Мемуары Аркаши — Продолжение

Эта глава не про моих родственников, но уж очень атмосферная. Поэтому начнём с неё.
Братья бабки Райки
Младший брат Ицик (Аркадий) пропал без вести в 41-м где-то под Смоленском. Бабка всю жизнь надеялась хоть что-то о нем узнать. Средний брат Гриша погиб в 45-м в Германии. Старший брат Соломон (Залман - Зяма) вернулся с фронта живым, хотя и хромым. До войны у него в Белоруссии были жена и дети, но войну они не пережили. Второй раз Зяма женился на сибирской казачке Марье Васильевне (все звали её Муська) и уехал к ней в Бурят-Монголию, за Байкал. Они жили на маленькой железнодорожной станции. Муська работала буфетчицей, Зяма был мастером на все руки и работал в местном депо. От отца он унаследовал профессию столяра, но был еще и слесарем, и сварщиком, и каменщиком, и всем кем угодно. Детей у них не было.
Выйдя на пенсию, они захотели переехать в теплые края и на все заработанные в Сибири деньги купили дом-развалюху в Евпатории (в Крыму) в 3 минутах ходьбы от моря. Развалюху дядя Зяма снес и своими руками построил огромный двухэтажный пятикомнатный дом. Он бы построил и больше, но в те времена власти этого не разрешали и тогда во дворе он выстроил так называемый неотапливаемый сарай. Это было можно. Сарай дядя Зяма разделил на 10 отсеков. В каждом отсеке поставил две двухъярусные кровати. И все. Мотель «Фишбейн и КО» заработал. Летом Муська целыми днями стирала постельное бельё для новых клиентов. В это время дядя Зяма сидел на рынке и торговал деревянными ящиками с ручками. Гости Крыма хотели увезти с собой домой южные фрукты: абрикосы, персики и т.д. Фрукты грузили в дядины ящики, которые он же сам и заколачивал. Потомственный столяр, он делал ящики легкими и с удобной ручкой, поэтому его товар пользовался спросом. Заготовки для ящиков дядя Зяма делал в своей домашней мастерской зимой, а летом распродавал.
В семидесятые годы моя бабка и я повадились каждое лето ездить на месяц к Зямке. Глядя на их семейный бизнес, бабка пожимала плечами: «Зачем Муське столько денег?»
Но в 1981 году зимой дядя Зяма скоропостижно умер. Сгорел за несколько месяцев. Рак легких. На похороны бабка приехать не смогла: сама лежала в больнице с переломом шейки бедра. Приехала уже летом вместе со мной. Муська повела нас на кладбище, на могилу Зямы. И тут взору моей бабки открылось ужасное – огромный деревянный православный крест и табличка с надписью «Соломон Моисеевич Фишбейн».
Чтобы было понятно, бабка была коммунисткой-атеисткой, но при этом постилась в Йом-Кипур, тайно доставала мацу на Пасху, делала фруктовый компот на Ту-Би-Шват и творожные ватрушки в Шавуот. А тут православный крест! Когда оторопь прошла, бабка бросилась к кресту, пытаясь его выкорчевать из земли. Муська подбежала и стала оттаскивать бабку. Началась настоящая драка. Они таскали друг друга за волосы, вешали оплеухи и валили по земле. Потом уставали и долго рыдали, обнявшись. Отдохнув, они продолжали драку. Мне было 12 лет, я смотрел на этот ужас, спрятавшись за другие могилы.
Бабка кричала: «Как ты могла, гойка! Мало того, что испоганила всю его жизнь, ты еще так надругалась над ним после смерти!»
Муська кричала: «Жиды! Всю жизнь вы пытались разлучить меня с моим Зямочкой, но теперь все кончено! Зямочка в нашем православном раю, и я скоро приду к нему, чтобы уже никогда не разлучаться». Выяснилось, что, когда Зяма агонизировал в больнице, Муська привела попа, который окрестил его и соборовал. «Так что Зямочка умер с отпущенными грехами, и теперь чистая душа его пребывает в раю, откуда никакие жиды забрать его уже не смогут».
Драка закончилась, только когда бабка поняла, что выкорчевать крест она не в силах.
Муська достала из сумки бутылку водки, стакан и горбушку черного хлеба. Налила полный стакан. Молча сделала большой глоток. Закусила куском черного хлеба. Потом молча протянула стакан моей бабке. С удивлением я заметил, что бабка тоже молча сделала глоток, не меньший, чем сибирская казачка, и тоже закусила куском черного хлеба. Муська поставила наполовину полный стакан водки перед крестом и накрыла его куском черного хлеба. После креста бабка уже не протестовала.
Потом они молча шли с кладбища, одна с расцарапанным лицом, другая - с синяком под глазом.
И все же курортный сезон не получился. На следующий день бабка пошла на вокзал, поменяла билеты, и мы уехали домой. В поезде бабка говорила мне: «Вот что бывает с теми, кто женится на гойках. Умрешь, и тебе на могиле поставят православный крест. И тогда навеки ты обречен пребывать в православном раю, где одни гойские морды и ни одного еврея».
Позднее бабка переписывалась с Муськой, но в Крым мы больше не ездили.
Я вырос, но страх перед православным крестом живет в моем сердце, как у вампира страх перед осиновым колом. Не то чтобы я боюсь лицезреть гойские морды, но перспектива не видеть евреев меня пугает. А как же бабка, дед, мама? Хотя я уверен: между еврейским и гойским раем есть сообщение. Впрочем, не исключено, что для этого нужны визы.
Моя вторая жена таки-да - гойка. Перед свадьбой я взял с неё клятву, что ни при каких обстоятельствах она не поставит на моей могиле крест. У нас совсем нетривиальные, высокие отношения. Но на всякий случай я стараюсь её не сильно обижать. Кто знает, что она выкинет после моей смерти.
|
</> |