Медсестра в белом.

vlad17-gradov — 28.09.2024 Из дневника Елены Ивановны Лакиер.

[1919 год.]

23 августа. [Одесса.]

7 часов вечера. Сижу на ночном дежурстве в Управлении, совсем одна во всем здании. Эти дежурства обязательны, в случае если надо снестись по телефону с Санснабом или вызвать санитарный автомобиль из Автоотдела для какого-нибудь из госпиталей.

Когда я вышла из дому, чтобы идти на дежурство, то на дворе меня поймала взволнованная квартирохозяйка и сообщила, что в Дофиновке идет бой, что в Арбузной гавани высадился десант добровольцев и в городе паника.

А когда я пришла в Управление, то Я. накинулся на меня и сказал, чтобы я шла домой, т.к. всех жителей разгоняют по квартирам по случаю очень неспокойного настроения в городе. Узнав, что я дежурю, он предупредил, чтобы я ни под каким видом не выходила на улицу.

Итак, я сижу совершенно одна, в огромном здании Управления. Хорошо, что захватила с собой эту тетрадь, писать успокаивает нервы. Сейчас пришла бабушка: узнав, что так неспокойно в городе, боялась оставить меня одну. Принесла свежие новости - десант высадился на Большом Фонтане, Одесса-Малая занята добровольцами. Боже мой, может быть, мы скоро увидим маму?!

Половина 8-го вечера. Сейчас началась бомбардировка города. На улицах паника. Вероятно, стреляют из шестидюймовок, т. к. взрывы очень сильны. Что-то принесет нам эта ночь...

Магазины закрываются, скачут верховые, несутся какие-то телеги. Во время опасности кто за что хватается, а я хватаюсь за перо и строчу, строчу без конца. Четверть девятого вечера. Колокола звонят к вечерне. Все утихомирилось, словно ничего и не было. Я сижу дома.

Как только я кончила писать последние строки, то раздался такой грохот от разорвавшегося близко снаряда, что дом весь затрясся и зазвенели стекла. Вдруг, к своей великой радости, я увидела входящего К., нашего делопроизводителя, который посоветовал нам переночевать в Управлении, т. к. это будет безопаснее - во всем городе производятся вооруженные налеты. Но мы сказали, что предпочитаем уйти домой. Тогда он сказал, что останется в Управлении и подежурит за меня.

Мы пошли домой. Только что вышли, как услыхали свист снаряда, который через секунду разорвался сзади нас, на углу Спиридоновской и Новосельской. Вероятно, он что-нибудь зажег, т.к. поднялось целое облако дыма.

В нашем дворе было страшное волнение, т.к. разорвавшийся в соседнем переулке снаряд разбросал по всему двору осколки. В нашем доме, в темном уголке, мне кажется гораздо безопаснее, чем в огромном пустом здании Управления. Половина 10-го вечера. Опять началась орудийная стрельба. Выстрелы часты, иногда слышен пулемет...

25 августа.

Ура!!! В Одессе не осталось ни одного большевика! Наконец-то наступило желанное освобождение! Целую ночь палили. Утром в 5 часов началась опять страшная бомбардировка. Сейчас 8 часов. Бабушка ходила за водой и принесла новости: большевики бежали по Балковской улице, а на Пироговской уже добровольческий штаб...

Наступил долгожданный день. Все поздравляют друг друга. Ровно четыре с половиной месяца мы страдали под игом "пятизначников". Теперь им наступил конец.

Днем. Добровольцы официально вошли в город. Ликование полнейшее, их встретили как избавителей. Утром пришел наш квартирохозяин Л., выпущенный из тюрьмы, и со всеми перецеловался.

Половина 10-го вечера. Началась неимоверная стрельба, палят из тяжелых орудий. А взрывы раздаются далеко. Слышно, как свистят снаряды, пролетая над городом. Грохот до того оглушительный, что мы закрыли окна. Кто знает, может быть, большевики взорвали пороховые заводы? Интересно, что все это значит, - казалось бы - все должно было успокоиться, раз Одесса взята без бою и нет ни одного большевика...

26 августа.

Насколько велика моя любовь к бабушке, я заключаю из того, что во время опасности я совершенно забываю о себе и думаю только о ней. Например, вчера вечером я пошла к Наде, и вдруг снова началась бомбардировка. Казалось, что большевики начали обстрел города из шестидюймовок. Но оказалось, что это добровольческая батарея палила в большевиков с Пересыпи.

Я сейчас же вскочила с намерением бежать домой, нисколько не сознавая, что подвергаюсь сильной опасности. Надя меня удерживала, но я все-таки убежала. Ни одного человека не было на улице, но все торчали у ворот, и когда я проходила, то восклицали: "Есть еще люди, которые гуляют по улице!" К счастью, дошла благополучно и успокоила бабушку. Все с восторгом отнеслись к приходу добровольцев...

Собственно, Одесса была взята горсточкой добровольцев, всего двумястами человек. Сейчас в городе их около двух тысяч, а выгнали, говорят, 65 000 большевиков. Это была просто рискованная авантюра - да они, кажется, сами мало рассчитывали на успех.

Но, к счастью, эта затея удалась, и все жители вздохнули свободно. Но как все простые смертные - не большевики - счастливы! Нечего бояться разных "недель бедных", "красного террора", "облегчения буржуев от лишних вещей" и т.д.

Первые три дня после прихода добровольцев было очень тревожно, т.к. все были уверены, что большевики снова попытаются захватить Одессу. Поэтому каждый день, часам к шести вечера, начиналась невероятная пальба шестидюймовыми с "Кагула" и союзных судов по дороге, где стояли большевистские поезда. С приходом добровольцев было сразу установлено нормальное время и прежняя "русская" орфография. Их называют "освободителями"...

10 сентября.

Появился керосин и значительно подешевел, 15 рублей фунт. И мы в восторге и блаженствуем. Бабушка от удовольствия цитирует Димины стихи из "Эпопеи во времена Муравьева":

Горячий ужин на столе,
И чай кипит на керосинке.
Скажите мне, на всей земле,
Что лучше эдакой картинки?

Это относительное благополучие радует нашу опустевшую от разных бедствий и лишений душу. Трамваи ходят! Прямо роскошь! Когда в первый раз они пошли, то жители были в восторге, хлопали в ладоши, смеялись и радовались как дети. У меня теперь два скромных желания: чтобы шла вода и был дешев керосин.

Я осталась работать в Управлении Красного Креста, где появилось новое, добровольческое начальство. Все же мелкие служащие остались по местам, хотя произошло большое сокращение. К счастью, меня оно не коснулось...

25 сентября.

Сегодня приезд Деникина в Одессу. Нас распустили по случаю его приезда, и мы все торчали на великолепно разукрашенном балконе. Наконец показался крейсер "Кагул", на котором он приехал из Севастополя. Тотчас же английские и итальянские суда, стоящие на рейде, начали салютовать. Когда они кончили, то "Кагул" дал ответный салют, 21 выстрел с кормы. Весь город был богато разукрашен цветами, флагами, на всех балконах были переброшены ковры.

Наконец, обогнув маяк, "Кагул" вошел в порт и отшвартовался. Тотчас же по всем направлениям зашныряли моторные лодки, катера, пароходики. Мы долго следили за манипуляциями команды на палубе "Кагула", как она спускала вымпелы, поднимала Андреевский флаг, спускала трап.

Наконец подплыла белая моторная лодка, и Деникин направился со своей свитой к Платоновскому молу, где были выстроены шпалерами ожидавшие его войска, представители от города, различных консульств и всех государственных и общественных учреждений. Затем все тронулись в Собор для молебна. Наше начальство в полном составе тоже поехало в шикарном "Тальботе".

По Дерибасовской стояли шпалерами все гимназии и училища, одни за другими, толпа была тысячная. Я как раз проходила тогда, когда среди ликования и громогласного "ура" Деникин медленно проезжал в Собор. Подъем в толпе был колоссальный...

17 октября.

В Харькове все служащие государственных и общественных учреждений и артисты объявлены большевиками вне закона. В Гомеле расстреляны все служащие Красного Креста как контрреволюционная организация. Под Управлением устроилась теперь американская военная миссия, и я каждый день беседую с американцами.

20 октября.

Вчера, во время моего дежурства в Управлении, туда явились английский морской офицер и молодой человек в штатском, последний объяснил, что на миноносце № 12, где он состоит для службы связи между англичанами и русскими, заболел матрос, и он поэтому привез англичанина в Красный Крест для вызова врача. Я стала трезвонить по всем отделам и госпиталям, но не могла дозвониться, никого из начальства не было, и прямо не знала, что делать. Устав ждать, они оба ушли и сказали, что вернутся в 7 часов для ответа.

К тому времени пришел С., начальник канцелярии, которому я рассказала свои мытарства и неудачи. Подождав еще немного, мы решили поехать за врачом и оттуда прямо в порт, думая, что, м. б., встретим англичанина по дороге. Меня взяли в качестве переводчицы, т. к. ни С., ни врач не знали ни слова по-английски.

В порту было темно, как на дне колодца, только одинокий прожектор освещал рейд и город. Они ушли на разведку, оставив меня одну. "Торпедо № 12" стоял на рейде, и сухим путем нельзя было на него попасть. Вдруг я увидела направлявшегося в мою сторону морского офицера.

Думая, что он англичанин, я окликнула его и спросила, как нам быть. Но подошедший оказался американцем, с судна № 151, и очень любезно предложил подвезти нас на катере, который его ждал. Вернувшиеся к тому времени мои спутники, конечно, с радостью согласились, и мы понеслись по черным водам в открытое море. Соленые брызги обдавали нас ледяным дождем.

Через несколько минут быстрой езды мы всходили по неустойчивой узенькой лестничке миноносца с веревочными перилами. Признаться, было страшновато висеть над морской пучиной, в полнейшей темноте...

Наконец я на палубе. Тотчас же выросли передо мной два английских офицера с вопросом, что нам угодно. Я объяснила им в нескольких словах цель нашего приезда: днем запрашивали врача в Красном Кресте для осмотра больного матроса, а т.к. мои спутники не знают ни слова по-английски, то я переводчица.

Они вмиг стали страшно любезны, попросили спуститься в кают-компанию и обогреться. Пока врача отвели к больному, мы спустились по совершенно вертикальной лестнице в уютную кают-компанию, где они предложили нам чудного портвейна с бисквитами.

Наконец вернулся врач: у больного не было ничего опасного, только грипп в острой форме. Ему тоже предложили рюмку вина. После этого мы поднялись на палубу и, попрощавшись с англичанами, сели в моторную лодку. Они сердечно благодарили нас за оказанную помощь и приглашали на следующий день, чтобы осмотреть миноносец. Лучи их прожектора освещали нам путь до порта.

Вернувшись в Управление, мы подробно доложили это происшествие уполномоченному Красного Креста Д., который с интересом слушал и одобрительно качал головой...

19 ноября.

Приехала совершенно неожиданно мама. Рассказала массу ужасов о махновцах, петлюровцах, григорьевцах, большевиках, казаках. За время ее пребывания в Екатеринославе перебывало восемь властей. Теперь я получаю 3700 рублей жалованья, но его не хватает, и все время приходится продавать вещи.

26 ноября.

Праздник Георгиевских кавалеров. На Соборной площади происходил торжественный парад и раздача крестов добровольцам. Ходят слухи, что генерал Деникин будто бы смещен, а вместо него будет назначен барон Врангель. Говорят также, что будто бы заключен мир с Германией, и в России будет немецкая ориентация, т.е. попросту она подпадает под немецкий кулак...

3 декабря.

Сегодня официальное падение Харькова. Большевики, подкрепленные немцами и их артиллерией, идут вперед. Говорят, что Киев взят и они двигаются на Одессу.

4 декабря.

Всю ночь видала кошмары о приходе большевиков, - то они обыскивают нашу комнату, то ловят меня на улице и тащат в Чека... Ведь на этот раз я счастливо избегла расстрела, а моих трех сослуживцев расстреляли в чрезвычайке: двух из контрразведки, а третью из бюро мосье де Карселад, некую мадемуазель Пуллен.

10 декабря.

Паника разрастается. Большевики приближаются, все запасаются визами и паспортами.

1920.

13 января.

Южная Корабельная Сторона, Морские Казармы 31-го Флотского Экипажа. Одесский Хирургический Госпиталь Красного Креста. Столько перемен произошло за это время, что я даже не знаю, с чего начать. С середины декабря в Одессе началась форменная паника: все стали подготовляться к эвакуации, писать удостоверения и пропуски, чтобы при первой опасности скрыться. Все в Кресте решили бежать, т.к. большевики считают его контрреволюционной организацией.

Я переговорила с уполномоченным и написала прошение о переводе меня в Крым. На следующее утро он поставил на нем резолюцию: "назначить письмоводителем или делопроизводителем в первый госпиталь, который будет отправлен в Крым".

Первым оказался Одесский Хирургический. Наконец был назначен день отъезда, на английском транспорте "Ганновер". Погрузили также 960 человек раненых. Мама не захотела ехать с нами и осталась в Одессе.

У меня было дела по горло, т. к. я оказалась единственным человеком, говорившим по-английски. В перевязочной, в палатах, главный врач - никто не мог обходиться без меня.

Но англичане очень недружелюбно отнеслись к нам: никуда не позволяли выходить, не давали кипятку, нельзя было достать даже куска хлеба. Но мы с бабушкой ели прекрасно благодаря протекции инженера и второго стюарда, нам каждый день подавали завтрак, обед, чай, ужин и вечером какао...

Пробыли мы ровно неделю на пароходе и наконец высадились в Севастополе. Нам на дорогу надавали целую гору сандвичей. Мы сели на него 23-го декабря, провели там Рождественские праздники и высадились 29-го декабря.

Наконец на ялике поехали на Корабельную Сторону, в казармы - огромнейшие, холодные, на самом верху высокого холма. Почти все стекла выбиты, никакого отопления, - и ужасный, подавляющий холод, три градуса тепла, редко четыре. Первую ночь я проспала совершенно одетая, в шубе и ботах, и утром, проснувшись, рыдала от холода. Никогда не думала, что от него бывает так мучительно больно.

В первый день Нового года мы с Л. ходили в город и по дороге иронизировали над собой: он по своей специальности учитель истории, а теперь старший санитар. Я музыкантша, а теперь писарь. Вдруг он резко потянул меня за рукав: "Осторожно, не смотрите вправо!"

Я, конечно, совершенно машинально посмотрела и увидала, что на фонаре медленно раскачивался повешенный... еще немного - и я бы его задела. Часто, несмотря на добровольческую власть, большевистские элементы города сводили счеты с неосторожными офицерами, которые выходили в одиночку по ночам.

Через пять дней начали привозить раненых партиями по 75-100 человек, и для меня началась бешеная работа. Я вставала каждый день в 7 часов, в 8 уже сидела в канцелярии или, если прибывали новые раненые, бежала заполнять приемные листки в палаты и там проводила целые дни. На днях был такой случай: привезли новую партию, и я, проходя мимо, увидала, что носилки одного из раненых покачнулись и он начал скользить на пол.

Я подбежала и схватила его в объятия, чтобы удержать на месте. Вдруг кто-то сзади поднял меня за шиворот, и, обернувшись, я увидела главного врача, который гневно воскликнул: "Сумасшедшая, что вы делаете? У этого раненого рожа!" Я даже не знала, что существует такая болезнь, и была страшно удивлена его вспышке.

Сейчас же раненые привязались ко мне и скучали, если я не приходила. Я была их юрисконсультом, исполняла их поручения, хлопотала за них перед старшим врачом, кстати сказать, удивительно сухим человеком.

Но все же я проклинаю себя, что уехала из Одессы, поддавшись панике. Променять чудесную службу, хорошее жалованье, большой город на захолустный городишко, где мы сидим взаперти, и быть заваленной неинтересной работой. Конечно, я никогда не предполагала, что будет так плохо во всех отношениях.

Из госпиталя так далеко до Севастополя, что каждый день ходить нельзя, да ещё при такой гололедице, которая держится все время. Надо спуститься по лестнице до бухты, затем пройти по узкому и всегда скользкому понтонному мосту на другой берег и подняться на Екатерининскую улицу по такой же крутой лестнице наверх.

Захватывает дыхание, когда кончишь все это восхождение и наконец попадешь в город. Прямо насмешка, что я приехала сюда лечить свою печень после желтухи: ни молока нет, ни гулять нельзя, т. к. негде. Занесенная снегом дикая Корабельная Сторона не располагает к прогулкам, да и холод адский. Все время свирепствуют бури, окна заносит снегом, коченеют руки так, что трудно писать.

Мы коротаем вечера, сидя при свете заплывшего огарка и кутаясь в шубы и пледы. Цементный пол леденит ноги, и у всех начал проявляться ревматизм. Но все-таки, что из всего этого выйдет?...

17 января.

У меня много друзей среди раненых. Мне их бесконечно жаль, особенно кадетика Смолинского, бледненького мальчика 15-ти лет, который пошел на войну волонтером и теперь лежит тяжело раненый, прозрачный, слабенький. Среди сестер мало симпатичных, мне не нравится их "дух", какой-то особенно лихой тон.

Сегодня отплыла в Болгарию большая партия раненых на "Петре I-ом", русский пароход с французской командой. Я поехала их провожать, чтобы служить переводчицей.

Старый француз-капитан, молодцеватый седой моряк, пришел в восторг от моего французского языка и внешности, с места в карьер стал говорить комплименты и сказал, что предоставит мне каюту первого класса, если я хочу эвакуироваться на его судне. Но узнав, что есть старая бабушка, без которой я не поеду, сразу переменил тон и сказал, что ему это не подходит...

22 января.

В городе странная паника - большевистские войска быстро приближаются к Севастополю. По словам некоторых, будто бы уже занят Перекоп.

На этот раз мы с бабушкой решили бежать во что бы то ни стало - но единственный выход из Севастопольской ловушки - это морем. Я стала метаться по городу, выискивая способ эвакуироваться, обила все пороги и всюду получила отказ, т.к. не принадлежу к военной семье. Долго беседовала с британским консулом, умоляла его мне посодействовать, но он сам не мог ничего сделать и при всем желании был бессилен помочь.

Кроме страха перед приходом большевиков, нас пугал еще другой ужасный призрак: эпидемия сыпного тифа. Весь наш госпиталь был поражен, и главное, стали им заболевать члены медицинского персонала. Рядом с нами в комнате слегли сегодня две сестры милосердия.

Теперь - очередь за нами. Бедная бабушка совсем извелась, обсыпая нас и наши вещи нафталином, т.к. кто-то ей сказал, что сыпнотифозные вши очень боятся этого запаха... Все наши чемоданы сложены, мы ждем только случая, чтобы покинуть Севастополь, - но как?...

23 января.

Утром. Свершилось, жребий брошен! Мы покидаем Россию. Опишу в кратких словах, т.к. нет времени. Вчера полковник С. зашел к нам и сказал, что у пристани стоит санитарное английское судно "Глостер Кастль", на котором отправляют часть наших раненых в Константинополь. Он посоветовал мне сходить туда и узнать, т.к. видел, что садится также частная публика.

Мне показалось это совершенно безнадежным, но для очистки совести все же решила пойти. Рано утром мы с ним отправились в порт. Со слезами на глазах я безнадежно взирала на белоснежного гиганта, не имея ни малейшей надежды получить разрешение не эвакуацию. Кто я? Даже не жена раненого офицера, а какая-то не известная никому девушка.

Поднялись на палубу, где встретил нас капитан парохода. Я обратилась к нему по-английски, прося позволения эвакуироваться, т.к. иначе мне грозит расстрел со стороны большевиков.

Он очень любезно препроводил нас к главному врачу Аткинсону, которому я подробнее объяснила свое отчаянное положение. Он сказал, что не имеет ничего против, тем более что, зная английский язык, я могу быть ему очень полезна. Но для моего принятия на борт необходимо официальное разрешение русских властей, в лице главного врача Морского госпиталя, О.

Тут меня покинула всякая надежда. Я уже слышала в ушах отрицательный ответ от главного врача... И вдруг вырос передо мной М., белокурый моряк с голубыми глазами и светлой бородой, точно Архангел Гавриил, - и все свершилось по мановению его волшебного меча!

Несмотря на колоссальную очередь перед кабинетом О., он провел меня к нему внутренним ходом, и тот почему-то дал сразу свое согласие без всяких затруднений. Почему? Ведь они меня совершенно не знали! Это было одно из чудесных избавлений, которыми полна моя жизнь...

Как на крыльях вернулась я на Корабельную Сторону, объявив бабушке радостную новость. Все меня поздравляли. Старший врач сразу дал свое разрешение и состряпал удостоверение, что я уезжаю в командировку за границу в качестве переводчицы, с сопровождающей меня бабушкой. Итак, сегодня, в два часа дня, мы покидаем Россию - может быть, навсегда!...

https://prozhito.org/notes?diaries=%5B378%5D&date=1917-01-01&offset=75
https://project1917.ru/heroes/elena-lakier

[Е.И.Лакиер - предположительно, внучка специалиста по русской геральдике А.Б.Лакиера. Студентка Одесской консерватории в 1917 году.]

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив