Мама с красным карандашом
rikki_t_tavi — 28.06.2013 ***"...Рисовать я начала, как все начинают: сильно нажимая на карандаш, кружила им по бумаге; получались смерчи. Но вот однажды вышел у меня, как у всех выходит, первый, как Адам, человечек: руки, ноги, туловище — палочки, голова — кочном. Замирая от восторга и усердия, я снабдила кочан глазами, потом ноздрями, потом ртом, уходящим за пределы головы, и, наконец, зубами. Добавила пальцы и пуговицы и, не помня себя, завопила: «Марина! Марина! Скорее идите сюда!» Марина вбежала встревоженная из своей, соседней с детской, комнаты. «Что случилось?» — «Смотрите! Смотрите! Я человека нарисовала!»
И — замерла за своим столиком в ожидании похвалы.
Марина склонилась над рисунком. «Где человек? Это человек?» — «Да». — «Ну нет, Алечка! Таких людей не бывает. Пока что это — урод. Смотри: сколько у него пальцев на руке? а у тебя? Вот видишь — А ножки как спички? — посмотри на свои. А зубы? Как не стыдно! Так забор рисуют. И голова не бывает больше самого человека. А это что за кружочки?» — «Пуговицы», — прошептала я, мрачнея. «Пуговицы — шире живота? Пуговицы — сами по себе, без одежды? Нет, Алечка, плохо. Тебе надо еще мно-ого рисовать и до-олго стараться. До тех пор, пока не получится!»
Какой же это был удар по самолюбию и самонадеянности, начавшим было расцветать. Вместо дополненной и украшенной авторским воображением настоящей фигуры я воочию увидела беспощадно развенчанную Мариной убогую, кособокую кривульку... С глубоким, как само разочарование, вздохом снова взялась я за карандаш — за преодоление неподдающегося. "
***
Из воспоминаний Али Эфрон. С позиции сегодняшнего дня - бедный ребенок.
Видела рисунки ее, когда она подросла и уже училась на художника. Ничего особенного. Все время интересны параллельные возможности - а если бы мать приходила в восторг и хвалила? Или если бы мама Мейн так же сурово сказала - нет, деточка, это не стихи, вот ту криво, а тут не похоже на людей?
Интересно именно посмотреть в реальности. Потому что угадать невозможно. Аля могла и при всей поддержке рисовать так же средне, как ее брат писал романы. А маму Мейн могли просто сурово отрезать полностью от показывания тетрадок и писать в них по-прежнему, потому что не писать невозможно.