Люди, которые всегда со мной. Девочка.

greenarine — 23.06.2010 Если немного, совсем чуть-чуть подтянуться на руках, чтобы улечься животом на широкий подоконник, то можно увидеть, как она развешивает во дворе бельё. Стоит в профиль, короткие волосы заправлены за уши, непокорная чёлка лезет в глаза. Белка путается под ногами, Белка маленькая и глупая собака, бегает кругами и сердито облаивает каждую каплю воды.
А она расправляет на верёвке бельё, и, улыбаясь, что-то ласковое говорит Белке.

Я знаю, она – самая красивая женщина на свете.


Мне не слышно, что она говорит, я еложу животом по подоконнику, чтобы придвинуться ближе. Очень хочется туда, во двор, но мне не дали шоколадки и я играю в обиженную девочку. Я успела даже поплакать. Правда, мне это быстро надоело, и я стала играть в куклы. Но каждый раз, заслышав чьи-то шаги, я принималась громко завывать и не умолкала, пока шаги не стихали. Мне немного стыдно за то, что я так глупо себя веду.

Иногда я упрямлюсь, и ничего не могу с собой поделать.


-Наринэ, пойдёшь со мной во двор?
Обиженно молчу.
Ушла. Теперь вон вывешивает стирку, а я наблюдаю за ней из окна. Мне хочется сбежать по ступенькам вниз и нырнуть в пахнущее стиральным порошком и крахмалом белье, я даже чувствую его влажное прикосновение к своему лицу. Кругом жара, а под тенью мокрого белья прохладно, оно висит себе, висит, а потом подует ветер, пододеяльники наполнятся его дыханием, расправят крылья и полетят куда-то в небеса. И я полечу, зацепившись за краешек, только меня и видели.

А то не дали мне конфет, видите ли.


Я слезаю с подоконника, выглядываю в дверь. Никого. Прокрадываюсь в её комнату, нерешительно топчусь на пороге. Там, на комоде – большая деревянная шкатулка. Я знаю, что лежит в этой шкатулке, но сразу никогда не подхожу, боюсь. Сначала какое-то время переминаюсь на пороге, привыкаю. Потом подбегаю, рывком поднимаю крышку и достаю большую, пушистую косу. Волос русый, вьющийся в крупный локон. Коса тяжёлая и немного мёртвая. Я держу её какое-то время на вытянутых руках, потом расстилаю на кровати и ложусь рядом.

Зачем я это делаю – не знаю. Просто лежу тихонечко рядом и думаю.


Она её отрезала под корень и ходит с короткой стрижкой. И я знаю почему. Но делаю вид, что не знаю. Потому что я как-то её спросила, не осталось ли фотографии девочки, а она окаменела вся, и губы сразу сделались бледные-бледные. И я поняла, что не надо об этом говорить. И не говорю, ведь я большая, хоть и веду себя как маленькая, капризничаю, например, или не ем ничего, ну может клубники поем, опять же яблок. Варенье ещё люблю. Она сердится, если я не ем. Говорит – тогда не получишь конфет. И я обижаюсь и ухожу в свою комнату. Упрямлюсь.

Что-то в этом мире не так, я знаю.


А ещё у неё янтарные бусы, и в одной крупной бусине можно разглядеть прозрачное крылышко какого-то насекомого. Она говорит, что капнула смола, оторвала крылышко насекомому, и застыло крылышко в камне. И я смотрю на это крылышко и думаю, что насекомое, наверное, всю жизнь потом горевало. Ещё бы – летал-летал, и вот на тебе, остался без крылышка, и уже не полетаешь.

У насекомых тоже случаются беды.


А потом я вдруг понимаю, что больнее не тогда, когда крылышко оторвали, а когда сам его оторвал. Вот как она себе косу отрезала. Горе было таким большим, что она растерялась, побежала по комнатам, увидела своё отражение в зеркале – по плечам рассыпались тяжёлые русые волосы, а разве это правильно, когда такое горе страшное, а по плечам волосы, и она заплела их в косу и отрезала под корень.

И хранит теперь эту косу в шкатулке. Не знаю, зачем хранит.


Там, в детской, в деревянной кроватке спит моя сестра. Она такая хорошенькая! У неё длинные тёмные реснички и вьющиеся каштановые волосы. Если перегнуться через перила кроватки и уткнуться носом ей в щёчку, то можно задохнуться от вкусности её запаха. Когда она спит, я подкрадываюсь и освобождаю ей ручки. Мне не нравится, что её туго пеленают. А когда все удивляются, как это она, такая маленькая, распутала пелёнки, я угрюмо молчу.

Боюсь признаться, что это не она сделала.


И я лежу вот так, думаю, а потом вдруг слезаю с кровати и засовываю косу за пазуху.

и бесшумно спускаюсь во двор, и иду, сначала медленно, не оборачиваясь, потом быстрее, и наконец срываюсь в бег, и мчусь, мимо деревянного забора, мимо высоких кипарисов, мимо кустов зацветшего просвирняка, мимо сиреневых цветов лалазар, прикоснулся – и все руки в пятнах,

вниз по пологому склону, через две дороги, через сад бабушки Лусинэ, мимо разинувшего от удивления рот Витьки, с Витькой мы иногда дружим, а иногда нет, потому что он может нагрубить, а я не люблю грубиянов, и когда Витька грубит, мы с ним не дружим, а потом обратно дружим, потому что с ним интересно играть, а ещё его бабушка печёт настоящую карабахскую гату, которую замешивают на сливках и пекут в золе, и называют кркени,

но сейчас не об этом, сейчас главное не останавливаться, потому что если остановиться, то можно испугаться того, что задумал, поэтому я мчусь дальше, через овраг, мимо покосившейся калитки, мимо развалин старой церкви, вдоль небольшой рощи, и дальше, дальше, туда, где шумит разбуженная вчерашним ливнем речка,

мимо дома старьёвщика, мимо пшеничного поля, мимо виноградника, а вот и он, старый каменный мост, под ним гулко шумит речка, и мне страшно так, как если все умерли, и я осталась одна, поэтому я зажмуриваюсь, вытаскиваю из-за пазухи косу и швыряю её вниз, в белые воды, в самую безвозвратную глубину, и приговариваю – так тебе и надо, так тебе и надо,

а потом наблюдаю, как она уплывает, обвиваясь длинной змеёй вокруг камней, но теперь мне совсем не страшно, и я стою на том мосту, надо мной – прозрачные небо, подо мной – быстрая река, и я говорю себе тихо-тихо, но как бы обращаюсь ко всем, потому что одной мне очень больно с этим жить,

вы знаете, шёпотом говорю я, у меня была старшая сестра, а теперь её нет

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив