. Вдруг наблюдатель докладывает, что на стрельбище появился всадник. Он скакал на хорошем коне красивым галопом. Возле меня наездник остановился и я увидел его разбитое, окровавленное лицо.
Это был чабан, казах по национальности, который пас отару овец неподалёку от стрельбища. По его словам, на него внезапно напали трое других чабанов и один из них нагайкой изуродовал лицо и едва не вышиб глаз. Он стал умолять меня спасти его от «бандитов».
Пока мы вели разговоры, к нам подъехали на лошадях его обидчики – трое чабанов, пасшие свои отары в тех же местах. Я посадил их рядом с собой и решил выслушать обе стороны. В ходе долгих препирательств на казахском языке я наконец-то понял, что пострадавший своими овцами потравил нетронутые сочные травы на участках, якобы принадлежащих обидчикам. В конце-концов мне надоели взаимные упрёки противников, и я предложил проехать всем вместе в ближайшее отделение милиции.
Они насторожились и дружно отказались. Что было делать?
Тогда я предложил «бандитам» компенсировать физический ущерб пострадавшему от нагайки чабану, а ему отогнать своих овец и больше на поле соседей не допускать отару. Моё предложение было принято с одобрением. И вскоре один из спорщиков притащил двух баранов: белого и чёрного.
Я внимательно, «с чувством глубокого удовлетворения» следил за завершением процесса примирения. Чабан положил белого барашка к ногам пострадавшего соседа и они пожали друг другу руки. А второго (чёрного!) барана, к моему изумлению, торжественно вручил мне, со словами:
– Справедливому судье! – И поклонился «в пояс».
Это была самая приятная «чёрная метка» за всю мою службу в Казахстане!
Конечно, из откормленного курдючного барана «Кара Коюна» получился замечательный шашлык и каре – рёбрышки, запечённые на углях, и баранья нога, зажаренная в тандыре, и прекрасная шурпа. Под такую обильную закуску я с друзьями-офицерами с большим удовольствием отметил своё посвящение в ранг «мирового судьи»!

Приднестровье. Моя крайняя чёрная метка

В феврале 1988 меня перевели в Управление внутренних войск по Украине и Молдавии. Назначили замполитом конвойного батальона в город Тирасполь. Перевод был связан с ухудшением здоровья жены – нужно было сменить климат и уйти от ежедневных стрессов. Но пожить в более спокойной обстановке нам удалось лишь первые два года.
А дальше начались события, которые как в зеркале, отражаются сегодня в «послемайданной Украине». Теперь я понимаю, что в моей офицерской судьбе служба в Приднестровье – последняя «чёрная метка», горечь которой я несу в себе уже больше четверти века…
Молдавские националисты, ратовавшие за «Великую Румынию», развязали гражданскую войну. И всю «прелесть» местных братоубийственных разборок солдаты и офицеры Кишинёвского полка внутренних войск прочувствовали на себе. В моей памяти всплывают ужасные картины: обезображенные трупы в Днестре, захват заложников в Бендерах, бессмысленный обстрел Днестровского моста в Тирасполе, который устраивали бандиты почти каждую ночь, угрозы терактов в отношении российских офицеров. И полные ужаса глаза жены и детей, которые боялись ложиться спать в собственной квартире, потому что видели, как отец под подушку кладёт заряженный пистолет, а под кровать – большую коробку с гранатами и автомат!?
Чтобы защитить от уничтожения русскоязычное население левобережья, была образована Приднестровская Молдавская Республика. Все войсковые части перешли под её юрисдикцию. Командующий 14-й армии Минобороны России боевой генерал Александр Иванович Лебедь выдвинул жёсткий ультиматум руководству Молдовы. Это охладило пыл прорумынской власти в Кишинёве. Если бы не Лебедь, неизвестно, как бы развивались события дальше и сколько бы ещё крови невинных людей пролилось на всей молдавской земле...
В конце 1993 года, после недолгих «совещаний» с женой, я решил уволиться с военной службы или перевестись на малую родину – поближе к престарелым родителям-инвалидам. В апреле 1994 года мою просьбу Министр удовлетворил – я получил перевод в УВД Владимирской области. В городе Александрове стал заместителем командира батальона ППС. Так я сменил зелёный армейский китель на синюю милицейскую тужурку!
В 1997 году уволился с должности командира батальона патрульно-постовой службы на пенсию в звании подполковника милиции.

P.S. Подводя итоги…

1. Из казахстанского периода службы с большой теплотой вспоминаю офицеров, выпускников нашего училища, с кем пришлось общаться и взаимодействовать. Отмечу, конечно, Володю Лукина и Рысбека Ирсалиева – представителей легендарной «Бангладеш», и дорогих сердцу «бадеевцев»: Сашу Васильева, Лёню Жирякова, Валеру Каранца. Очень жаль рано ушедших из жизни двух Владимиров Батева и Сурнова – с ними в лейтенантских погонах я начинал осваивать на практике благородную профессию «Родину защищать».
2. В Молдавии я попытался найти своего однокашника – сержанта Василия Машкова, с кем четыре года учился в одном отделении. Но его следы где-то затерялись. И до сих пор я не знаю, жив ли он. На Западной Украине продолжали службу примерно в одно время со мной ещё два представителя 36-й учебной группы – это Валя Федотов и Володя Мурыгин. К сожалению, на сборах политработников в Киеве мы так ни разу и не встретились. С прискорбием узнал в конце 90-х, что оба наших боевых товарища уже ушли в другой мир...
Вечная память тем, кого с нами уж нет. Им бы я прочитал сегодня любимое стихотворение из творческого наследия русского офицера Юрия Борисова, то самое, что написано 100 лет назад.

Напишу через час после схватки…

Напишу через час после схватки,
А сейчас не могу, не проси.
Эскадроны бегут без оглядки,
Мертвецов, унося на рыси.

Нас уже не хватает в шеренгах по восемь,
Офицерам наскучил солдатский жаргон.
И кресты вышивает последняя осень
По истёртому золоту наших погон.

Напишу через час после смерти,
А теперь не могу, не зови.
Похоронный сургуч на конверте
Замесили на нашей крови.

Мы у господа Бога поблажки не просим,
Только пыль да копыта, да пуля вдогон.
И кресты вышивает последняя осень
По истёртому золоту наших погон.

Юрий Борисов, 1920.

Подполковник в отставке Куликов В.Н.
7 января 2020 года, Ленинград – Александров

Продолжение следует. Начало здесь:
https://nikolay-suslov.livejournal.com/1194527.html


Доброго вечерочка, друзья!
Пусть в вашей судьбе будет меньше черных меток...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив