Мать София была хороша собой...

kalakazo — 12.05.2019 Из современного патерика - о игумении Софии Силиной.
на пенязи убивца Владимира Кумарина,
столь успешно возродившая Новодевичий монастырь:


"Жанна Чуль.

Ангелы за трапезой. Записки послушницы [документальная беллетристика]

Игумения София

Мать София была хороша собой. Да нет, она просто красавица! Полная, темноволосая, густые черные брови и пронзительные голубые глаза. Даже бородавка на щеке, из которой растут черные волоски, совсем не портит миловидное личико. Она очень властная. Любит, чтобы ее внимательно слушали и в точности исполняли ее приказания. Все прекрасно знают, если матушка в гневе: надо сделать ей земной поклон. Увидит она распластавшуюся на полу сестру – сразу оттаивает. А в гневе она страшна: глаза сверкают, лицо темнеет, только что ногами от возмущения не топает. Любит блеснуть знанием текстов Святого Евангелия, процитировать отрывок, подобающий данной ситуации. Начнет говорить и – просит сестру закончить цитату.

Мать София всегда опаздывала. На божественную литургию она приходила во время чтения Святого Евангелия. На обед – или с опозданием на 20 минут или вообще не приходила. Зато уж если она придет на обед – пришедших после нее встречала закрытая с обратной стороны дверь трапезной. Опоздавшей сестре предлагалось – после объяснения с игуменией – поесть после всех. А келарю наказывала: «Постой у двери в трапезную и смотри, кто и что выносит: я благословила только чай с печеньем. Кто опоздал на трапезу, или не пришел - смотри. Потом скажешь мне»

На утренние молитвы опаздывать было нельзя! Ни в коем случае! Это грозило епитимьёй. Тебя отправляли вниз на стасидию к игумении. И она уже определяла, помиловать тебя или наказать. Самое мягкое наказание – лишение благословения. Получали благословение сестры после пения «Се жених грядет в полунощи…» Происходило это так. Выстраивались сестры по старшинству в длинный ряд и поочередно подходили к мать Софии, кланялись в ноги. Она протягивала ручку, которую надо было поцеловать. Или – могла поставить на поклоны. В зависимости от отношения к сестре или ее собственного настроения в данный момент, вы или клали поклоны прямо в храме, около солеи или в трапезной во время обеда или ужина. Количество поклонов тоже назначалось игуменией.

Это сейчас вспоминаю со смехом. А тогда, ранним утром, совершенно одуревшие и не выспавшиеся, прибегали мы в храм, заранее готовые к неприятностям. Несколько раз от усталости я едва добиралась до своей кельи на мансарде и просто сваливалась на кровать. Засыпала, в чем была. Один раз даже в фартуке из кухни ушла. Утром только обнаружила.

Однажды я была трапезником. А у трапезника с раннего утра столько забот! Это не повар, который только принимает у трапезника начищенные овощи и рыбу, заваливает его грязной посудой и без конца дает указания. Трапезник бегает весь день. Сначала чистит овощи, моет фрукты на столы, накрывает игуменский, монашеский и послушнический столы. Потом – самое интересное, творческое: надо найти матушку, благословиться на трапезу и четко узнать, кто из старших на трапезе будет. Поначалу даже благословиться это был целый спектакль! Во-первых, трапезник должен обегать в поисках матушки все корпуса. Потому что не всегда сидела она в своей келье. Телефоны-то иметь, кому бы то ни было, категорически было запрещено!

У меня-то был телефон. И даже один раз, когда я стояла рядом с игуменией, он зазвенел. Хорошо еще, что звук был минимальный, и мелодия: «колокольный звон». Матушка подозрительно посмотрела на меня. «У кого звонит телефон!? Да еще так громко!» Послушница Ольга, обедающая рядом, сказала: «Матушка, это, наверное, рабочие на улице железки носят» Хорошо, что звонок быстро оборвался. А то ведь мне и не выключить, не достать телефон. Наличие телефона, интернета у сестры мать София пресекала сразу и жестко. Она как огня боялась любого сношения «с миром» своих насельниц.

И вот бегает трапезник, бегает. Фантазию свою включает: где же может быть матушка? А искать тоже надо расторопно и с умом: потому что матушка может и сама прийти в трапезную. Начнет обед. А трапезника – то есть обслуживающего персонала - нет.А может и не прийти. А сестры уже к назначенному времени пришли, сидят, ждут. Время идет. Несколько раз так случалось, что ждали матушку или кого-нибудь из старших по 40 минут, и по часу. Однажды был установлен рекорд: мы провели в ожидании полтора часа! А что делать? Попробуй, начни есть без благословения! Нашла матушку, благословилась. Теперь надо идти к колокольне и бить двенадцать раз в самый большой колокол. Да хорошо, громко бить. Не услышат сестры, не придут вовремя, ты же еще и виноватой окажешься.

Сложность еще состояла в том, что был большой церковный праздник – Рождество св. Иоанна Предтечи. Кроме сестер на обеде присутствовали священники, гости. Трапезник я неопытный. В монастыре живу всего пару месяцев. Слышу я, Матушка и объясняет священнику, сидящему рядом с ней: «Она – не обслуживала еще на больших обедах, не умеет. Но ничего, пусть учится!» И все подсказывала мне: кому первым подавать, а кто посидит-подождет. Первое-второе разнесла, молочные напитки тоже, а звон колокольчика «на чай» пропустила. Так до чая дело и не дошло. Около одиннадцати часов вечера возвращаюсь, наконец, в келью. Предвкушаю, как растянусь на кровати и засну крепким сном. Подхожу к своему корпусу, роюсь в карманах в поисках кнопки от подъезда и ключа от кельи. А ключей-то и нет! Как я испугалась! Похолодела от ужаса. Выходящий для обхода территории охранник впустил меня в корпус. Вижу свет в кабинете благочинной. Она сидит за компьютером и что-то печатает. Она деятельно включается в решение проблемы: начинает звонить мать Инне (казначее) и самой игумении Софии. Не отвечает ни один телефон. Логично – ночь, люди спят. Послушница Ольга, помощница в канцелярии, сонным голосом недовольно замечает: «Ночь на дворе. А ключи запасные дать не могу: я все по благословению делаю» (как оказалось впоследствии – в монастыре хорошее прикрытие такая фраза: и делать не будешь, и послушным прослывешь). Благочинная пугает меня: пойдешь ночевать в гостиницу для паломников. Там есть в коридоре диванчик. И тут же отметает свое предложение: диванчик маленький, ты высокая, не поместишься. И тут меня осенила просто гениальная мысль: надо идти к Матушке! Она все выслушает, поймет и решит. Кстати, эта «вера в Матушку» жила еще довольно долгое время. Прихожу я в потемках к утопающему в цветущей сирени игуменскому дому. Сестры еще не спят, и потому ждать мне не приходится: я впущена в дом, выслушана и утешена. Обошли мы с сестрами весь дом в поисках матушки: кухня, трапезная, гостиная, кабинет – нигде ее нет. Стала я скрестись со своим «Господи, помилуй» в ее келью – нет ответа. Прошу помочь монахиню Анастасию. У нее хорошо поставлен голос, она звонко читает молитву и отходит. Послышался звук поворачиваемого в замке ключа. Дверь открылась, и я прямо-таки налетела на Матушку. Она стояла в проеме двери, в ночном хитоне и платочке. Я объяснила, что потеряла ключи. А матушка возмущается: я уже сплю! Бери сестер и идите ищите ключи! А послушница Наташа, с которой я в трапезной весь день была, обнаружила мои ключи… в кармане фартука, который я, уходя из кухни, сняла и повесила на крючок.

После напряженного дня и ночного происшествия, утром я еле-еле открыла глаза. В дверь стучит соседка по этажу. Проспала! Я – уже все равно!- не спеша одеваюсь, умываюсь и спускаюсь с мансарды на клирос. Подхожу к казначее, мать Инне: докладываю, мол, проспала. Та: иди к мать Софии и показала с балкончика вниз. Матушка на своей стасидии сидит трогательно-сонная и какая-то опухшая. Начинаю: «Матушка, простите, я…» Она прерывает меня: «С объяснениями – после» И руку протягивает, благословляет. Еще не знает, что я проспала. Объясняю: проспала и мать Инна отправила к ней.

- Правильно сделала.
- Что мне делать?
- Внизу молись.

Я отхожу. И вдруг матушка знаком подзывает меня подойти. Ставит меня около своей стасидии и вкладывает мне в левую руку (чтобы правая была свободна для крестного знамения) длинную зажженную свечу. Вот дьякон и священник удивились, когда вышли из алтаря! На душе у меня было торжественно, благостно. Наконец-то я молилась и видела все происходящее, понимала, к чему относятся возгласы. Ведь молясь наверху, мы совершенно лишены возможности наблюдать за происходящим внизу. Служба пролетела для меня незаметно. Я даже стоять не устала. После «Отче наш» Матушка велела мне ставить свечу на подсвечник и идти на завтрак. Я попросила: «Простите меня, за то, что вас ночью побеспокоила» «А это, - говорит она, - разговор особый. Я тебя вызову, и мы еще поговорим» А сама – совсем не сердится и глаза у нее добрые. Сестры удивлены: почему тебя матушка не ругала? А священник за чаем интересовался: чего, мол, ты такая торжественная со свечой стояла? У тебя сегодня день рождения или день Ангела?

Лишение трапезной

«Древние монастырские уставы предусматривали наказания: за ложь, ропот, лень, гневливость, нерадение о монастырском имуществе и т. п. В качестве наказания для виновного предусматривалось отлучение от причастия, лишение общения в пище и молитве с другими монахами, временное сухоядение».
Неделями и месяцами копится усталость, к ним добавляется постоянный недосып и физическое недомогание в виде простуды, например – уже махнешь на все рукой и просто идешь у себя на поводу. Не идешь на службу и позволяешь себе, никого не предупредив, просто спать, спать, спать… Что и произошло со мной после очень напряженного ряда событий в монастыре: поминок, служения епископа. Все эти дни вставать приходилось очень рано, а ложиться далеко за полночь. Проснулась я под звон колоколов в девять часов утра. Сестры, которые по послушанию звонари, лупили в колокола неистово и долго. А так как колокольня находится прямо над кельями мансарды… Словом, мертвого бы разбудили. Я проспала монашеское правило, которое начиналось в 7:30, не слышала ни звона на это правило, ни сестер, которые бегали по коридору, собираясь в храм, вообще – ничего. Спала, что называется, без задних ног. Так устала. Литургию тоже частично пролежала. Часов в 11 утра еле-еле встала и, наконец, побрела в Казанский храм. Машин – сплошь иномарки – за воротами много стоит. Мужчины в дорогих костюмах спешат к храму с охапками красных роз. Я открыла дверь храма – он полон людей. На солее – тот самый греческий епископ в золотом облачении, с золотой митрой на голове. Невысокий, мужчина, полный, бородка у него с проседью. Проповедь читает: на русском и греческом языках. Стоит аналой для отпевания: умерла раба Божия Маргарита (Римма), мама одного крупного благотворителя нашего монастыря. Идет мне навстречу послушница Наташа. Сообщает: Аня проспала, ее в трапезной на поклоны поставили. Думаю: да, надо идти отсюда подобру-поздорову, пока не заметили. Можно под горячую руку тоже на епитимью нарваться. Пойду дальше болеть. Вернулась в келью, лежу. Книжку читаю. Временами – в сон проваливаюсь. Никто ко мне не заходит. Никто по телефону не звонит. Тишина. Ближе к вечеру зашла ко мне инокиня Ольга. Навестить, новости рассказать, как день прошел.
Мать Ольга – инокиня, в монастыре она уже десять лет. Маленькая, худенькая, очень ласковая и смиренная. Трепетная, она так привязалась ко мне. Часто подходила ко мне, плакала, уткнувшись в плечо, просила прощения, что любит меня (монахам нельзя иметь привязанностей). Так и хорошо, думала я, люби и молись за меня, мать Ольга, смиренная и добрая инокиня, послушная овечка стада Христова. Твоя молитва мне поможет. Ольга приехала в Санкт-Петербург из Казахстана. Мама ее умерла, когда Оле было четыре года. Выросла Ольга. Выучилась в ПТУ на повара 3-го разряда. Десять лет в ресторане на вокзале на раздаче проработала. Фотографию мне показывала: стоит в цветной национальной форме с напарницей по смене, клиентам кушанья на тарелку накладывает. В Санкт-Петербург приехала с сестрой. Поселилась в поселке Тайцы. Ходила молиться в храм Пресвятой Богородицы в Тайцах. Трудилась в нем во славу Божию. Окормлялась духовно у отца Михаила. Рассказывала мне мать Ольга, как пришла она в монастырь. Подошла к настоятельнице (мать София еще не была в чине игумении), отметив про себя: какая молоденькая (мать Ольга старше ее на 3 года)! Мать София сказала Ольге, что для поступления в обитель надо принести рекомендательное письмо от священника. Ольга в следующий приезд привезла письмо и услышала благосклонное: «Приходи в субботу, на рассвете».

Мать Ольга стала мне оказывать знаки своего расположения еще в те дни, когда я приходила помогать по храму. Она рассказывала мне о своей жизни, всегда чем-нибудь угощала, была заботлива и приветлива. Вечером, после богослужения, мы часто гуляли с ней по обители. На дни рождения и именины дарила мне подарок: носочки или шоколадку.

Мать Ольга пришла меня навестить не с пустыми руками. Она принесла ужин (немного рыбы и овощей), я приняла ее приношение. Именно за это на следующий день нас обеих и наказали.

У нас с мать Ольгой в послушании было обойти вечером крестным ходом обитель. Выходим мы с ней во внутренний двор монастыря, а у крыльца мать Инна выгуливала своих котов. Увидела меня, тут же подозвала, спрашивает: почему я сегодня в лавке не была? Здесь тебе, что – санаторий? Ты что, только что проснулась? Спала, пока другие работали?! Завтра на послушание приходи – только через мать Софию. Зашла я в игуменский корпус. Матушка с какими-то мужчинами о мощах беседует. Накурено в комнате до невозможности! Вышла ко мне, дверь за собой прикрыла. Я, говорит, занята – до утра. К благочинной обращайся.

Все утро Анна, видимо наученная мать Инной, подходила ко мне и напоминала: на послушание в лавку – только по матушкиному благословению. И так мне она надоела, что я пошла в игуменский дом прямо во время литургии. Вышла из своей кельи мать София заспанная, опухшая, недовольная. Благословившись, объясняю цель моего неурочного визита. «А я не могу сейчас решать, - отвечает она. – Мне надо знать, что случилось» В двух словах рассказываю, что устала, лежала, не была на послушании. «А тебе разрешили лежать? Ты благословилась? Нет? Вот тебе и ответ» Говорю, что позавчера после уборки из трапезной ушла в 2:30 ч. А она мне: «Неправильно, наверно, про себя говорить, но я вчера, например, в три часа ночи со встречи вернулась». И – мимо меня, в храм пошла. Поднимается на клирос. Чувствую, дела мои плохи. Время идти в лавку приближается. Если я и сегодня не приду…

Подхожу к Матушке после нашего обеда: простите, мол, меня, грешную, но что же мне все-таки делать?! И все бы закончилось мирно и бескровно для меня, потому что Матушка уже совсем не сердится и собирается обедать (во время трапезы она сама читала нам). Шутит: «У тебя – температура? Или воспаление хитрости? Иди на послушание! Объяснительную записку напишешь…» Вдруг Матушка спрашивает: «А ты вчера ела?» Я честно отвечаю: да, мать Ольга приносила. Матушка вдруг как рассердится! Вертевшейся рядом с ней благочинной приказывает: мать Ольгу – сюда, быстро! Я попыталась было сбежать:

- Матушка, здесь в трапезной часы неправильно показывают время: на них 11:50, а в реальности на час больше. Я в лавку опоздаю. Мне надо лавочников на обед отпустить. А то ведь опять проблемы будут…
- Проблемы будут на небесах, если ты, сейчас вдруг преставившись, там окажешься!

Пришлось смириться и ждать, пока благочинная сходит в келью за мать Ольгой и приведет ее на праведный матушкин суд.

Стала Матушка задавать мать Ольге вопросы. И наши ответы совпали: ужин приносила. Своевольно. Спрашивает Матушка: «А ты что, трапезник вчера была? Или – келейница Иоанны, старица ее? Это – тайноядение. Воровство! Зачем по кельям шастаешь?» К мать Ольге это слово было столь трудно применимо, что мне стало смешно, и я отвернулась к окну. Небо заволокло тучами, собирался дождик. Матушка рассердилась:

- Что смешного?
- Да потому, что не шастала она. Я сама вышла и взяла.
- Ах так?! Сорок поклонов тебе, мать Ольга, за трапезой. А тебе… я тоже придумаю епитимью. Обедать будешь в рабочей трапезной! И на Чин о Панагии не ходи. И в корпус этот тоже не ходи. Ишь, что удумали!..

Мать Ольга обошла стол, за которым сидела игумения, подошла к ней с другой стороны и рухнула в земном поклоне: простите, Матушка. Все еще растерянно улыбаясь, я поспешила уйти. Вечером я увидела мать Ольгу в храме: она церковничала. На ней не было лица, поникшая, обнимает меня, рыдает. Так что наказать могут кого угодно, как угодно и когда угодно игумении. Длилась моя епитимья две недели. И то закончилась относительно быстро: я сама к Матушке подошла. Другие сестры и по полгода были лишены трапезной или причастия.

Все это время Матушка меня избегала. А если и приходилось со мной иметь дело – была строга. А мать Ольга за каждой трапезой – в обед и ужин – делала в центре трапезной поклоны, пока остальные трапезничают. Делала земные поклоны даже в том случае, если была поваром, разносила я сестрам кушанья и видела, как она быстро-быстро кладет поклоны. Иногда мне казалось, что Матушка только ищет повод, к чему бы придраться, как бы кому епитимью придумать, чтобы все время был кто-нибудь наказан. Просто так, в назидание другим сестрам. Чтобы не расслаблялись."
отсюда

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив