Льюис Г. Сигельбаум: "Число постоянных должностей в гуманитарных науках

philologist — 29.07.2020 С разрешения издательства публикую фрагмент из книги: Сигельбаум Льюис Г. Не расстанусь с коммунизмом. Мемуары американского историка России / пер. с англ. А. Разина. — СПб.: Acade mic Studies Press / БиблиоРоссика, 2020. — 304 с. — (Серия «Современная западная русистика» = «Contemporary Western Rusistika»). ISBN 978-1-6446935-8-2

Предметом этих воспоминаний стал поиск ответа на вопрос о том, как и почему история и коммунизм, объединившись, сформировали и вдохновили жизнь рожденного в Нью-Йорке американского еврея, отец которого вступил в коммунистическую партию США в 1939 году. Мемуары охватывают почти полувековой промежуток периода господства идеологии холодной войны и три континента. Они воссоздают путь открытий и самопознания в годы студенчества в Колумбийском университете, аспирантуры в Оксфорде, поисков в советских архивах, на угольных месторождениях Восточной Украины и в новом независимом Узбекистане.



Содержание

Предисловие и благодарности . . . 7
Введение . . . 10
Глава 1. Теннис и коммунизм . . . 17
Глава 2. «Революционер или ученый?» . . . 40
Глава 3. Оксфорд и Москва . . . 65
Глава 4. Мельбурн и трудовая история . . . 100
Глава 5. Трудовая история и социальная история через призму культурного поворота . . . 134
Глава 6. Центры и периферии . . . 178
Глава 7. В сети и в пути . . . 206
Глава 8. Церковь миграции . . . 249
Неоконченные мысли . . . 260
Источники . . . 264
Библиография . . . 274
Именной и предметный указатель . . . 288


Неоконченные мысли

«Вы всегда куда-то ездите», — каждые несколько месяцев говорит мне по телефону моя подруга Кэрролл, которая живет в Сиднее, Британская Колумбия, и сама немного путешествует. Большая часть моих поездок в последние годы была связана с семейными делами и ограничивалась Соединенными Штатами. Но многое связанное с работой уводило меня за границу. Это привилегия научного работника, особенно если учебное заведение покрывает большую часть расходов. В советское время поездка в Москву или другой советский город подразумевала вхождение не просто в другую страну, а в другой мир, Второй Мир. Независимо от того, сколько раз я ездил, независимо от того, хорошо ли я знал, как проехать на такси в город из аэропорта Шереметьево, я сразу же ощущал, что меня поглощает окружающее и — в этом сказывался большой опыт — я в чем-то становлюсь другим. Кем? Более решительным, но и более осторожным Льюисом.

Мои исследовательские поездки всегда имели конечные, мною определенные цели, которые, несмотря на (иногда) чрезмерное употребление алкоголя и все упомянутые ранее трудности, требовали моей полной отдачи. Несмотря на всю суету и беспокойство по поводу визы, произвол советской бюрократии и другие раздражающие моменты, я дорожил этими визитами. В течение первых нескольких лет после 1991 года масштабы перемен в повседневной жизни сделали этот опыт не менее увлекательным. Но по мере того, как Россия все больше открывалась для иностранных инвестиций и зарубежных туристов, она теряла свою советскость и потусторонность. Возможности ощутить себя другим Льюисом, соответственно, уменьшались. Он становился все больше похож на Льюиса из Ист-Лансинга.

Поездки на конференции — еще один приятный бонус: можно повидать старых друзей, завести новых, пообедать в замечательных ресторанах, посетить музеи, сходить на концерты и даже полежать на пляжах, как это удалось нам с Лесли несколько лет назад в Валенсии, прежде чем сесть на автобус и поехать к месту проведения конференции. Тем не менее сейчас я не наслаждаюсь этим так же, как в прошлом. Не знаю, это из-за все более навязчивых режимов безопасности в аэропортах, более заполненных людьми самолетов или из-за того, что по мере того, как я становлюсь старше, я все больше беспокоюсь о том, чтобы прибыть вовремя, наладить связи и сориентироваться в непривычной обстановке. аверное, причина во всем вышеперечисленном. Как Рихард, главный герой блестящего романа Дженни Эрпенбек [Erpenbeck 2015, 2017] о встречах профессора на пенсии с африканскими беженцами в Берлине, я нахожу все больше удовольствия в домашней рутине. Сгребать листья, косить газон, заваривать себе чай, с мотреть викторину Алекса Требека «Рискуй!» — до чего ж комфортно.

Вот почему, выйдя на пенсию, я стал гораздо более разборчив в отношении того, какие конференции посещать и какие исследования проводить. Ученые, которые считают необходимым рассказать мне, как далеко они продвинулись в своих проектах, сколько конференций посетили, насколько они загружены работой, поведать о других свидетельствах их успешности в ученом мире, вызывают у меня безразличие, возможно, даже жалость. Это тоже моя нынешняя привилегия. У меня есть привилегии и во многих других отношениях: я белый мужчина, я вырос в Соединенных Штатах во время десятилетий экономического подъема, я сын родителей из среднего класса, которые так высоко ценили образование, я отец двух замечательных сыновей, я муж Лесли. Есть и еще кое-что, что, учитывая нынешнюю ситуацию в научных кругах, дает мне чувство привилегии: на своей постоянной должности я держался на плаву. На самом деле даже больше. Я шел шаг за шагом, собирая почести по пути. Я говорю это не из хвастовства, а с печалью. Число постоянных должностей, особенно в гуманитарных науках, неизменно сокращается, как высыхает ручеек в пустыне.

Должности пенсионеров, как Лесли и я (с мая 2018 года), не сохраняются. В большинстве случаев они переходят в какое-то другое подразделение, которое администраторы считают более достойным, или на административные позиции. Действительно, то, что студентам трудно трудоустроиться в науке, о чем я писал выше, может быть напрямую связано с экспоненциальным расширением числа управленческих должностей, поскольку университеты ориентируются не на образование, а на корпоративную модель получения дохода. Данные за 2014 год говорят об увеличении более чем на 500 тысяч числа штатных единиц административно-хозяйственного аппарата в университетах и колледжах за 1987–2012 годы. Число сотрудников, не занятых на факультетах, увеличилось на 369%, преподавателей на неполной ставке — на 286%, внештатных преподавателей, занятых полный рабочий день, — на 259% за 1976–2011 годы. При этом число постоянных преподавателей и ассистент-профессоров увеличилось на 23% [Analysis 2014; Griff ey 2017; Bousquet 2008].

Как я распоряжаюсь своими привилегиями? Это больной вопрос, потому что мозг кричит: «Недостаточно хорошо!» Я начал эти свои воспоминания с жизни подростка, для которого важны были теннис и коммунизм. Я все еще играю в теннис, хотя и не так хорошо, как в расцвете сил, но как насчет коммунизма? Я до сих пор считаю, как и Роза Люксембург в 1915 году [Luxemburg 1915], что это единственная реальная альтернатива капиталистическому варварству. Буквально слышу, как мои коллеги переспрашивают: «Варварству?» Да, это так. Непрекращающееся стремление к при были теперь, как никогда прежде, ставит мир под угрозу, противопоставляя людей всем другим видам живых существ на планете более резко, чем когда-либо с момента расцвета капитализма. Что касается классовой борьбы, старого пугала врагов марксизма, то фараоны бы устыдились неравного распределения богатства и власти в современных капиталистических обществах, не в последнюю очередь в Соединенных Штатах. С точки зрения сокращения жизни и обнищания это тоже варварство.

Ах, скажете вы, «реально существующие» коммунистические государства тоже не слишком хорошо себя зарекомендовали. Верно. Но мне пришлось почти всю жизнь проработать историком, чтобы в полной мере оценить две вещи, касающиеся Советского Союза как объекта изучения. Во-первых, коммунизм, который Ленин, а затем Сталин пытались построить, представлял собой ущербную его версию, определенную мировой войной, Гражданской войной и распадом государства, а также нетерпимостью к самим себе и своим товарищам, врожденным неприятием оппозиции и подозрительным отношением к внешнему миру. Иными словами, Россия, пусть и созревшая для коммунистической революции 1917 года, была ужасным местом для строительства коммунизма. Многие из тех же факторов относятся к Восточной Азии, Восточной Европе и Кубе.

Во-вторых, советские руководители, от Ленина до Брежнева и, возможно, даже Горбачева, разделяли со своими коллегами в «капиталистическом мире» веру в то, что применение передовых технологий, работающих на ископаемом топливе, является ключом к решению проблем, которые стояли перед их странами; в то же время ископаемые ресурсы они были склонны считать бесконечными или, по крайней мере, не уделяли достаточного внимания их ограниченности. Такое характерное для ХХ века отношение не могло продолжаться долго, не подвергая опасности жизнь на Земле. Сейчас мы все знаем это, но только другой вид посткапиталистического порядка, основанного на кардинально ином принципе существования в рамках бережного отношения к ресурсам планеты, может эффективно использовать это знание. Иначе не выживут дети наших внуков.

Мне легко судить из своей башни из слоновой кости. Это одна из моих привилегий. Вот почему, все эти годы спустя, я могу быть доволен тем, что воплотил свои юношеские амбиции и выяснил, что заставляло работать первое государство, управляемое коммунистами. Но, — как могут засвидетельствовать читатели этих воспоминаний, о каком бы достижении я ни говорил, всегда есть какое-то «но», — удовлетворение и самоуспокоенность эти не длятся долго. К лучшему то или к худшему, я все тот же человек, сын своего отца, все еще полон надежд, и, как сказал бы папа, «есть еще порох в пороховницах».

Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив