МАРКСИЗМ СЧИТАЛ РАБОЧИЙ КЛАСС ПЕРЕДОВЫМ И САМЫМ ВАЖНЫМ
mitrichu — 06.06.2024 МАРКСИЗМ СЧИТАЛ РАБОЧИЙ КЛАСС ПЕРЕДОВЫМ И САМЫМ ВАЖНЫМКонкретный рабочий может быть тёмен, груб, необразован, беден, «несознателен» — тем не менее даже в этом состоянии он был в своём роде «белой костью», носителем некой сакральной избранности, перед которой вторичны были все преимущества прочих классов — не только объявленной врагом «буржуазии», но, скажем, и крестьянства, которое есть, как известно, тоже «мелкобуржуазная стихия». Картина мира такая: самое прогрессивное средство производства — фабрика; фабрики принадлежат капиталу и капиталистам, но работают на них рабочие; работают в логике «отчуждённого труда», но «диктатура пролетариата» снимает проблему отчуждения и делает их хозяевами фабрик — а значит, и всего мира.
Интересно, как эта модель начала ломаться уже после смерти Ленина, когда вместо «пролетариата» господствующим классом пришлось объявить всех «людей труда», то есть не только рабочих, но и крестьян — собственно, именно поэтому так важна была в идеологическом смысле коллективизация, чтобы превратить «мелкобуржуазного» крестьянина в пролетария с фабрики по производству агропродукта, и тем самым классово сблизить его с рабочим. А следующим ходом вообще было провозглашено де-факто бесклассовое общество — причём очень рано, ещё в 1936 году; но доктрина провозгласила, что бесклассовость СССР, парадоксальным образом, не означает окончания классовой борьбы — просто теперь она ведётся господствующими классами «старого мира» против СССР в целом, будучи направляема извне: и, соответственно, всякий враг советского строя есть в то же самое время ещё и «классовый враг», а также, как сказали бы уже в наши дни, «иноагент» — даже без наличия каких-либо фактов связи с внешним миром, просто по факту. Собственно, на этой идейно-теоретической основе и проводился Большой Террор.
Ну а дальше, понятно, всё сломалось совсем, когда пришлось договариваться с одними «классовыми врагами» против других — в войну. После этого классовая теория попала в идейный тупик, из которого до самой смерти СССР выбраться так и не смогла — после войны вообще мало говорили о классах, больше о разнице между «строем» — их и нашим.