Литературная иллюстрация, или Почему Хрущёва не расстреляли в 1956-м?

maysuryan — 09.09.2019
Никита Хрущёв на обложках журнала "Time" в 1955-1962 годах

Печально, но факт: начиная понимать одну эпоху, наши соотечественники напрочь перестают понимать другие. Например, в эпоху перестройки в СССР отлично понимали хрущёвскую "оттепель", а эпоху революции и всё, что этой "оттепели" предшествовало, понимать начисто переставали. Расстрел царской семьи? Ужас, ужас, ужас... Аресты и расстрелы "бывших людей"? Кошмар, кошмар... Да как это можно?.. Этот "кошмар" как-то улёгся и вошёл в берега только к началу "оттепели", с этого момента господа антикоммунисты и согласны вести отсчёт более-менее "приличной истории".
Известный телелиберал Леонид Парфёнов свой сериал о советской и постсоветской истории "Намедни. Наша эра. 1961-2003" начал с эпохи Хрущёва со слоганом: "То, без чего нас невозможно представить, ещё труднее — понять". Но, позвольте, а как эпоху Хрущёва и всё последующее можно "представить и понять" без предшествующих эпох — то есть революции и соцстроительства?..
В нынешнее время идёт обратный процесс. Многие, и особенно левые, начинают всё лучше и лучше понимать эпоху революции и сталинскую, зато... напрочь перестают понимать эпоху "оттепели". Один комментатор у меня в блоге даже риторически спросил: почему Хрущёва никто не расстрелял за его доклад против "культа личности"? Это и смешно, и досадно. Ведь эпоха Хрущёва целиком родилась из эпохи Сталина, откуда же ещё? Значит, понимая вторую, вы просто обязаны понять и первую, нравится она вам или нет.
Феликс Чуев на рубеже 80-х и 90-х годов вёл диалоги со "сталинским апостолом" Лазарем Кагановичем (выделение моё):
"— Кто начал разваливать наше государство, как вы считаете? — я всё же хочу получить ответ Лазаря Моисеевича.
— Трудно сказать, — говорит Каганович.
— Я считаю, что Хрущёв.
— Он случайный человек, что именно он начал. Конечно, я думаю, что к этому времени что-то наступило. Чёрт его знает… После смерти Сталина надо было раскритиковать то, что было."

Но почему, почему возникла эта потребность "раскритиковать то, что было"? И её признавали даже такие, как Каганович, который вошёл в историю как один из стойких "наследников Сталина"?
На самом деле для того, чтобы понять, почему людям к 1956 году захотелось перемен, вполне достаточно открыть советскую прессу — сталинских лет! — и почитать её раскрытыми глазами. Можно не одобрять, куда пошёл процесс, но не понимать, почему он вообще пошёл, ни в какие ворота не лезет.
Вот небольшая литературная иллюстрация на эту тему. Из печати 1936 года, ещё сравнительно "вегетарианского". Рассказик В. Тоболякова "Перестраховщик":

"ПЕРЕСТРАХОВЩИК
Некто, ответственный товарищ Затылкин, махал руками и качал головой.
— Сержик! Но отчего же не дать? — сказала жена Затылкина. — Ведь няня у нас честно прослужила пять лет, и увольняем мы её только потому, что Костя уже вырос.
— Барин... — начала было нянька, стоявшая в дверях.
— Барин?! — вскочил Затылкин. — Форточки открыты, а она «ба-арин»! Никаких рекомендаций я давать не буду! Теперь, знаете, рекомендуешь человека, а он чёрт знает кем окажется. Нет, нет, нет!..
— Сержнк! — вступилась жена, подсовывая Затылкину газету. — Во всех же об'явлениях указано, что ищу няню «с рек.» Видишь «с рек.» Значит, с рекомендацией. За что ж мы няню обидим, не дав ей рекомендацию... И написала я о ней правду, что она. любит детей, что она честная.
— Бар... Сергей Иваныч! Заставьте бога молить... — захныкала нянька.
Затылкин несмело взял листок бумаги, прочитал заголовок «Рекомендация», зажмурился и забормотал:
— Слуга покорный!.. Нет, не могу! Худовенко клянёт себя за то, что давал рекомендацию. Толстяков клянёт...
— Да ведь они не нянь, наверное, рекомендовали, Сержик?
— Конечно, не нянь, но... Но теперь надо быть вообще осторожным... Нянь не нянь, а вообще нечего теперь ни с кем няньчиться. О себе подумай. Вот пишешь, что она непьющая, а она вдруг надерётся, да и брякнет что-нибудь такое...
— Барин, Сергей Иваныч, — схватилась за щёку нянька. — Мне уж седьмой десяток пошел, — век вина этого не лила...
— Да, да, я знаю... Но... Ну, хорошо... Нечего здесь няни, то есть, чёрт подери, нюни распускать.
— Подпишешь, Сержик?
— Замени слово «Рекомендация» «Справкой», вычеркни фамилию мою, поставь только номер телефона и впиши, что означенная няня вела себя выдержанно в течение такого, такого-то времени... А за будущее, дескать, не ручаюсь, не ручаюсь, не ручаюсь... Да, да, да... А-то рекомендация... С ума сошли?!"



Может быть, не каждый в наше время поймёт, почему у "Сержика" вызвало такую паническую реакцию слово "рекомендация"? Но вот для пояснения, в пару, другой рассказик из печати того же 1936 года. Автор — Л. Митницкий, называется "Доверчивость ребёнка".

"ДОВЕРЧИВОСТЬ РЕБЁНКА
Большой, рыхлый, как разваренный судак, он стоял у стола президиума и толстыми дрожащими пальцами ерошил на голове слипшиеся волосы.
— Я признаю, товарищи... Да я теперь, товарищи, всё сам прекрасно вижу и безусловно сознаю... Да, да, я не доглядел, я проглядел, товарищи, я доверился, как всё равно дитя малое. Я доверился, товарищи, и кому же, товарищи, доверялся я? Первым встречным, первым, товарищи, поперечным... Не выяснил, не спросил, товарищи, не проверил, не узнал... Врагу я доверился, товарищи, лютому нашему врагу, как ребёнок, простите, доверился и вот, товарищи...
Мы все, точно сковало нас льдом, холодно, настороженно молчали. Об этот лёд колотился он, большой, рыхлый, разваренный судак. Под электрическим светом на лбу у него капельки пота сверкали, как маленькие бусы.
— И вот, товарищи, я целиком и полностью признаю теперь, что я доверился, как ребёнок, как дитя малое. Я признаю, товарищи...
Как безнадежно много может говорить человек, когда ему нечего сказать. Как утомительно его слушать...
— ... Бу-бу-бу... Как малое дитя... Бу-бу... Признаю, как ребёнок... Бу-бу... Бу-бу-бу...
...Неожиданно в памяти моей встал сосновый бор. Был, помню, жаркий июльский полдень. Возле шоссе всех привлекал киоск с мороженым. Но — мороженое подтаяло, и очередь у киоска терпеливо дожидалась, пока оно вновь замёрзнет. В очереди стояла старуха в белой косынке. Это была
няня тех двоих, что сидели поодаль, на коврике, среди коричневых стволов, еловых шишек и множества жёлтых игл на земле. Вместе им двоим было — с виду лет восемь. Они сидели, прижавшись хрупкими плечиками один к другому, ждали няньку с мороженым. Подле них остановился неопределённого вида человек в толстовке, шляпе и запылённых сапогах. Он присел на корточки у коврика. Мне был хорошо слышен их разговор.
— Где ваша мама? — почему-то спросил неопределённый человек.
А вам зачем? — угрюмо ответил мальчик. — Кто вы такой? Мы вас не знаем. Что вам нужно??
Девочка повторила:
— Да, зачем? Мы не знаем. Да, кто вы такой? Что вам нужно?
— Ну, кто ж я! — сказал человек. — Обыкновенный гражданин.
Мальчик тревожно поискал глазами няньку, возразил:
— Мы не знаем, какой вы обыкновенный гражданин. Зачем вы к нам подошли? Идите...
— Мы не знаем! — повторила девочка. т— Идите, куда шли...
— А, может, я товарищ вашего папы? — интригующе спросил неопределённый гражданин.
Мальчик покосился.
— Ну, и что ж. Мы-то знаем папиных товарищей. Вы не папин товарищ.
— Да, мы знаем! — подтвердила голубоглазенькая. — Вы не товарищ.
— Ну, ладно, нет так нет. А ну скажите: где ваш папа служит? А, ребятишки?
Мальчик рассердился и даже ударил кулачком по коврику.
— Вот какой... пристал... мы его не знаем. Не знаем и не хочем разговаривать. Зачем мы будем ему всё обязательно говорить? Привязался!..
Девочка подхватила:
— Да, вот какой, привязался. Мы не знаем. Вот ещё какой... Привязался, пристаёт. Какой!..
Мне было видно: неопределённый человек смущённо поднялся и, глуповато ухмыльнувшись, отошёл. Между тем к детишкам вернулась нянька, принесла мороженое в картонных стаканах с деревянными лопатками.
...Так и не узнала старая, как стойко и разумно держались и отбивались от назойливого прохожего эти двое, которым вместе самое большее восемь лет. Да и мальчик, хоть он постарше сестрёнки, и он ведь был ещё тоже «дитя малое»...
...Бу-бу... Бу-бу-бу!..
Кто это? Ах да, ведь я на собрании и этот разваренный, большой, доверчивый, «как ребёнок», ещё, оказывается, не окончил своего покаянного слова. Вертелась ещё словесная карусель:
— Вот я, товарищи, и доверился первым встречным, всё равно как ребёнок. Не знал я, ах, товарищи, и не догадывался, что эти трое — двурушники. Говорили они как будто хорошо, настроены как будто были очень даже хорошо, вот я, товарищи, как дитя малое, им и доверился, как дитя, как ребёночек... .
И в десятый раз подробно рассказывал собранию, как он доверился и кому доверился, как ребёночек, как дитя...
Дитя?!
Как оно разговорилось в припадке запоздалого раскаяния, и как хотелось крикнуть ему:
— Эй ты, старая шляпа, гнилой и безнадёжный либерал, ты краснобай, забывший о бдительности, по какому праву уподобляешь себя ребёнку? Зачем клевещешь на наших малышей?!"

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив