Карта

watermelon83 — 03.05.2022 - и немцы. Одна из агиток-страшилок времен ПМВ, Россия.






Таких карт, найденных "при убитом германском офицере" в 1914 году или "напечатанных в Берлине" в 1917, было создано немало - и не только в России. Всех их отличает одна забавная особенность - очевидно смутное отношение к действительности и некоторая "стратегическая аляповатость". То ли дело вот эта российская карта, например - практически официальная, поскольку составлялась при помощи видного сотрудника тогдашнего МИДа.

Удивительная неточность, характерная скорее для обостренной внутренней борьбы - а ведь всё "должно" же быть не так. У агрессивного блока НАТО Центральных держав, как стороны "атакующей", обязаны были бы иметься конкретные военно-политические планы или хотя бы "общие намерения", а у Антанты, как у стороны "обороняющейся", наоборот - "туманные ожидания", конкретизировать которые предстояло бы в лучшем случае к середине войны.

Между тем, картина наблюдается ровно обратная. Если Антанта создавалась и развивалась - как союз - с достаточно четкими стратегическими целями (от французского реванша против Германии и российской агрессии против Австрии, для установления собственного господства в Западной Европе и на Балканах соответственно - в конце XIX века, до полного разгрома Германии, уничтожения и раздела Австро-Венгрии и Османской империи - в начале века XX), то австро-германский союз (с условным участием Италии) появился как плод компромиссных усилий бисмарковской дипломатии.


Союз Берлина с Веной должен был обеспечить относительную безопасность последней перед угрожающими маневрами России, мирную границу для Второго рейха на юге и, в определенной степени, политическую популярность Бисмарка накануне очередных выборов в рейхстаг. Дружественные отношения двух великих немецких держав стали хорошим аргументом для тех, кто давно уже упрекал канцлера в "антинациональной политике". В любом случае, по всем признакам (формальным и не), блок с австрийцами носил явно выраженный оборонительный характер и сохранил таковой вплоть до самого конца.

Преемники Бисмарка бесконечно уступали ему в дипломатическом мастерстве, но и были гораздо менее решительны в том, что называлось "вытащить меч из ножен". Их отношение к Вене было разным, вплоть и до весьма холодного при Бюлове, но в целом диктовалось схожими факторами - "сентиментальным" и стратегическим. Союз с государством Габсбургов поддерживало большинство избирателей, среди которых были и люди, видевшие в этом союзе прообраз Европы будущего, открытой для экономической конкуренции и без дипломатических претензий друг к другу.
Сохранение австрийской монархии было также необходимо Германии. Последовавшие после ПМВ рассуждения о том, что Берлину-де следовало смириться с разгромом Вены, расстроив тем самым Антанту в самом зародыше, не выдерживают ни малейшей критики.

Во-первых, совершенно не очевидна логика того, почему, к примеру, Франция не могла смириться с Франкфуртским миром 1871 года, а Россия - с "военной экзекуцией" Сербии в 1914 году, зато Германия обязана была допустить уничтожение Двуединой монархии, уподобившись тем жертвам Полифема, которые рассчитывали лишь на то, что циклоп съест их попозже.
Во-вторых, совершенно очевидно, что движущей силой т.н. "первой Антанты" были вовсе не русские претензии на Балканах, а французские - в Европе (а позже и британские, во всем мире). В этом смысле, немцы могли бы уступать Санкт-Петербургу до бесконечности и не выиграли бы ничего. Наконец, сам подход, совершенно игнорирующий современное тем событиям настроение того или иного общество, сводит историю к осознанному выбору тех или иных государственных деятелей, что совершенно ошибочно.

Реальная же "германская экспансия" между 1879 годом и началом Мировой войны, с точки зрения наиболее заманчивых ее целей, никогда не достигала практики американской дипломатии, с ее доктринами Монро для Северной Америки или Хэя для Восточной Азии - той самой "Миттельевропой", которая спустя две мировые войны все-таки появилась в виде Европейского Союза.

Эти смутные намерения, вплоть до отречения последнего кайзера, редко озвучиваемые публично, а тем более официально и "четко", были заметны миру лишь в экспрессивных высказываниях Вильгельма II, который то хотел заключить союз с Францией (что неизменно встречало шквал насмешек и "дипломатический отлуп"), то защищать Европу в Латинской Америке или в Китае ("испанская война" и "боксерское восстание" соответственно).

Разумеется, все эти неловкие были обречены изначально: во Франции, России и, после 1905 года, в Великобритании, хорошо знали чего они хотят - и этим отличались от немцев, как взломщик, совершенно четко представляющий себе что именно и как он намерен похитить, от хозяина дома, надеющегося, что надежные замки и чуткий сон оберегут его от дурных замыслов. В чем политики Антанты ошибались, так это в определении степени "сопутствующего урона" - пожалуй, имей они более-менее близкое представление о грядущем, то история могла бы пойти иначе. Но подобная степень предвидения - дело чрезвычайно редкое, почти невозможное (а чаще всего - и благодетельное, иначе как бы мы избавлялись от наиболее омерзительных форм тирании?), а потому война и началась.

В этом смысле крайне характерным является разница последствий предполагаемой "быстрой победы" для обеих сторон: одержи Центральные державы верх в 1914-15 гг. и карта Европы, не говоря уже о мире, изменилась бы крайне незначительно. Преуспей Антанта - и Версальский мир был бы воспроизведен в еще более масштабном виде, чем в нашей реальности. Потребовалось несколько лет мировой бойни, непреклонность "союзников" и обозначившаяся возможность победы, заставившие немцев перейти от рассуждений к практике.

Взяв за основу теоретические положения сороковых-пятидесятых годов XIX века, в популярной форме изложенные американским президентом Вильсоном, предложившим "национальное самоопределение" для всех врагов Антанты, в Берлине попытались создать "Срединную Европу" хотя бы частично - реализовав "вильсоновские" принципы за счет погибшей империи Романовых.

Комплекс военно-политических усилий в Брест-Литовске, ставший прообразом "национального пробуждения" в 1989-91 гг. в СССР, был, конечно, запоздалым и требовал куда больших "вложений", нежели Центральные державы могли себе позволить в 1918 году. Однако, это было первым и наиболее явным проявлением той самой "вельтполитик", о которой в Германии после Бисмарка много говорили, но не слишком усердно занимались. По крайней мере, все это имело куда более современный вид, нежели предвоенные статьи отставных генералов, предлагающих добиться для рейха того или иного стратегического пункта на границах.

И, разумеется, реальное наполнение этих намерений отличалась от примитивных пропагандистских карт, вроде этой, как день от ночи. Германская дипломатия завершающего этапа Мировой войны подразумевала создание новых государств, но не совершенного уничтожения старых, то есть, фактически, оставалась оборонительной (вынужденно или нет - вопрос бессмысленный), тогда как страны Антанты и в условиях 1918-19 гг. стремились к выполнению изначальных целей.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив