Люди черного солнца

inesacipa — 03.11.2015


Вдруг нашло раздумье, но ничуть не печальное. Я не склонна жалеть себя, свое поколение, свой народ и свой биологический вид чохом. Что пришло, что ушло, в каждом темном средневековье свое черное солнце. Я, по моему же собственному "Двутелому андрогину" ранжируя, — человек-Нигредо: вижу все оттенки тьмы и верю, что можно поднять светило с надира, где оно пребывает подолгу, дольше, чем человек в бренном теле.

Меня больше занимает вопрос: как мы выжили, современники и соплеменники? Читаешь нынешнюю теорию ОБЖ и понимаешь: вся твоя жизнь прошла вопреки ей.

Все началось с того, что бабка запретила прививки и уколы, которые были назначены мне, недоношенной. Во мне был всего килограмм, когда родители со словами "Докормим, ничо!" вытащили из кувеза синее полудохлое тельце и повезли домой. Жили мы тогда в полуподвале на Плющихе. В полуподвале я первым делом подхватила пневмонию. Медсестра ходила делать мне уколы, массаж и упражнения на закаливание. Я стала еще более синей и очень, очень тихой. Мать протестовала, но бабка выгнала медсестру. А потом матери предложили работу, та стала подумывать насчет яслей — но бабка забрала меня и увезла к себе, в город Советск Калининградской области. Через пару лет я присоединилась к соседским детям, играющим в грязи под забором, а у бабки на руках появилась моя двоюродная сестра.

Нас никто не стерег, чтобы мы не жрали грязь и неопознанные сорняки под тем забором, чтобы не бегали купаться в Немане с его водоворотами и глинистыми обрывами. И тот факт, что в Советске проживали (временно, но на регулярной основе) цыганские таборы, а возле города были расположены колонии строгого режима, бок о бок с русскими жили ненавидящие их литовцы — этот факт не пугал наших родителей абсолютно. Да кому он нужен, высерок? Пусть на улице поиграет, у мамки дела. И так было везде, даже в столице, где отыскать следы пропавшего ребенка было невозможно. И в провинциях, и в мегаполисах мы сами по себе играли во дворах, сами ходили, а то и ездили в школу, порой далеко, через полгорода.

Я, например, после сноса нашего дома на Плющихе жила в Раменках. Это был район на краю огромной свалки в месте, именуемом Ведьмин овраг. Мы и не знали, что он Ведьмин. Называли его Овраг или Свалка. "Мам, я пошла на свалку гулять! — Только в семь как штык домой!" Знаете, что такое семь вечера осенью на свалке, где фонарей нет и не предвидится? Знаете, что такое бочага — невидимая под слоем бумаги яма, наполненная черной ядовитой водой, глубиной метра три, с ослизлыми стенами? Знаете, что такое "настоящая пещера" — берлога, прорытая дурной ребятней в мусоре, в любой момент готовая провалиться?

Я оказалась отлично приспособлена к Зоне Ведьмина оврага, настоящий юный сталкер. Я же росла в Советске, городе-помойке. И прекрасно чуяла, куда можно соваться, а куда нет. Когда через пятнадцать лет я пошла в спелеологи, этот навык чудно пригодился.

В будние дни я в семь утра, то есть так же, в ночь, выходила на остановку, чтобы ехать в школу. Мы жили то по одну, то по другую сторону Университетского городка, а школа находилась в Черемушках, практически у самого Нагатино. Ехать до нее было час на 57-м автобусе, который и сам ходил раз в час. Поэтому в любую погоду я, как и многие мои одноклассники, маялась на остановке, напряженно всматриваясь вдаль. Маршруток еще не существовало. Можно было пройти два квартала и сесть на троллейбус или на другой автобус, от остановки которых до моего дома было минут двадцать ходьбы.

Зато когда мы снова переехали, наш дом стоял у самого Дворца пионеров. К калитке Дворца пионеров вел переход. Без светофора. И все эти толпы детишек, ходившие в кружки и сидевшие в кружках до вечера, шныряли по переходу без зебры — были раньше такие переходы, неприметно обозначенные двумя рядами круглых шашечек на асфальте. Это значило "пропусти водителя". А как его пропустишь, если перед переходом располагалась стоянка и машины на ней закрывали обзор? На водителя детишки выскакивали, словно засадный полк Боброка — внезапно и губительно. Тогда я научилась узнавать приближающуюся машину на слух. И все равно меня однажды сбили.

До сих пор помню сокрушительную подсечку, сальто над кабиной и вялую мысль "Надо бы сгруппироваться..." Сгруппировалась я прямо в сугроб. Водитель, хороший, благородный человек, не уехал, затормозил и явно собрался помирать от ужаса прямо за рулем. Пришлось доковылять до него и объяснить, что я жива, он не убийца, нет, меня не надо в больницу, домой подвозить тоже не надо, простите, дяденька, я вас не слышала, другой дяденька ехал без глушителя... Ночью лодыжки опухли и расцвели синяками, но я была очень рада, что сапоги не лопнули. За сапоги меня бы убили: доставать обувь на мою ногу было ужасно хлопотно. Да на любую ногу, если честно.

Мне до сих пор интересно: почему там так и не поставили светофор? Зебры тоже не было до самого конца перестройки. Ведь по этому переходу шарашились толпы детей и матерей — по одну его сторону был Дворец пионеров, магазины, поликлиника, а по другую — жилые кварталы до самого метро "Университет". И почему там находилась стоянка, закрывающая половину перехода и от водителей, и от пешеходов?

Таков уж был менталитет 70-х. В этом менталитете не было места ОБЖ. Везде висели дебильные инструкции, чем выдавить стекло при пожаре, но не пожарные опасности... Их как бы не существовало.

И что меня особенно восхищает в свете сегодняшних веяний, никого не смущало, что ребенок семи-восьми-девяти-десяти лет (самый лакомый возраст для педофилов) каждый день часа два, а то и три едет и идет через безлюдные улицы и дворы. Никого не смущал и тот факт, что в подъезд мог войти и притаиться под лестницей целый полк Гумбертов, любителей Лолит. Мы не знали слова "педофил". Хотя их было до черта, каждая девочка могла рассказать про нескольких противных дядек, которые (поочередно или вместе) прижимались к ней в транспорте и говорили гадости. Если девочка, воспитанная в приличной семье, вообще была в состоянии понять: этот дядя плохой, его не надо ни слушать, ни слушаться. Нас-то воспитывали так, чтобы мы слушались взрослых.

Поэтому, когда однажды у нас зазвонил телефон и смутно знакомый голос спросил: "Это кто, Иночка? Иночка, а ты в трусиках спишь или без трусиков? А можно я с тобой посплю и потрогаю?" — а Иночка выдала матерную тираду с обещанием оторвать все, чем трогать будет, а потом вставить так, что и "скорая" не вынет, наказали Иночку. А не дяденьку, который был нашим другом семьи и отговорился тем, что просто пошутил. Как именно он пошутил, дяденька не сказал, а Иночке не поверили. Но мы и правда не знали, что за зверь такой — педофил. Как говорится, жопа была, а слова не было. Вот мы и ездили, и ходили по улицам, никем не охраняемые, а разные чикатило выбирали нас, словно кусок мяса на рынке. Но и те, кому повезло ускользнуть от чикатил, не спаслись от напастей другого рода, ничуть не менее губительных.

Дефицит продуктов в магазинах формировал детям и взрослым самый извращенный образ питания, какой только можно придумать. Мы ели хлеб с хлебом — макароны с хлебом, кашу с хлебом, вытряхивая в кастрюлю банку тушенки. Баночная ветчина считалась деликатесом. И вообще было полно деликатесов из банки. Вздувшуюся банку не выкидывали — и хорошо, если содержимое перед едой прогревали. До сих пор помню вкус "Славянской трапезы" — была такая мешанина из риса, тушенки, горошка и сладкого перца, вкусная невозможно. Сколько ни пытаюсь повторить тот вкус детства, не получается. Видимо, дело в специфически-говенных специях.

Я вот отлично готовила рагу из пакетированного супа. Горстка желто-зеленой хрени с катышками сушеного мяса, похожего на мышиные какашки, отлично подсаливала и заправляла рагу из рожков-круп-овощей. Овощи, кстати, были сезонным блюдом. Сейчас я свежую клубнику чаще ем, чем в детстве кабачки, огурцы и помидоры. Лук мы растили на окне. И чайный гриб — буэ, мерзосссть, похожая на мозгового слизня, сидевшая в банке и пускавшая в воду кислые ссаки. А что делать? Или пей гриб, или воду из-под крана. Лимонад был дефицитен и дорог. Фильтров для воды попросту не существовало. Хлорированная вода, что от нее может быть плохого?

В отпуске мы пили нехлорированную, из колонки. И ездили в отпуск не поездом, а на машине, нагруженной тонной вещей, необходимых при диком отдыхе. Дикий отдых был разного рода: можно было остановиться в красивом месте без воды и без газа, "жить на вершине голой, писать простые сонеты и брать от людей из дола хлеб, вино и котлеты". Эту дикость родители презирали, к тому же к людям из дола не набегаешься. Был вариант с санаторием (дорого), со съемным жильем (дорого!) и со съемным участком в кемпинге для палаток (о, это был наш размерчик). Месяц жизни в палатке, спанья в спальнике, лежащем на бетонной плите, действовал очень освежающе. Одного не понимаю: почему родители перестали ездить в "дикие отпуска", когда им стало под сорок?

Через дорожку от палаток стояли ряды плит с рядами газовых баллонов за ними. Не дай бог кто-то забудет закрыть вентиль! Десяток-другой газовых баллонов устроили бы поселку Рыбачье апокалипсис с сотнями трупов. Но никто не следил за баллонами и не проверял вентили. Администрация верила отдыхающим как себе. Замотанные матери семейств с голодными мужьями и детьми, орущими: "Ну ма-а-ам!!!" стоически оправдывали оказанное доверие.

Отдыхающим очень докучали не только дети-мужья, но и комары. Репеллентов не было, а с комарами мы расправлялись по старинке: молния палатки застегивалась наглухо, в палатке обильно распылялся дихлофос, отличное, испытанное средство. И вся семья засыпала со вкусом дихлофоса на губах. А утром - море! солнце! головная боль от отравления! Отпуск, чо.

На пляжу у моря тентов не было, шезлонгов не было, солнцезащитных кремов не было - не изобрели ишшо. Я, белокожая и рыжая, не загорала вовсе, а только обгорала, раза по три за отпуск. Поэтому предпочитала не валяться на пляже, а плавать - какая разница, где гореть? В воде хотя бы рачки и рыбки. За буйки я плыла своим ходом или на надувном матрасе. Вокруг матраса можно было нырять и ставить эксперименты, на какой глубине уши заболят так, что станет невозможно терпеть. С берушами удавалось нырнуть почти до самого дна. И дыхание задержать на три минуты.

В километре от берега уже было фиолетово, есть на матрасе кто-нибудь живой или давно слился с первозданной стихией. Но меня не проверяли на предмет утонутия ни спасатели, ни родители. Иночка хорошо плавает, что с ней случится? В Азовском море я, правда, сделала попытку утонуть, но когда это было-то? Мне было семь. А теперь девять (десять, одиннадцать, двенадцать). Есть разница?

И ведь ничего не случилось, даже когда я поставила личный рекорд - провела за буйками семь часов подряд. Я мечтала переплыть океан на Кон-Тики и усердно тренировалась. У меня была маска и трубка. Края маски безбожно натирали и за три-пять дней мое лицо украшалось розовым шелушащимся овалом от маски. Овал держался еще месяц после отпуска, словно пиратский шрам.

Из отпуска возвращались вдрызг больные. Не только потому, что регулярный перегрев днем и холод от бетона ночью, убойные дозы ультрафиолета и дихлофоса, соленая вода и отсутствие нормальной пресной воды не оказывали должного оздоровительного воздействия. По обочинам дорог бабушки продавали дары природы и огорода. Родители скупали их ведрами, мне предлагалось все попробовать. Ну естественно, немытым, вот еще, баловство какое, где я тебе их мыть буду? "Немного грязи тебе не повредит".

В этих поездках я то и дело демонстрировала аллергию на ту же клубнику, вишню, черешню, персики и множество других фруктов. Которые в другое время ела невозбранно. Очевидно, аллергия была на пестициды или удобрения, оставшиеся на немытых ягодах и фруктах. Но все списывалось на то, что наша Инна балована. Отека Квинке у меня, по счастью, не случилось, иначе я умерла бы препубертатном возрасте на трассе, в удалении от населенных пунктов. Напоминаю: ни мобильных, ни сотовых, ни даже телефонов-автоматов вдоль трассы, чтобы позвать на помощь, тогда не было.

И это не все опасности, преследовавшие нас, детей своего времени, людей черного солнца. Мы смеемся над вашими рассуждениями в духе "тогда все было без ГМО, натуральное": ни черта тогда не было. И все, что удалось достать, носили, ели, пили и нос не воротили, ГМО, не ГМО. Мы смеемся, слушая про то, как "болезней таких страшных не было". Да мы-то откуда знали, были они или не были? Привези наш советский ученый из Африки эболу или чуму, мы бы и не узнали, пока не померли от них. Никакая пресса не осветила бы нам сей факт. Я удивляюсь, что нам про Чернобыль рассказали.

Вообще-то СМИ времен нашего детства были ангажированы совсем для другого. И в новостных передачах новостей было с гулькин нос, все больше благостное вранье. Кино по телеку (как правило, черно-белому) показывали старое, сто раз виденное, а то и беспощадно урезанное, с идеологически выдержанным переводом. И поэтому любознательные Варвары, которым на базаре нос не оторвали, читали, читали, читали...

В каждом времени свои опасности, свои странности, своя дикость и своя цивилизация. Вот, собственно, и все, что я хотела сказать.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив