Кресты на площади


Двадцать семь простых крестов, сломанные мечи в терновых венцах, белые цифры 21.vi.1621… По замыслу авторов, эта часть Староместской площади должна наполнять зрителя скорбью. Там были казнены рыцари, учёные и богатые бюргеры — лидеры мятежа, с которого началась серия конфликтов, известная нам под общим условным названием Тридцатилетней войны. Чехи с удовольствием расскажут вам о том, как мужественно встречали осуждённые свой конец, как трижды менял затупившиеся мечи искусный палач, и как начались с этого дня три столетия угнетения чехов и чешской культуры.
Но всё это лишь пропаганда конца 19 — начала 20 вв., такая же, как совершенно непохожий на реального Яна Гуса памятник на той же площади (он был невысоким упитанным монахом с тонзурой). Ложь во имя создания национального мифа. Общая для всех стран мира тенденция к искажению истории в угоду политике и превращению её в примитивные рассказы о добре и зле, соответствующие среднему умственному уровню аудитории. Взглядом в прошлое чиновники любят скрывать неспособность видеть будущее.
В этих рассказах не будет многого. Скажем, того, что казнённые были в основном авантюристами, думающими о личной выгоде и лишёнными народной поддержки. Они сумели поднять мятеж, набрать наёмников, взять Вену в осаду и договориться с иностранными врагами императора, но оказались никудышными организаторами, и всё растаяло, как снег, на Белой горе. «And who are you, the proud lord said, that I must bow so low? …But now rains weep over his halls and no one's there to hear». Они рискнули, они сражались, они проиграли, и цена предательства — меч и эшафот. Не скажут в легендах и о том, как долго советники императора обсуждали приговор и старались его смягчить (были и те, кто предлагал отправить осуждённых на галеры). Наконец, умолчат о том, что изображение войны как противостояния католиков и протестантов или национального движения является анахронизмом, поскольку в то время религия, язык, место происхождения и политическая принадлежность могли смешиваться как угодно. За всем этим лучше идти к историкам вроде Питера Уилсона.
Забавнее всего, что одновременно в Праге полно и следов пропаганды противоположного лагеря: например, статуи на Карловом мосту, разрушенные «гуситские» места или обилие мест, посвящённых фальшивому святому Яну Непомуцкому — это части комплексной и очень результативной иезуитской программы по окатоличиванию Богемии.
Судя по ремаркам некоторых историков, даже чешские и немецкие научные работы о Тридцатилетней войне часто оказываются художественной литературой, а не настоящими научными работами, так как продолжают продавать легенды и манипулировать эмоциями. Такое стремление залезть в голову читателя невероятно утомляет, ведь при взгляде со стороны та далёкая война воспринимается, как война мышей и лягушек, уж извините. Сегодня ведь надо уважать все точки зрения? Так вот извольте уважать право читать о Тридцатилетней войне ради чистого удовольствия, изучая тогдашнее право, политическую культуру, логистику, экономику, стратегию и сводя всё к фактам и цифрам, без деления сторон на правых и виноватых. Простите великодушно, пропагандисты, но не все ваши трагедии должны быть трагедиями для других людей. И вообще, для кого как: скажем, для Швеции Тридцатилетняя война была наоборот началом Золотого Века, Stormaktstiden. Сегодня в путеводителях по Праге можно постоянно встречать обороты вроде «В этом дворце граф Шельмаберг собрал богатейшую коллекцию шедевров, которую с 1648 г. можно увидеть в Стокгольме».
Каждому своя тема, главное не мешать другим. Кто-то изучает судьбы и смерти простых людей, а кто-то хочет интересоваться только карьерой наёмников и структурой госаппарата Империи — но при этом первые чаще бывают склонны критиковать увлечения вторых, вот что смешно.
Так что на том стою, что при виде крестов на Староместской площади гость Праги вправе иметь мысли, далёкие от скорби: «И всё же эти люди разожгли одну из самых интересных войн; жалко только, что до сих пор про неё мало хороших работ, особенно по второй половине».
|
</> |