
Ибн аль-Фарид «Поэма о пути»

Книгу можно приобрести на сайте Издательства и на маркетплейсах: Wildberries и Ozon.
По случаю выхода в свет книги написала небольшой комментарий, немного приоткрывающий ее смысл.

Опьянение и трезвость в суфизме. Комментарий к «Поэме о пути» Ибн аль-Фарида
«Поэму о пути» Ибн аль-Фарида можно еще охарактеризовать как руководство по суфийской практике, которое поэт изложил для всех ищущих, опираясь на пережитый им мистический опыт. Возможно, что его возвышенные поэтические строки помогут читателям не только не сбиться с Пути, но также и распознать значимые этапы его прохождения.
Прежде всего хочется остановиться на очень важных и не совсем понятных на первый взгляд моментах, которые встречаются в тексте поэмы: это суфийское опьянение (сукр) (наиболее яркими представителями суфийской школы «опьянения» были Баязид аль-Бистами и Мансур аль-Халладж) и суфийское отрезвление (сахв), которые следуют друг за другом, а порой и переходят из одного состояния в другое. Эта проблема на духовном пути является общей для всех религий, ее можно проиллюстрировать и текстами библейской традиции:
И скажи им: так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: пейте и опьянейте, и изрыгните и падите, и не вставайте при виде меча, который Я пошлю на вас. Если же они будут отказываться брать чашу из руки твоей, чтобы пить, то скажи им: так говорит Господь Саваоф: вы непременно будете пить. (Иеремия 25:27-28)
Между тем как она долго молилась пред Господом, Илий смотрел на уста ее; и как Анна говорила в сердце своем, а уста ее только двигались, и не было слышно голоса ее, то Илий счел ее пьяною. И сказал ей Илий: доколе ты будешь пьяною? вытрезвись от вина твоего. (1 Царств 1:12-14)
Иисус сказал: Я встал посреди мира, и я явился им во плоти. Я нашел всех их пьяными, я не нашел никого из них жаждущим, и душа моя опечалилась за детей человеческих. Ибо они слепы в сердце своем и они не видят, что они приходят в мир пустыми; они ищут снова уйти из мира пустыми. Но теперь они пьяны. Когда они отвергнут свое вино, тогда они покаются. (Евангелие от Фомы)
Известный суфий и духовный наставник Джалаледдина Руми Шамс Тебризи говорил, что существуют четыре уровня опьянения.
Первое — это опьянение прихотью. Избавиться от него чрезвычайно сложно. Только быстро идущий путешественник сможет преодолеть опьянение прихотью.
После этого идет опьянение духовным миром. Он еще не видел дух, но у него огромное опьянение. Он не смотрит на шейхов, даже на пророков. Когда он начинает говорить, ничего из Корана и хадисов не приходит к нему. Он считает позорным говорить о переданных знаниях, если только не для того, чтобы объяснить. Преодоление второго уровня чрезвычайно сложно и трудно, если только к нему не будет послан возлюбленный слуга истинного, единственного Бога, чтобы он мог увидеть реальность духа и достичь пути к Богу.
Опьянение на пути Бога — это третий уровень. Это огромное опьянение, но оно связано со спокойствием, потому что Бог вывел его из того, что он себе представлял.
После этого идет четвертый уровень - опьянение в Боге. Это совершенство.
После этого наступает трезвость.
В своей поэме Ибн аль-Фарид подробно описывает четвертый – так называемый последний уровень опьянения и переход к трезвости. По сути, трезвость здесь выступает как высшая форма проявления божественной Любви, чтобы суфий, оставаясь в миру, мог нести свет открывшейся ему Истины. Удивительно, насколько явственно удалось ему описать это состояние, запечатлев его в форме восточной касыды. Этим для нас важна и уникальна данная поэма. Пусть нам и приходиться довольствоваться переводом, постараемся максимально понять смысл сказанного.
В отрывках, приведенных ниже, аль-Фарид повествует о ступенях своего Пути во время опьянения и за его пределами – состоянием наивысшего пика влюблённости, когда суфий полностью стирает границы своей индивидуальности (суфийская стадия фана). Здесь поэт подробно характеризует каждый момент своих переживаний, с которыми ему приходилось сталкиваться. И делает он все это не для того, чтобы как-то продемонстрировать свое превосходство, о котором не может быть и речи, а чтобы другие путники смогли распознать подобные проявления у себя и решительно последовать его примеру.
660 Каждая ступень, которую я прошел на этом пути,
Была аскетическим упражнением,
Которое я полностью осознал в служении.
До этого я был страстно влюблен в Нее;
Но когда я отдал то, чего желал,
665 Она возжелала и полюбила меня ради Себя Самой.
В цитируемых выше строках аль-Фарид как бы отпускает свою Возлюбленную, но при этом очень страстно продолжает желать Ее. Однако он находит в себе мужество и открыто, без какого-либо стеснения отдает Ей не только себя, но и свою жизнь...
Если ты возлюбил Любовь и ищешь её,
Возьми острый кинжал и перережь горло застенчивости. (Д.Руми)
И когда границы между любящим и Возлюбленной уничтожаются (суфийская стадия бака) - двое становятся Одним.
Так я стал любимым, более того, я влюбился
В самого себя, но не так, как говорил раньше:
Моя душа — это моя возлюбленная;
Через нее я вышел из себя к Ней
670 И не вернулся обратно к себе; и такой, как я,
Не придерживается учения о возвращении.
Я великодушно отделил свою душу
От моего намерения и не согласился,
Чтобы она когда-либо больше со мной сочеталась;
675 Ибо все время, когда был мне неведом
Разрыв с нею, ни одно из ее качеств
Не смущало меня в моем присутствии.
В данном отрывке приведены некоторые моменты, которые, возможно, будут не совсем понятны. Что значит: «Через нее я вышел из себя к Ней» и «Я великодушно отделил свою душу»? Здесь поэт говорит уже о смерти своего «я», что означает для каждого суфия «умереть при жизни».
Пока ты не умрёшь, агония души не закончится,
без завершённости лестницы ты не доберёшься до крыши. (Д.Руми)
Его душа как бы отделяется от физического тела и больше в него не возвращается, что на духовном уровне означает полный отказ от самости (нафса) и растворение своей индивидуальности в Возлюбленной. Чтобы приблизиться к подобному состоянию, для начала нужно решительно и безвозвратно отпустить все точки опоры, все то, за что человек когда-либо держался и держится в своей жизни – имущество, положение, репутацию и даже самых близких людей. И только окончательно «потеряв все» – обрести эту опору внутри себя самого, но при этом заново восстановив себя из пепла (этапы отделения и восстановления могут быть неоднократными см. текст поэмы ниже), так как огонь, который возгорится внутри от любви Возлюбленной, послужит сильным катализатором, что ускорит процесс перехода. Однако подобный опыт может оказаться более болезненным.
Похожие практики можно встретить и у других мистиков. Например, католический святой, монах-кармелит и поэт Сан Хуан де ла Крус (Иоанн Креста) в своей поэме «Темная ночь» описывает очень схожий опыт, через который ему удалось пройти.
И без опоры, и с опорой
во тьме, без света обитаю;
во всем предел свой обретаю.
О всех созданиях из плоти
душа навеки позабыла,
и над собою воспарила,
и Бог был с нею в том полете,
опорой, что ее хранила.
И посему сказать я вправе,
что вещь, прекрасней нет которой,
моя душа узрела въяве –
и без опоры, и с опорой! (Сан Хуан де ла Крус)
И далее, возвращаясь уже к поэме Ибн аль-Фарида, мы можем продолжить и сказанное выше.
Когда же Она явилась,
Мне позволено было созерцать свое сокрытие,
680 И я обнаружил, что там я был Ею
В раскрытии моей уединенности;
Мое бытие было стерто в моем созерцании,
И я был отделен
От самого бытия моего созерцания
685 В угасании, а не в утверждении.
Здесь влюбленный уже смотрит глазами Возлюбленной, вернее глаза Возлюбленной становятся единственными всевидящими глазами.
Иисус сказал им: Когда вы сделаете двоих одним, и когда вы сделаете внутреннюю сторону как внешнюю сторону, и внешнюю сторону как внутреннюю сторону, и верхнюю сторону как нижнюю сторону, и когда вы сделаете мужчину и женщину одним, чтобы мужчина не был мужчиной и женщина не была женщиной, когда вы сделаете глазА вместо глАза, и руку вместо руки, и ногу вместо ноги, образ вместо образа, - тогда вы войдете в [царствие]. (Евангелие от Фомы)
Этот момент всепоглощения находит свое подтверждение и у великого суфия Ахмада Газали, который в своем труде «Саваних» немного приоткрывает смысл сказанного и того, что за этим последует.
Любовь должна поглощать и отделенность, и единение. Как только любовь достигает совершенства [во влюбленном], она прячется в сфере невидимого и таким образом покидает знание (илм) [влюбленного], которое является чем-то внешним (захир). [Следовательно, не будучи способным постичь любовь посредством знания] он полагает, что она ушла и оставила его, в то время как на самом деле она живет во внутренних покоях дома. Это одно из чудес духовных состояний. Она разлучается с ним не навсегда, но лишь для того, чтобы войти внутрь [то есть в сферу сокровенного, простирающуюся за пределы знания]. Это одна из самых трудных для постижения тем нашего разговора, ведь она касается высочайшей безупречности [любви], так что не каждому дано понять это. Возможно, поэт имел в виду ту же идею:
Когда страсть достигает крайнего предела,
Дружба оборачивается враждой.
В поэме Ибн аль-Фарида мы тоже находим подтверждение:
и я превзошел границы
Любовной страсти; теперь любовь
Стала как ненависть
После того, как влюбленный воссоединяется со своей Возлюбленной, высшая форма опьянения оборачивается своей противоположностью, наступает единение в трезвости, та самая кульминация любовного союза. Теперь поэт начинается воспринимать себя и окружающий мир по-иному:
685 … И я объял
(В трезвости, что наступила
После моего опьянения)
То, что я созерцал, даже в
Стирании того, что должно было созерцаться,
690 Когда пришло время быть созерцаемым заново.
В трезвости, что последовала
За исчезновением, я был не чем иным, как Она;
Когда Она открылась, моя сущность
Приняла самую мою сущность как одеяние.
695 Теперь я проявлю свое начало
В этом единстве и завершу
Свой окончательный конец в низком поклоне
Из моего высокого экстаза.
760 Я считал отрезвление своим низшим состоянием,
А опьянение — своей лестницей к ней.
И свое исчезновение — самой дальней границей
Моего приближения к черте.
Но когда я развеял облако в себе, я увидел,
765 Что вновь обрел себя, и мой внутренний взор
Был освежен самой сущностью; и больше
Мне не было нужно опьянение, поскольку
Я был восстановлен (будучи отделен
Во второй раз); отныне мое единство —
770 Едино с моей сущностью. (Трудись же внутри себя,
И узришь в себе то, что превосходит все,
Что я изобразил, — великий мир,
Рожденный из уверенного покоя.)
Но даже дойдя до, казалось бы, высшей точки единения, Возлюбленная отвечает словами уже просветленного поэта:
Но там, где находишься, ты все еще далек
От меня: Плеяды едва общаются
995 С ничтожной Землей. Ты был шаг за шагом
Проведен к своему Синаю, и достиг
За пределами своей сферы, где твоя душа никогда не мечтала
Отважиться: здесь твой предел, здесь остановись.
Или же, если ты продвинешься хоть немного
1000 Дальше этого рубежа, будешь сожжен
Пылающими огнями. Возвышен мой ранг
Даже за пределами соперничающей зависти:
Высоко над твоим пределом парит мое блаженство.
Все люди — сыновья Адама, но только я одна
1005 Среди моих братьев достигла высшей
Трезвости единения; ибо мое ухо —
Это ухо Моисея, мое сердце просветлено
Самым славным видением Ахмадийского ока.
Это означает лишь то, что на протяжении всей своей жизни, даже постигнув полноту единения, суфию никогда не придется довольствоваться какой-либо одной стоянкой, так как путь к истинному единению будет длиться всю его оставшуюся жизнь. Является ли тот «рубеж» или «предел» точкой невозврата? Вопрос, на который поэт так и не дает ответа…
Ахмад Газали в «Саваних» очень хорошо раскрывает этот непростой и важный момент взаимодействия между Возлюбленной и любящим. И немного проливает свет на загадку, почему по словам Возлюбленной суфий все еще далек от Нее. Возможно, что в этом и кроется великая тайна нашего бытия…
С точки зрения истинной природы любви возлюбленная ничего не обретает и ничего не теряет от любви [влюбленного]. Однако благодаря этой свойственной ей щедрости любовь соединяет влюбленного с возлюбленной. Влюбленный неизменно есть объект, который созерцает возлюбленная, и этому служат узы любви.
Вот почему разделенность, которой желает возлюбленная — это единение превыше того единения, которого желает влюбленный. Ибо когда разделенное желает возлюбленная, то [здесь возникает двойственность созерцающего и того, что он созерцает; так что] влюбленный становится объектом созерцания для сердца возлюбленной и объектом ее воли и устремленности. С другой стороны, когда влюбленный желает единения, никакого созерцания нет и ей вовсе нет дела до него.
Это высокая ступень мистического познания [и если вам это понятно, то вы проникли в суть реальности единения и разделенности], но никто не в силах познать это до конца.
Газали также пишет о том, что дверь не-существования для влюблённого все еще затворена, ибо его существование зиждется на самосуществовании Возлюбленной. Вот где испытывается непреходящая боль… И это еще одна из загадок, которую мы не в силах постичь до конца.
Здесь можно провести параллель с христианскими текстами, где также можно многое найти о символике завесы и таинстве чертога брачного:
Но чертог брачный скрыт. Это - святое в святом. Завеса утаивала сначала, как Бог правит творением. Но когда завеса разорвется и то, что внутри, откроется, - будет покинут тогда сей дом пустынный! Более того, он будет сокрушен… Поэтому завеса не разорвалась ни только вверху, ибо тогда было бы открыто только тем, которые принадлежат вышине, ни только внизу она не разорвалась, ибо тогда было бы явлено только тем, которые принадлежат низу. Но разорвалась она сверху донизу. Верх открыт нам, которые внизу, чтобы мы вошли в сокровенное истины. (Евангелие от Филиппа)
Итак, братия, имея дерзновение входить во святилище посредством Крови Иисуса Христа, путем новым и живым, который Он вновь открыл нам через завесу, то есть плоть Свою. (Евр. 10:19)
Уже ближе к концу поэмы Ибн аль-Фарид немного прикрывает тайну своего глубокого мистического откровения. Ведь словами скрытое за завесой описать практически невозможно – эта истина постигается только снятием с самого себя покрывала разделения…
И есть вещи, скрытые завесой, завеса которых
1250 Была полностью поднята для меня через возвращение к трезвости,
Однако они остались скрытыми от всех, кроме меня:
Никто не может разглашать эти вещи,
Не пожертвовав своей кровью,
Хотя намёк и обладает значением, которое
1255 Никогда не было определено словами.
Но во втором моём разделении явилось единство моей целостности;
И в том забвении, что уничтожило чувства,
1520 Душа моя упала передо мной,
Чтоб ожить раньше раскаяния Мусы.
Нет «там», когда реальность постигнута.
Когда я восстал из опьянения,
И облако, что скрывало истину,
1525 Вновь было рассеяно трезвостью:
Конец самоуничтожения стал
Началом моего бытия, как в начале
Трезвости, обе границы очерчены
Одной мерой конечности. В той же чаше
1530 Я измерил того, кто был, вымаран,
Стерт, уничтожен, и того,
Кто в трезвости был отсечён и отделён
От смысла: точка над «гайн» в слове «гайн»
(Облако) исчезла из моей трезвости,
1535 Бдительность «айн» (глаза) в «айн» (сущности)
Отменила моё самоуничтожение.
Тот, кто в трезвости упустил истину,
В исчезновении её найдет, но не готов
(Вследствие своего колебания) утвердиться
1540 В истинной близости. Равны друг другу
И пьяный, и трезвый, отличаясь лишь
Знаком присутствия или печатью предела.
|
</> |
