Литературное. Этнокультурпанк

krylov — 18.05.2012 Сейчас в фантастике популярны всякие «-панки». Началось с «киберпанка», потом пошёл «стимпанк», «дизельпанк» и так далее.

Сама логическая конструкция всех «панков» проста. Берётся какой-нибудь уклад – скажем, технологический – и смотрится, а что можно из него ВЫЖАТЬ ПО МАКСИМУМУ. В смысле – что будет, если его развить до предела, не затрагивая при этом его основ.

В реальности такого обычно не происходит – поскольку очередные перемены и революции настигают нас раньше, чем наступает «осенняя пора». Исключением являлось разве что позднее Средневековье: это своего рода swordpunk, мир переразвитой культуры холодного оружия, доспехов и всего такого прочего. Когда рыцарский доспех состоял из двухсот кованых деталей (без мелкой фурнитуры), весил пятьдесят кило и стоил два c лишним килограмма золота – это, конечно, панк. Как и бронированные лошади, рыцарские обычаи (битвы превратились в подобие шахматных партий) и прочая красота.

Но миры «пара» и «дизеля» на свою предельную мощность не то что не вышли, а даже к ней и не приблизились. Две трети устройств, на данных технологиях реализуемых и даже спроектированных (как пресловутая «разностная машина» Беббиджа, воспетая Стерлингом и Гибсоном), так и не были построены.

Поэтому фантастическим предположением, делаемым «-панками», является именно предположение о том, что технологический уклад выходит на мощность, близкую к предельной: практически всё, что можно сделать на данном технологическом уровне, таки сделано.

И второе важное предположение, которое делает «-панки» интересными: технологии в них воздействуют на общество МАКСИМАЛЬНО СИЛЬНО. То есть миры «панков» - это марксистские миры, где общественное бытие (под которым Маркс и Энгельс понимали именно уровень развития технологий) целиком и полностью детерминирует общественное сознание. «Ручная мельница дает вам общество с сюзереном во главе, паровая мельница - общество с промышленным капиталистом» (с); панк-миры устроены именно по этому принципу. Если уж в них реализована какая-то технология, она определяет там всё или почти всё, начиная с экономического и политического строя и кончая моралью, стилем жизни и бытовыми привычками. Говоря языком более возвышенным, в панк-мирах «фюзис» (уровень овладения природой и её законами, выражаемый в технологиях) полностью определяет «номос» (законы, обычаи, мораль и право, «всякие человеческие условности»).

В реальном мире, однако, чаще не технология определяет уклад, а наоборот. Те или иные технические решения возникают благодаря потребности в них. Не гильотина вызвала Великую Французскую Революцию, а, наоборот, революция востребовала это остроумное, но не получившее ранее широкого распространения устройство. А вот фултоновской подводной лодкой Наполеон не заинтересовался, а англичане вполне сознательно замотали проект, потому как испугались слома традиционной схемы господства на море… Да и пресловутая ручная мельница была, вообще говоря, востребована из-за монополии сюзерена на помол зерна, что позволяло ему контролировать крестьянские урожаи и взымать свою долю – и, соответственно, попыток крестьян часть зерна укрыть [1].

Логично было бы развить тему и противопоставить технологическим «панкам» «панки», так сказать, социальные – в которых гипертрофированию и гипостазированию подвергаются не технологии, а социальные практики.

Частично это реализовано в разного рода антиутопиях. Тот же «1984» описывает тотальную победу психологических техник над технологическим развитием: прогресс в этом мире даже в военной области крайне незначителен, зато средства подавления личности и калечения психики непрерывно совершенствуются, а власть принадлежит психопатам [2]. Но этот уклон в психологизм сильно портит дело. Интереснее раздувать не личностные свойства, а социальные институты.

Например, либерпанк, который представляет собой мир гипертрофированного и всё пожравшего Рынка. «Абсолютно всё может быть продано и куплено законным образом, включая закон». Не то чтобы новая идея – тут можно вспомнить и Шекли, и даже Свифта, но «панком» это делает именно осознание приёма: общество либерпанка – это общество победившего юридического позитивизма, в котором от идей естественного и божественного права осталось только естественность права обмениваться благами, но уж она-то возведена в абсолют.

Но можно гипостазировать и что-нибудь другое. Например - иерархию, статус. Володихин в своё время предлагал проект сериала про «викторианскую Россию», которая явно дрейфовала в эту сторону, но, как это с ним часто случается, не оказался на высоте собственной идеи и её не реализовал. А я как-то однажды сочинил технически реализуемый проект построения системы исчисления заслуг, но именно потому, что он технически реализуем, - - -

Так вот. Среди всего прочего, любопытным вариантом социопанка мог бы быть этнопанк. То есть мир победившего антиглобализма и этнокультурного разнообразия, «мир по Леонтьеву».

Прежде чем мы пойдём дальше, дисклеймер: я прекрасно понимаю, что всё, излагаемое ниже, никак не возможно даже в «альтернативной исторической реальности», так как противоречит фундаментальным историческим закономерностям. Но меня это в данном случае не интересует: мне здесь интересны чисто литературные возможности. То есть возможность нарисовать картинку красивую и минимально правдоподобную для неспециалиста, «чтоб съелось».

Итак, мир этнопанка. Это мир, возникший на руинах Римской Империи, разрушенный (в данной версии, напоминаю) христианством. Однако воспоминания о Риме окрашены не позитивно, а отрицательно. Это связано с текущей версией церковной идеологии, которая осуждает и проклинает само стремление к политической централизации и видит в этом корень богоборства. Только Церковь имеет право и должна быть единой, а политические субъекты должны быть как можно более мелкими, всякая попытка построить крупно государство – это строительство Вавилонской Башни, наказуемое разделением языков. Вообще, миф о Вавилонской Башне становится для этого мира архетипическим и центральным.

Что касается политики, то Церковь в её антиглобализме горячо поддерживают мелкие властители, владетели, господари и прочие феодалы, понимающие, чем им грозит появление какой бы то ни было центральной власти. Церковь всячески раздувает и усиливает эти страхи. Сама же она правит под официальным девизом Divide Et Impera: эти слова написаны на папской тиаре.

При этом церковь не препятствует научно-техническому прогрессу, а, наоборот, сама же его и возглавляет. Раздробленный мир может устоять перед централизованными госмашинами – прежде всего исламской – только благодаря подавляющему научно-техническому превосходству. Так, все достижения античности исследованы, собраны и аккуратно воспроизведены. Паровая турбина в этом мире появляется в десятом веке, в двенадцатом уже работают паровые машины и летают первые воздушные шары. Римская дорожная сеть тоже поддерживается в прекрасном состоянии и строятся новые дороги. Строительство дорог вообще всячески поощряется, в том числе религиозно – так, регулярно обнаруживаются какие-нибудь новые святыни (скажем, открываются мощи), к которым тут же бросаются толпы паломников, и Церковь обязывает всех (включая самих же паломников) строить дорогу. Транспортная связность Европы в этом смысле поддерживается на самом высоком уровне. Образовательные стандарты тоже задаются Церковью.

Но при этом Церковь не допускает никакой стандартизации языков и культур. Возьмём, например, языковой вопрос. Единый язык единого Бога – латынь – должен оставаться единственным единым языком (по принципу «один Бог – одна Церковь – один Язык»). Для мирян же всячески поощряются диалекты, местные говоры, своя письменность (латинский алфавит считается исключительно церковным достоянием, все остальные пишут разнообразными крючками, причём везде разными, славяне предпочитают слоговое письмо, а у угро-финнов в ходу иероглифы). Естественно, никакого «немецкого» или «английского» языка не возникает – вместо этого имеются сотни наречий, развивающихся самым причудливым образом… То же самое можно сказать обо всех остальных формах жизни – законах, нравах, обычаях и так далее. Вплоть до полигамии и полиандрии, а также ритуального инцеста и чёрт знает чего ещё. Церковь на всё это смотрит сквозь пальцы: главное, чтобы не возникало ничего единообразного буквально ни в чём.

Особенно усердно церковь следит за разделением технологий. Если кто-то владеет какой-то технологией, особенно имеющей военное значение, значит, другим нужно дать (или позволить завести) что-то другое, но не копировать. Обеспечивается это опять же манипуляцией культурными и этическими стандартами. Например, если у кого-то есть греческий огонь и примитивные огнемёты, то его соседи непременно считают саму идею воевать огнём мерзкой и греховной (людей жечь живьём – это же ужас), зато у них имеются, огромные катапульты, выбрасывающие в небо десантников-парашютистов. А у их общих соседей в ходу отравленное оружие и вообще яды, каковое и первые и вторые считают мерзейшим способом воевать, недостойным мужчины и воина. Разумеется, у первых товарищей основной формой смертной казни является сожжение, у вторых – выбрасывание в воздух без парашюта, а у третьих – чаша цикуты... И т.п.

Никакого национализма – как идеологии - в таком обществе возникнуть не может, зато ксенофобия является чем-то абсолютно естественным, как дыхание. Сам вид чужаков вызывает страх, а самому находиться среди них сколько-нибудь долго – тяжёлое испытание для психики, на которое способны только клирики, а также космполитичные евреи и цыгане, за что Церковь их всячески щемит и преследует. Когда-то Церковь даже выпустила энциклику, запрещающую цыганам передвигаться по церковным дорогам, в надежде на то, что их удастся осадить и рассеять. Цыгане же вместо этого пересели на воздушные шары и продолжили кочевать – «табор ушёл в небо». С тех пор цыганские таборы, сносимые ветром куда-то на закат, стали привычной частью европейского пейзажа… Что касается евреев, те испытывали отвращение к воздухоплаванию, зато вложились в разработку систем связи, криптографию и так далее. Оптический телеграф появился довольно быстро, вся Европа утыкана еврейскими башенками, устроенными по принципу шапповского семафора и связывающими все еврейские общины. Церковь с этим делом пыталась организованно бороться (в частности, доказывая, что ненавистная Вавилонская башня тоже была подобным орудием, только рассчитанным на передачу приказов центральной власти), но потом предпочла войти с евреями в долю. И т.д.

А в остальном цветёт сложность. Везде свои привычки, обычаи, кухня (которая ближайшим соседям всегда кажется отвратительной – за этим негласно присматривают церковники), языки, народные танцы, календарь, мифология и обрядность (кстати, бытовое язычество цветёт и пахнет – поскольку его контролирует всё та же Церковь, она же и сочинила тьму богов, мифологий и обрядов, как можно боле смешных и нелепых для постороннего взгляда). Etc.

Интересно, как выглядел бы этот мир в эпоху дизеля – которая, разумеется, туда бы пришла. Сами дизеля, разумеется, контролировались бы Церковью и выпускались бы на церковных заводах. Зато всё остальное было бы чрезвычайно разнообразным и фольклорным.

Вот, например, восточноукраинский самолёт «Йайцо»:



Ну а теперь представьте себе, как эта машина рубит винтом копьеносные дельтапланы московитов и как смачно это можно описать.

[1] Надо сказать, аналогичные техники контроля использовались даже советской властью, и с тем же результатом. Мой собственный дед, чтобы вывезти семью из Ташкента, продал корейцам чертежи механической рисорушки собственной конструкции размером с две табуретки – изобретение, за которое его бы без разговоров расстреляли, если б нашли.

[2] Она им принадлежит и на самом деле, но это не такие психопаты, которых описывал Оруэлл, а такие, с которыми он работал.

)(

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив