Лев Николаев

http://bars-of-cage.livejournal.com/700752.html?nc=5        
Лев Николаевич Николаев. Биографическая справка
Писать о людях, когда они умерли, и поздно и нелогично - вообще-то смерть для речи не повод, а антиповод. Но смерть как внезапное пробуждение, делает возможной речь - почему рассказывают сны? не потому что глубоки и интересны, а потому что тормозящие центры еще сняты. Как-то так лечат и заикание, кажется.

Умер Лев Николаев - его голос знал каждый, потому что это он читал за кадром в "Очевидном-Невероятном", в десятке других программ, которые он делал. Я некоторое время работал под его крылом в "Цивилизации". Он был умный, обаятельный, значительный человек, действие которого на тебя хотелось записать под рубрику "старой школы", без уточнения, какой именно - на меня производило неимоверное впечатление то, что он вставал из-за стола, когда я скребся в его кабинет и вползал туда, и затем разговаривал с тобой, слушая, очевидно вникая в твои слова и глядя тебе в глаза: это было, вижу выползающий каламбур и дам ему выползти, невероятно. Разговор с ним был нахождением в некотором объеме пространства, войти в который он предлагал собеседнику и в котором тот мог чувствовать себя свободно. (Вообще, м.б., всякий разговор это предложение собеседнику стать тобой, и речь не о манере беседы, а о том, что называется масштабе личности). После таких встреч выходил полным ощущения, что все движется замечательно, что твоя работа хороша, и, в общем, хотелось сделать антраша прямо в коридоре, перед алюминиевыми останкинскими окнами как перед зеркалами бального зала.

Из той же оперы воспоминание - пожалуй, самое сильное из моих телевизионных - как я бежал на запись с листками своего переделанного в десятый раз сценария, полный отчаяния по поводу ничтожности своих лающих, плакатных строк, которыми я был вынужден очерчивать чужую живую и влажную жизнь - писать кратко великое умение и страшный приговор. Ассистент схватила мои листки и утащила за радиоактивную дверь, где, видимый в особое окошко, как в пунктах продажи валюты, за древним столом с микрофоном, как кит сидел Лев Николаевич. Пошла запись, я зажмурился. Но, о чудо! Преображение. Мой бессмысленный трескучий текст, который следовало прочесть быстро и виновато, украдкой и сторонкой - в его устах, в его понимании звучали величественно, размеренно, по-царски... слова налились достоинством, бархатом, смыслом... Это же все правда, о чем он читает! пронзило меня.

Так тезис Битова о иррациональности ТВ ("люди не слушают тебя в телевизоре, люди смотрят, каков ты") дополнился вторым пунктом: даже когда люди и (вынужденно) слушают, они слышат не то, о чем говорят слова, о что-то другое - они слизывают со слов испарину их самоуверенности, резонанс суверенности, они будто хотят поверить и благодарныы тому, кто достаточно силен, чтобы дать им желанное. Люди питаются вообще не информацией, не сообщениями - а обликом, а осанкой. (Именно поэтому, кстати, телевизор предательская штука, всегда орет о том, что король-то голый - как его допустили большевики?).

Николаев был, вынужденно приземляюсь к некрологу, профессионалом, который умел кучевым облакам информации придавать эти облик и осанку - его лекала понимания были своим анфасом как будто чисто телевизионные, но подложкой этому профессионализму был он сам - что, в общем, и любопытно было слушать, под сговором грифа научно-популярной программы.

АПДЕЙТ: А, впрочем, зачем некролог. Расскажу смешное. Финансирование в "Цивилизации" было как везде - хотя авторитет Николаева и продавал программы на "Культуру" и 1 канал - но денег все равно не было. В "Черных дырах" неизменно радовали постановочные кадры ("жандармы перерывают вещи Чернышевского" и т.п.), где под кокардами различались суровые лица директора по производству и осветителя. Когда появлялся грант на передачу, то из ошметков пытались сшить еще дополнительный кафтанчик, например, снимая сразу две программы там, куда удалось вывезти команду и т.п. Таким образом наша команда проехалась по Швейцарии и югу Франции, получив деньги на Герцена, и тихой сапой подснимали Набокова. Чтоб влезть в штаны бюджета, я купил в Германии древний дизельный универсал БМВ, который коптил, но перемещался. Ночевали в туристических коттеджах, по случаю несезона почти бесплатных - помню страшный хохот по вечерам, когда команда укладывалась по койкам, в веселом настроении свободы до оторванности. Поскольку оператор не мог одновременно играть роль, то Герцена оставалось изображать барзу - кто меня видал, знает, насколько я похож на Герцена и комплекцией, и бородой - это доставляло интересные переживания, недоступные туристу, когда ты нахлобучивал на голову котелок и накидывал на плечи революционный плащ, находясь при этом на Понто Веккьо или во дворе галереи Уффицци. А в одной швейцарской деревушке из 5 домов меня объял озноб, когда глухая старуха, которой я начал объяснять, что мы снимаем передачу по следам русского революционера, схватила меня за руку: "знаю, знаю! он спал всегда на жесткой кровати, у него был совершенно несчастный вид, когда он постучал ко мне в дверь"