Личное

otrageniya — 31.01.2020 Иногда я жалею, что не верю в Бога. Мне почему-то кажется, что фатализм искренне верующего помогает ему относиться к жизни проще, без ненужной рефлексии. Хоть и с покаянием, но всё же без сожаления об ошибках. А я даже для себя не смог решить, есть ли моя доля вины в происшедшем и в чём она состоит. Но происшедшее полностью изменило мою жизнь. Не внешне, а внутренне. Сейчас я уже могу оглянуться на те события спокойно. А тогда...

Я стоял в больничном коридоре и уже не мог сдержать слёзы. Плакал по-настоящему, хотя что такое слёзы я не знал уже как минимум четыре десятка лет. Мне было плохо. По-настоящему плохо, как никогда в жизни. Не покидало ощущение какой-то надвигающейся катастрофы. А может уже и состоявшейся, но не осознанной до конца. Страшнее всего был даже не её крик "Не уходи! Отпустите меня!", который до сих пор звучал у меня в ушах, а ощущение полного бессилия. Я тогда стучал в дверь отделения, чтобы открыли её снова, и видел через верхнее окно санитаров у двери, но меня уже не пускали к ней, а её, внезапно осознавшую, где она и почему, пытались успокоить и увести в палату. Ощущение своего бессилия, понимание невозможности даже теоретически что-то изменить - именно это оказалось для меня невыносимым и страшным. И совершенно незнакомым.

Оставив её в больнице, я ехал домой по окружной дороге. Болела рука, которую я повредил, когда в ярости бессилия ударил несколько раз кулаком в стену. На повороте огромная фура, летящая навстречу, слегка вышла на мою полосу и я чудом от неё увернулся. И вдруг подумал: а может зря? Ведь на скорости около ста, да и фура на такой же скорости - это всё мгновенно. Потом понял, что эту секундную слабость нужно гнать подальше. Есть семья, жена и дети, есть работа, есть обязанности, и от меня слишком много зависит, чтобы всё враз оборвать. Будет больно очень многим. Гнать эту мысль, гнать подальше.

Включил радио. Музыка была мне как нельзя кстати. Тем более Шостакович, финал пятой, которую я люблю. Сделал погромче, так, чтобы шум машины не слишком мешал. Kаждый звук находил своё место во мне и я прямо таки физически ощущал его. Заключительные аккорды действительно были как длинный непрерывный крик, в котором слышалась дикая боль и одновременно смех на грани сумасшествия. Музыка была настолько созвучна моему состоянию, что я воспринимал её почти как мистический знак.

Когда всё закончилось, cразу после последних аккордов, я выключил радио. Я боялся разрушить гармонию и не хотел слышать что-либо другое. Некоторое время ехал в тишине, слушая лишь музыку внутри, и вдруг поймал себя на мысли, что я оцениваю встречные машины на предмет столкновения. Всё просто, нужно лишь сделать резкий рывок влево... и всё. А тот, кто едет навстречу, он-то причём? Нет, мне нужна большая фура... Я пытался избавиться от этой липкой мысли, но это было не так-то просто. Была в ней какая-то ядовитая сладость, незабываемая и притягательная. Было ощущение, что я уже сам схожу с ума, что во мне сидит ещё кто-то, кто уговаривает меня попробовать. Ведь всё так просто и быстро. Одно движение - и всё. И нет никаких проблем, а есть лишь тихая и спокойная вечность. Я понимал, что это чудовищная глупость, о которой даже думать запрещено, что это было бы преступлением перед теми, кого я люблю и кто любит меня. Стало даже немного смешно от всего этого - тоже мне, Гарри Галлер выискался. Но избавиться от этого я никак не мог.

Открыв бутылку вина, я взял не бокал, а стакан, и налил доверху. Включил компьютер, стал просматривать почту и новости. Хороших новостей было по-прежнему мало. Война, российские "отпускники" на танках, укро-фашисты... И всё-таки по привычке погрузился в этот внешний мир. То страшное наваждение незаметно уплывало куда-то внутрь, но я ощущал, что оно не собирается меня покидать, что своими острыми коготками оно таки зацепилось у меня в душе. Снова захотелось музыки. На глаза попался Бах и я поставил его шестую фортепианную партиту. Я любил её, потому что когда дочь работала над ней несколько лет назад, я пропустил через себя каждую ноту и, как мне уже казалось, до конца ощущал её суть. Но сейчас эта музыка меня тревожила. Я снова ощутил волну напряжения, появившегося и не отпускающего до конца. А через минуту это возникло снова, когда повторилась та же музыкальная фраза, с тем же напряжённым арпеджио вверх и с разрешением его на верхней печальной ноте в такую безнадёжную тоску, что внутри всё сжалось в комок. И я снова услышал и даже ощутил рёв пролетающей в полуметре от меня огромной фуры в огнях. Стало не по себе и я выключил музыку. Нужно как-то отвлечься.

Дома никого не было. Жена заранее повела внука в зоопарк, чтобы избавить его от ненужных впечатлений, и они пока не вернулись. А когда вернулись, это оказалось самым нужным для меня. Внук тараторил без умолку, возбуждённо рассказывая о том, что видел, и я быстро переключился на него. И всe тe страсти казались теперь мелкими и нелепыми, как будто из другого мира.

И всё-таки Петя понимал намного больше, чем нам хотелось. Это было видно по тому, с какой тщательностью он избегал даже упоминания матери. Он непрерывно щебетал и по-прежнему выглядел таким же весёлым, как и всегда. Но когда он вдруг безo всякого повода заговорил про Мумия Тролля и про комету, которая может всех нас уничтожить, про непонятность того, что может произойти, я сперва даже не понял, о чём речь, но потом стало уже немного страшно. До этого я толком и не смотрел этого мультфильма и уж тем более не замечал его метафоричности. Вполне возможно, что и Петя тоже раньше не воспринимал этот мультфильм так, как сегодня, но в последние дни всё стало складываться в такую странную комбинацию... Было действительно не по себе.

Однако именно Петя вытащил нас из этого морока. Помню то состояние, когда ничего не хотелось делать, не хотелось обсуждать эту вдруг свалившуюся беду, и хотелось лишь спрятаться в виртуальном мире интернета. А обсуждать было что, потому что теперь, задним числом, стали понятны многие наши конфликты, казавшиеся тогда нелепыми и глупыми. И не покидало ощущение вины за то, что все мы, вся моя семья, будь мы более внимательными, могли бы рассмотреть признаки надвигающейся катастрофы задолго до краха. Если бы не принимали нелепые конфликты, взрывающиеся всегда неожиданно и после самых естественных на первый взгляд слов, как просто признак дурного характера. Я злился на себя из-за того, что принимал за примитивный эгоизм серьёзную болезнь, злился оттого, что моя интуиция, которой я раньше так гордился, оказалась бесполезной при первом же серьёзном испытании. И только Петя тормошил нас всех, не давал замкнуться в этом адском круге самокопания, и он ускорил наше возвращение к нормальной жизни.

К нормальной... Можно ли назвать теперь нашу жизнь нормальной, если возникла такая трещина? Семья наша уже никогда не вернётся в прежнюю жизнь, открытую и светлую. Она навсегда осталась в прошлом. И все мы теперь перешли на новый уровень сложности. Самое неприятное, что появились темы-табу. О которых нельзя говорить при других, при внуке. Я не люблю и не умею аккуратно сортировать свои мысли по ящичкам с адресами, что кому можно сказать, а что кому нельзя. Я знаю, что есть люди, владеющие этим искусством в совершенстве и даже получающие от этого удовольствие. Но я получаю от этого лишь дискомфорт. А главное, не даёт о себе забыть пережитое. Нашло себе уголок где-то в сознании и время от времени напоминает о себе в самые неожиданные моменты.

* * *

Прошло немного времени, и всё стало забываться. Шок прошёл и некоторые вещи, ещё недавно казавшиеся немыслимыми, стали почти привычными. Снова появилась рутина. Снова стали заметны мелкие и ничтожные проблемы, которые даже вспоминать не хотелось бы. Не исчезло лишь послевкусие того ощущения, когда завороженно смотришь на летящую по встречной полосе фуру в огнях, а рука хочет рвануть руль...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив