Крокодил 1987 № 16(1550) "Чужой ребенок"

ЧУЖОЙ РЕБЕНОК
«Ученый малый, но педант...»
«Евгений Онегин»
Он и вправду ученый малый. Вместе с тем на нем был и этакий глянец романтичности. Вот почему, когда исследовательское судно АН СССР отправлялось в экзотическую экспедицию, Николаю Федоровичу было уготовлено место старшего научного сотрудника. Он занимался обмерами и обвесами, в паузах перебирая предшествовавшие события.
Вот он обхаживает свою новую знакомую, ну, скажем, Анфису. Косясь на усмешливую луну, мурлычет на ушко прельстительную ахинею, а затем, определив возраст, семейное положение своей симпатии, предлагает:
— Вы не юны, я не молод — такая наша планида. Вы не замужем, я не женат—это перст судьбы. Давайте жить вместе!
И хотя ее старомодные родители предупреждали: «Наш совет — до обрученья дверь ему не отворяй!» — стали жить вместе. Жить, поживать и добро наживать... И это не сказочный финал, а факт, зафиксированный очевидцами еще в 71 — 72-м годах. Соседи только умилялись, когда влюбленная парочка шествовала на рынок или возвращалась из универмага, покряхтывая под тяжестью совместно приобретенных атрибутов семейного комфорта.
Но любовь, как известно,— это не только вздохи при луне, но и, пардон, дьявольская мешанина из сумасбродства, трепетаний и грозовых разрядов. Спустя отчетный период Анфиса объявляет, что она в положении.
— А вот это уже покушение на наши отношения! — всколыхнулся искуситель, рассматривая их приют малой кубатуры как зону отдыха. — В силу академической задолженности я не могу целенаправленно воспитывать ребенка. Отделаемся от него, моя пташка, а? На днях я принесу тебе контртаблетки, а понадобится, приведу акушерку.
Возвратившись из описанной вначале очередной навигации, почесывая флибустьерскую бородку на упругом лице, он летит в их однокомнатное гнездышко. Но его возлюбленная упорхнула к родителям, которые взялись на первых порах ухаживать за внуком. Да-с, любезный читатель, 29 апреля 1973 года у Анфисы и Николая Федоровича, несмотря на оставленные им таблетки и адрес акушерки, родился сын, этакий бутуз нормальной весовой категории.
Неожиданно для него самого эта весть обрадовала Николая Федоровича. Раздобыв букетик роз и «Букет Абхазии», он рванулся за семьей, чтобы представить своим родичам. Как водится,
из заветной шкатулки был выпростан фамильный альбом с пряжкой. Матушка просветленно показывала старые фотографии, находя схожесть между сыном и младенцем.
— Ну, а теперь пирком да за свадебку,— традиционно провозгласила она. Но тут сестра Николая Федоровича отозвала его в сторонку и мнительно спросила:
— Кто есть кто?
— Младший научный сотрудник.
— А ты старший. Мезальянс какой-то!
— Ну я ее подтяну до уровня!
— Подожди подтягивать. А ты уверен, что тебе не наставили рога изобилия? Уж больно ушки у младенца оттопырены...
И все, и только. Но этого оказалось достаточно, чтобы в материалистической душе Николая Федоровича поселились занозы сомнения. Вещунья не каркнет зря — либо что было, либо что будет. Словом, пирка не было и свадебки не будет... С той поры Николай Федорович все реже наведывался в свое облюбованное пристанище, перестал оказывать помощь, а затем и вовсе испарился, оставив Анфису на бобах. Перечеркнув свои простодушные мечты, она позвонила суженому, предупреждая его, что подает в суд.
— Как в суд? — огорошился Николай Федорович. — Ты что же, хочешь, чтобы меня турнули из науки и- техники? Повремени года два, и, если я уверюсь, что Сима похож на меня один к одному, тогда и возобновлю субсидии. Ждать два года — кто отважится на это? И Анфиса отправляется под сень закона, чтобы предъявить иск об уплате алиментов. Ответчик тоже не дремлет и с разбегу вступает в препирательство.
— Будучи поборником педантичности, я вас спрашиваю: где я прописан? У матушки прописан. Где поздравления с праздниками издалека с видами на море? Мы только знакомы...
— Как странно,— обронил судья. — Это лишь свидетельствует о вашей черствости.
Но ответчик продолжает буксовать на том же рефрене:
— Являясь приверженцем точных наук, я призываю: считайте, считайте, и вы поверите. Я был у нее семнадцатого числа — вот цветные календарики. Если бы ребенок родился на неделю позже, я признал бы его моим. Но он обнаружился раньше моих прикидок, в соответствии с чьим-то визитом десятого августа. Значит, истица с кем-то завела жестокий роман. В порядке сомнения требую экспертизу!
Поколдовав с разной алхимией, эксперты принялись считать...
— Если сомневаетесь, батенька, говорите только правду. Согласно той же науке, ваша пылкая встреча могла состояться с пятого по двадцатое.
— Этот диапазон меня не устраивает,— огрызнулся ответчик. — Назовите день и час.
Но народный суд Волгоградского района столицы в ноябре 1974 года нашел притязания истицы обоснованными: и анализы подтверждают родство, и свидетели говорят о ведении общего хозяйства. В согласии с законоположением был вынесен вердикт: ежемесячно часть заработка Веркина Н. Ф., специалиста Московского монтажно-технологического управления,
отчислять на содержание ребенка вплоть до совершеннолетия последнего. Розы обернулись терниями.
Для большего динамизма можно было здесь опустить перечень юридических ступеней, по которым шагал неуступчивый Николай Федорович. Но мы не хотим отставать от него. Короче,
Московский городской суд подтвердил решение суда районного. Однако спустя двенадцать, заметьте, лет он, то ли прикинув убытки, то ли подзуживаемый новой женой, апеллирует выше. И кое-кто из президиума городского суда, сбитый с толку магией цифр, предложил рассмотреть дело заново в первой инстанции, хотя и с иным составом судей.
И вот недавно, званный на свежее разбирательство, Николай Федорович продемонстрировал, что не терял времени даром. На этот раз он не ограничился красочными календариками — из облепленного заморскими ярлыками кейса был извлечен ворох таблиц, графиков и диаграмм. Зажмурив душу, он принялся обстоятельно комментировать подсобные материалы с такой гинекологической эрудицией, что, казалось, намеревается переменить профессию.
Нет, недаром этот человек внушал некогда наивной Анфисе убеждение в многогранности своей натуры. Неспроста она полюбила Николая Федоровича восторженной любовью, не умеющей порой разглядеть пошлость за пышными фразами и отличить педантизм от цинизма. Но-умудренные судья и заседатели, отнесшиеся поначалу к ответственному ответчику с определенным пиететом, изумленно наблюдали, как на их глазах респектабельный деятель науки и техники превращался в гротескную личность.
— Ах, какую брешь она пробила в моем бюджете! Требую снова биохимию!
— Довольно, хватит, — расклеилась истица. — Мальчик почти взрослый, и я не смею подвергать его новым испытаниям. И тут в жестокий роман так и просится еще одна скорбная нота. Сима, этот бывший крошка, превратился в юного крепыша, сквозь дискант демонстрировал басок и даже довольно лихо начал конструировать корабельные модели: гены упорно заявляли о себе... Однажды, изымая из ящика почту, он увидел оповещение, которым его мать приглашалась в суд по делу об алиментах. Заинтригованный, он украдкой протиснулся в зал заседаний, расталкивая предвкушавших потеху зрителей. Наконец-то после стольких лет разлуки он увидит своего тятеньку. К чести Анфисы, она твердила, что тот — большой ученый и мужественный мореплаватель, так что Сима должен испытывать к нему уважение.
Но что может быть горше обманутых ожиданий? Услышав, какими пикантными деталями оперировал этот достойный джентльмен перед любознательной публикой, с каким увлечением перемывал косточки своей бывшей пташке, сердяга, пошатываясь, бежит домой, подальше от потрясшей его сцены. Нет, это не он чужой ребенок, а Николай Федорович — совсем чужой... Таков итог нашего почти научного сообщения о парадоксах любви.
Чего же боле? Не много, любезный читатель. Народный суд снова вынес решение о выплате Веркиным Н. Ф. систематической ренты на взращение наследника. Но если ответчик не согласен, объяснили ему, то может опять же подать кассацию в высшие сферы. Николай Федорович тут же начертал на бумаге лишенный помарок крик души: «...Двенадцать лет я носил в себе чувство несправедливости суда, признавшего меня отцом сына женщины, с которой у меня был эпизод близких отношений... » Далее следует изложение сути конфликта, которое заключается словами, видимо, продиктованными желанием разжалобить законников: «Мои бледные защитительные аргументы умело использованы. Мой образ создан крайне непривлекательный...» Что правда, то правда.

|
</> |