Как Россия пережила корниловский мятеж

Собственно, попыток было — три. О последней — пригожинской — говорить не буду по понятным соображениям. Но давайте вспомним август 91-го и сравним его со знаменитым Корниловским мятежом (тоже августа!) 1917 года. Сам, помню, писал в 1991-м, что страна счастливо избегла незавидной участи — хотя бы судя по тем, кто мятеж возглавил.

Кстати сказать, за оценку и сейчас не стыдно: мятежники были как на подбор (в отличие от 1917-го, оговорюсь справедливости ради).

Но что мы знаем о том, корниловском? Что изучали на уроках истории в средней школе? Реакционное офицерство во главе с верховным главнокомандующим, напуганное революцией, попыталось восстановить самодержавие, но потерпело фиаско. Наступающий на столицу кавалерийский корпус генерала Крымова («с целью потопить город в крови рабочих») был распропагандирован и рассеян, сам Крымов после встречи с Керенским попытался застрелиться, но его настигла карающая рука народа. «Через несколько часов в Николаевском военном госпитале под площадную брань и издевательства революционной демократии в лице госпитальных фельдшеров и прислуги, срывавшей с раненого повязки, Крымов, приходивший изредка в сознание, умер».

Это была единственная жертва мятежа.

Впрочем, про события в госпитале в наших учебниках не было ни слова; в детали учебники не вдавались: покончил жизнь самоубийством генерал Крымов — и все. Точка. Скоро в том же Петрограде произошли куда более важные события…

В советской историографии окончательно утвердились и основные направления изучения Корниловского выступления,

согласно которым рассмотрение конкретных событий шло с точки зрения альтернативы «Корнилов или Ленин», и доказательства того факта, что у России в сентябре-октябре 1917 года был выбор только между «корниловской военной диктатурой или же социалистической революцией большевиков».

В 2003-м Фонд А.Н. Яковлева издал два огромных тома документов Чрезвычайной комиссии, созданной Временным правительством для всестороннего расследования Корниловского мятежа. К сожалению, заслуживающего внимания двухтомник не привлек, хотя напрасно.

Много неожиданного можно увидеть на страницах этих двух томов.

От катастрофы к катастрофе

Надо сказать, от чтения документов охватывает чувство обреченности. Такое ощущение возникает, что к власти в России (неизменно и неотвратимо) прорываются не самые лучшие, не самые знающие, не самые умелые люди, а наоборот, — раз за разом при смене режимов и «социально-экономических формаций» все более и более неподготовленные, невежественные, подловатые. При этом — самодовольные, амбициозные, властолюбивые.

Началось все, следует отдать должное, с царского правительства, старательно (виртуозно, я бы сказал) избавлявшегося от всех, кто мог хоть что-то спасти. Пришли «временные», менее чем за год трижды менявшие состав на все более и более негодный.

Остановила их — октябрьская катастрофа.

И все — под неумолчные народные аплодисменты. В замечательной книге профессора Колоницкого («Товарищ Керенский») с подробностями описываются встречи населения с нежданно обожествленным министром-председателем… Через пару месяцев столь же восторженно (в буквальном смысле слова — на руках) будут носить его противника — Верховного главнокомандующего Корнилова. Потом — Ленина, Троцкого, Зиновьева… Потом — Сталина… Потом — Хрущева…

Кого из них — заслуженно? «Кто более матери-истории ценен?»

А по стране тем временем будет все шире разливаться народная вольница с резней, массовыми убийствами, погромами, сожженными барскими усадьбами и крестьянскими хатами, свежеотстроенными заводами и гидроэлектростанциями…

А что? Ничего не жалко! Никто не дорог!

Крик души Антона Ивановича Деникина

Среди опубликованных документов есть показания генерала Лукомского, вспоминающего совещание в Ставке и выступление на нем Деникина.

Как видно из протокола совещания 16 июля, речь генерала Деникина в качестве главнокомандующего Западным фронтом заключалась в следующем. Генерал, вступив в командование фронтом, застал войска его совершенно развалившимися.

Когда пришла пора исполнять свой долг, когда был дан приказ о занятии исходного положения для наступления, до десяти дивизий не становились в исходное положение.

В полках по восемь-десять самогонных спиртных заводов; пьянство, картеж, буйство, грабежи, убийства… Все, что было возможно в отношении нравственного воздействия, было сделано.

«Но г. Верховный главнокомандующий (тогда — Брусилов) не знает, что митинг 1-го Сибирского корпуса, где его речь принималась наиболее восторженно, после его отъезда продолжался… Выступали новые ораторы, призывавшие не слушать «старого буржуя» и осыпавшие его площадной бранью. Их призывы также встречались громом аплодисментов».

Деникин так характеризует комиссаров Западного фронта.

• Один, быть может, хороший и честный человек, но утопист, совершенно не знающий не только военной жизни, но и жизни вообще. О своей власти необычайно высокого мнения.


• Другой — с таким же знанием военной жизни — социал-демократ, стоящий на грани меньшевизма и большевизма, тот развал, которой был внесен в армию декларацией, счел недостаточным и требовал дальнейшей демократизации, отвода и аттестации начальников, отмены второй половины §14, предоставлявшей начальникам право применять оружие против трусов и негодяев, требовал свободы слова не только во внеслужебное время, но и на службе…


• Третий — нерусский — по-видимому, с презрением относящийся к русскому солдату, подходил к полку обыкновенно с таким градом отборных ругательств, к каким никогда не прибегали начальники при царском режиме. И странно: сознательные и свободные революционные воины принимают это обращение как должное, слушают и исполняют. Комиссар этот, по заявлению начальников, приносит несомненную пользу.

Другое разрушающее начало — комитеты. Генерал Деникин не отрицает прекрасной работы многих комитетов, всеми силами исполняющих свой долг, но утверждает,

что принесенная ими польза ни в малейшей степени не окупит того огромного вреда, который внесло в управление армией многовластие, многоголовие, столкновения, вмешательство, дискредитирование власти, и иллюстрирует свою мысль рядом примеров.

Учесть все то зло, которое внесено было комитетами, трудно. В них нет своей твердой дисциплины. Вынесенное отрадное постановление большинством голосов — это мало. Проводят его в жизнь отдельные члены комитета. И большевики, прикрываясь положением члена комитета, не раз безвозбранно сеяли семена смуты и бунта.

Дальше генерал Деникин описывает предпринятое наступление по донесениям начальников, сообщающих о трусости и недисциплинированности некоторых частей, доходивших до паники, до огромного размера самовольной утечки солдат и т.д. Генерал Деникин констатирует, что никогда еще ему не приходилось драться при таком перевесе в числе штыков и материальных средств. Никогда еще обстановка не сулила таких блестящих перспектив. На фронте протяженностью в 19 верст у него было 184 батальона против 29 вражеских; 900 орудий против 300 немецких; 138 батальонов было введено в бой против перволинейных 17 немецких. И все пошло прахом.

Генерал Деникин говорит:

«У нас нет армии, и необходимо во что бы то ни стало создать ее. Новые законы правительства, выводящие армию на надлежащий путь, еще не проникли в толщу ее, и трудно сказать поэтому, какое они произвели впечатление. Ясно, что одни репрессии не в силах вывести армию из того тупика, в который она попала».

Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, он, генерал Деникин, протестует. Армию развалили другие, а «большевики лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках армейского организма. Развалило армию военное законодательство последних четырех месяцев».

И что же дальше?

По обвинению в поддержке заявления своего верховного главнокомандующего Корнилова в августе того же 1917 года главнокомандующий фронтом Деникин был арестован комиссаром фронта Иорданским. Была сделана попытка судить его «революционным народным судом» (военно-полевым) и без лишних разговоров расстрелять вместе с пятью подельниками-генералами.

Газета «Русские ведомости» о «Бердичевском инциденте» 27 сентября 1917 года сообщала об этом так:

Речь, обращаю внимание, лишь о том, чтобы арестованных на Юго-Западном фронте передать Чрезвычайной комиссии — для расследования дела всех обвиненных в мятеже вместе в главной Ставке. Причем Чрезвычайная комиссия была назначена министром-председателем лично из числа ему знакомых, казалось бы, верных людей. Керенский вертелся как мог:

с одной стороны — Комиссия получила невиданные полномочия, и все были обязаны исполнять ее приказы. С другой — Совет депутатов фронта и (назначенный Керенским же!) комиссар желали лично расстрелять своих генералов.

Этим делом занималось не только Временное правительство. Но и ВЦИК Советов депутатов. И ВЦИК тоже встал на сторону Комиссии. Но комиссар пугал оппонентов солдатскими волнениями. И все начиная с премьера боялись.

Председатель Комиссии Шабловский отвечал с подчеркнутой официальностью:

«Господин министр-председатель. Я не представляю себе, чтобы все солдаты всего Юго-Западного фронта не только требовали военно-полевого суда в Бердичеве, но даже чтобы они знали толком о существовании этого процесса. Кроме того, я думаю, что на комиссаре лежит обязанность не плыть по течению за неразумной толпой, а образумить ее, чего, по-видимому, г. комиссаром фронта сделано вовсе не было».

В результате Комиссия своего добилась. «Юго-западные» генералы выжили и были переведены к остальным, в тюрьму города Быхов.

«Деникин выразился, что какие бы тяжкие обстоятельства ни произошли в будущем в его жизни, они не будут горше тех двух часов, в течение которых он шел в Бердичеве под гам, неистовые крики, ругательства и оскорбления с бросанием камней толпы солдат, разнузданных, искусственно озлобленных, подстрекаемых к насилию, самосуду».

Игры со списками

Но — вернемся к «мятежу».

«Чрезвычайная комиссия для расследования дела о бывшем Верховном главнокомандующем генерале Л.Г. Корнилове и его соучастниках» была назначена 29 августа 1917 года, и можно с уверенностью сказать, именно она дала образец профессионализма и принципиальности, коих в окружающей действительности наблюдался очевидный дефицит. Думаю, надо перечислить тех, кто в неописуемо трудных условиях за два месяца провел и закончил это дело. Председателем стал главный военно-морской прокурор Иосиф Шабловский, секретарем — помощник военного прокурора Петроградского военно-окружного суда полковник Николай Украинцев, члены: военный следователь, состоящий при Чрезвычайной следственной комиссии, полковник Роман Раупах, и судебный следователь Петроградского суда по особо важным делам Николай Колоколов.

Хорошо бы не забыть их имена.