КОНЕЦ МИРОВОЗЗРЕНИЙ
markshat — 15.04.2021
Когда я ещё был молодым человеком, уже обанкротились все
мировоззрения. Уже не стоял вопрос, какое из них вернее. Ничего из
этого не работало. Хотя, как и сейчас, оставались люди, яростно
защищавшие те или иные взгляды. В 1974-м я вернулся со срочной
службы в армии. И в чреде непрерывных алкогольный возлияний в честь
этого радостного события, с другом своего отца Валей Котловым, я
как-то пришёл в знаменитую тогда пивную в подвале на углу Большой
Дмитровки и Столешникова переулка, называвшуюся в народе «Яма». Её
только передели из сидячей в стоячую. В ней появились два ряда
высоких длинных столов, за которыми пили пиво стоя. Один из них –
передний в левом ряду – был особенно почетным. За него пускали не
всех. Валя пользовался здесь большим авторитетом. И когда мы с ним
пришли, выпивавшие за этим привилегированным столом тут же
потеснились и высвободили нам место. А от других столов к нам
начали периодически подходить отдельные посетители, питавшие
глубокое уважение к Вале, и подливать в наши кружки с пивом водку,
которую приносили сюда контрабандой. Вале подливали с почтением, а
мне с некоторым сомнением, поскольку меня не знали, но я был с
Валей, и им было неловко угостить его и не угостить того, кто
пришёл с ним. Когда все присутствующие были уже сильно разгорячены,
за нашим столом разгорелся яростный спор между монархистом и
сталинистом. Чисто выбритый сталинист схватил очкастого монархиста
за бороду и началась драка. Под воздействием алкогольных паров,
проникшись любовью ко всему человечеству, я полез их мирить. Ведь
мы только что так мирно все пили друг с другом. Опытный Валя
буквально выдернул меня из заварухи и отправил домой, куда я
благополучно добрался на бреющем полёте. А вот Вале, который там
остался, в той драке сломали ногу. Он всю войну прошёл в артиллерии
без единой царапины. Подростком, когда ночью арестовали его
родителей как врагов народа, убежал из дома, не дожидаясь, когда на
утро придут за ним и отправят в детприёмник. Купил в магазине
бутылку портвейна и первый раз в жизни выпил её из горла на чердаке
какого-то дома. Бродяжничал, потом нанялся чернорабочим на
строительство метро. Этот перелом ноги вышел ему боком. Он не так
давно вернулся из мест не столь отдалённых и находился в Москве
незаконно. Его выселили за 31 км. И он уже несколько месяцев
нелегально жил на квартире у своей женщины, ставшей впоследствии
его последней женой в довольно длинном ряду его жён. Наряд милиции,
который приехал по вызову сотрудников пивной, отвёз его со
сломанной ногой в Склиф, в травматическое отделение. Но оставили
его там только до утра. А на утро за ним должны были вернуться и
задержать за нарушение паспортного режима. И тогда ночью на свежем
только что наложенном на сломанную ногу гипсе он сбежал из Склифа.
Денег у него с собой не было. Их вместе со справкой об освобождении
отобрали сотрудники милиции. Добравшись на загипсованной ноге до
площади трех вокзалов, он нашёл двух транзитных приезжих, которым
негде было переночевать, мест в гостинице не было, и уговорил
отвезти его на такси к его будущей жене, где обещал устроить их на
ночлег. Нога его так никогда как следует не зажила. Свеженаложенный
гипс, из-за передвижения на нём, конечно же деформировался, что
привело к смещению сломанных костей. Но к врачу идти он опасался
из-за отсутствия разрешения на проживание в Москве. Так и сидел
дома со деформированным гипсом и смещёнными костями, заглушая боль
водкой, пока нога не начала синеть. Тогда его будущая жена забила
тревогу и влиятельные друзья выправили ему паспорт и отвезли в
больницу. Но было уже поздно. Через несколько лет всё закончилось
ампутацией. Эта история навсегда осталась для меня наглядным
примером бесполезности и даже вредности любых мировоззрений. Восемь
лет спустя я написал стихотворение, где упоминается Радищев,
который, поджав под сидение ноги, едет в рейсовом автобусе из
Москвы в Ленинград. Его можно считать отправной фигурой
отечественного диссидентства. Если не фактической, то символической
точно. Нам всем преподавали его в школе. Я так никогда и не прочёл
как следует «Путешествия из Петербурга в Москву». Я предпочитал
читать нечто совсем другое. Но он стал сквозным образом моей
поэтики. Вокруг него строится моё отношение к восприятию социальной
действительности. И состарившийся вышедший в тираж Радищев – это и
есть эта самая одряхлевшая приверженность любым мировоззрениям.
Когда ты подросток, для тебя привлекательна оппозиционность. Но
потом вырастаешь из неё, как из коротких штанишек. В результате
начинаешь понимать себя не то, чтобы таким же, как все, но одним из
всех, не лучше никого и не хуже никого. Да и вообще понимаешь, что
не существует лучше и хуже. Это кажется отпугивающим всех
релятивизмом. Но это просто не ты выбираешь жизнь, в которой тебе
жить, а она выбирает тебя. И в этой жизни ты живёшь.